Олег Рой - Страх. Книга 1. И небеса пронзит комета
Я набрала номер Эдит (эту жутковатую женщину из Корпорации я называю своей покровительницей, и она действительно немало для меня делает, хотя, разумеется, не из сочувствия, а по своим, неизвестным мне надобностям), но та лишь прошипела – не сейчас, мол – и сбросила звонок. Значит, перезвонит позже. И тогда уже я, как мы договаривались, сброшу звонок, уединюсь, скажем, в туалете, откуда можно поговорить обстоятельно. Советы Эдит всегда оказываются для меня полезны. Помогают справиться с разными сложностями. Ее же интересует семья Кмоторовичей, причем в этом интересе нет ни капли дружелюбия. Еще бы! Александр Кмоторович – заклятый враг Корпорации, и Эдит полагает, что он способен изрядно навредить. Сама-то я ничего в этом не понимаю, но раз Эдит мне помогает, отчего же и мне не помочь ей?
И пусть иногда она меня удивляет и даже пугает. Не мне ее судить. Я почти ничего не знаю о ней, а то, что знаю, меня несколько шокирует. Во время одной из наших встреч, слишком много выпив, она в припадке пьяной откровенности рассказала, что в детстве спала со своим отчимом. Нет-нет, он вовсе ее не соблазнял, тем более не насиловал. Она сказала, что сама соблазнила его, чтобы отомстить матери – то ли та не купила ей какое-то сногсшибательное платье, то ли не пустила на какую-то вечеринку. И Эдит решила, что соблазнить отчима – это прекрасная месть. И знаете, когда она об этом рассказывала, она не огорчалась, не стыдилась. Ей это нравилось, она ничуть не сомневалась, что поступает правильно.
И еще Эдит со смехом рассказывала, что у нее была замечательная собака по кличке Мо, которая терпеть не могла нищих, хромых, вообще инвалидов. Она буквально набрасывалась на них. Эдит сказала, что эта собака научила ее правильному отношению к людям. Уродам, больным, слабым не надо сочувствовать, это ненужный балласт, они мешают нормальным людям. Они вообще не нужны. Я не стала ей возражать, только внутренне поежилась и незаметно перевела разговор на другую тему.
Странно, но эта не очень-то приятная женщина сыграла большую роль в моей жизни. Именно с ее помощью я заполучила себе мужа. Именно она порекомендовала меня (домработницу, не подумайте дурного!) Валентину. Дальше – дело техники. Измученный постоянными скандалами, Валентин быстро попался на мои нехитрые чары – совсем несложно ведь изобразить «тихую послушную овечку».
Нечестно? Ну-ну. Вам, с вашей высокомерной «моралью» никогда не понять тех, кто может рассчитывать только на себя. А у меня, между прочим, еще и сын растет. Ради него я не то что овечкой прикинусь, ради него я все сделаю. В общем, никогда не говорите помоечной кошке о честности: она вас не поймет и не оценит вашу, черт бы ее побрал, порядочность.
Валентин вернулся минут через десять, и я сразу же, хотя и довольно неловко, потянулась к нему, всем телом выражая одновременно испуг от его отсутствия и радость от его возвращения. Мое движение было неуклюжим из-за АР, но это и к лучшему. Мужчинам необходимо чувствовать, что женщина нуждается в их заботе, а для того, чтобы вызвать это чувство, нет ничего лучше позы беспомощности и уязвимости. А сейчас я выгляжу прямо-таки образцом беспомощности и уязвимости. Этакий несчастный, голодный, выброшенный на улицу котенок. Вы будете жалеть его, умиляться, сочувствовать – до тех пор, пока он не пронесет мимо вас крысу размером с него самого.
Валентин бережно помог мне лечь, обнимая и стараясь успокоить. Как ни странно, я действительно успокоилась. Не столько из-за его заботливой ласки, сколько просто от его присутствия рядом. Должно быть, в глубине души я до сих пор никак не осознаю, что он – мой, что он никуда не денется. Я гладила его свободной рукой, и он стал гладить и целовать меня, сперва нежно, затем – со страстью. Это, знаете ли, довольно странно – заниматься сексом, будучи прикованной к аппаратам, пожирающим твою плоть (именно этим АР и занимались, перерабатывая ткани материнского тела в тело будущего ребенка), но, в общем, ничего особенного. Если абстрагироваться. Конечно, Валентина нельзя назвать суперлюбовником, но все же он в этом отношении вполне на уровне. С ним бывает вполне хорошо. Не так, чтобы в исступлении взмывать в небеса и там парить, расталкивая звезды и все такое. Нет, никаких особых восторгов. Просто тепло и приятно. Комфортабельно хорошо, я бы сказала. И еще. Аппараты аппаратами, но в постели Валентин выкладывался полностью, словно стараясь что-то кому-то доказать – то ли мне, то ли себе самому. Мне-то плевать на такие «доказательства», тем более сейчас, но нельзя не радоваться, что после каждого нашего соития Валентин становится спокойнее и выглядит счастливым.
Больше всего я боялась, что моя покровительница позвонит в разгар нашей возни, но обошлось. Когда все закончилось, Валентин помог мне переложить АР на тележку (да-да, тот самый «робот-пылесос», приделанный к кронштейну капельницы), чтобы я могла добраться наконец до ванной. Там опять-таки с его помощью я опустилась в душистую воду. Мастера из центра Ройзельмана предусмотрели специальные приспособления для АР, заботясь, впрочем, не столько о самих АР (аппараты герметичны, в воду с ними можно погружаться безбоязненно), сколько о женщинах с сильно развитым чувством ответственности – таких, как я. Валентин предложил подождать, пока я приму ванну, чтобы помочь мне выбраться из нее, но я заметила, что он клюет носом, и отослала его обратно в спальню, заверив, что выберусь сама. Правда-правда, за два дня я освоилась с аппаратами вполне прилично и действительно была в состоянии это сделать.
Я просидела в ванне довольно долго и уже почти собралась вылезать, когда наконец позвонила моя покровительница:
– Что-то случилось?
– Нет, нет, все хорошо.
– А где благоверный? – К Валентину Эдит относилась без малейшего почтения.
– Потрахался и теперь спит без задних ног, – ответила я в тон ей. С каждым человеком нужно разговаривать по-разному. Эдит любит вот такой залихватски-циничный тон. – Мужчины и впрямь абсолютно примитивные создания.
– Так зачем же ты в таком случае звонила?
– Он проснулся раньше меня и ушел, а мне неожиданно стало очень страшно, – призналась я.
– Ничего, это нормально. Но постарайся быть спокойной. В конце концов, тебе-то нечего бояться – на твоей стороне закон. Все нынешние законы – на твоей стороне. Ну и я, если что, подтолкну куда надо.
– Да, конечно. Спасибо.
Выключив коммуникатор, я задумалась. Конечно, я Валентина беззастенчиво использую. Но ведь взамен я даю ему то, в чем он так остро нуждается – уверенность, покой, удовольствие. А скоро подарю и детей. Ведь он очень хочет детей. Я могу сделать его счастливым, да и мне рядом с ним… хорошо.
Ну и зачем тогда вообще нужна сумасшедшая любовь?
14.12.2042. Город.
ЖК «Уютный». Вера
Меня всегда радовали солнечные утра, тем более зимой. А сегодня – особенно. Ведь меня разбудил самый прекрасный звук на свете – требовательный голос моей малышки.
Моей звездочки. Моего сокровища. Моей Оленьки.
Ей всего три недели от роду, но развита она как… ну как полугодовалый ребенок. Во время беременности (если это можно так назвать) я перечитала уйму специальной литературы, поэтому знаю, что в этом возрасте младенцы совершенно беспомощны. А Оленька уже пытается держать головку и непрерывно (когда не ест и не спит) изучает все вокруг себя своими любопытными глазенками. Она даже кричит не так, как обычные младенцы – не бессмысленно громко, а уверенно и требовательно, как будто знает, что я непременно услышу и тут же приду к ней.
Едва проснувшись, я сразу же делаю себе укол, чтобы стимулировать процесс молокоотдачи. Мне в этом смысле легче, чем другим женщинам, ведь я совсем недавно была беременна, к тому же на большом сроке, поэтому мой организм уже был отчасти подготовлен к кормлению грудью. Другим участницам Программы приходится получать специальную гормональную терапию, а у меня все чики-пики: укололась, и вот уже Олечка с удовольствием кушает. Очень активно, пытаясь обхватить грудь своими крошечными ручонками – это ей пока не очень удается, только у меня вся кожа в царапинках. Но меня это совсем-совсем не беспокоит, наоборот, ужасно умиляет.
Для кормления я бережно устраиваю Оленьку на протезе. Он гораздо надежнее, чем своя, родная рука. Врачи меня не обманули. Вообще-то я чувствую протез немного хуже, чем свою руку, но в целом он почти не доставляет мне неудобств. Разве что когда чешется. Это очень странно: моя подкорка (или что там) сигнализирует, что у меня чешется рука, требуя, чтобы я ее почесала. Но если почесать протез, хотя я и чувствую это встроенными в покрытие рецепторами, подкорку обмануть не удается, она настаивает на своем. Приходится принимать успокоительные капли. Но врачи говорят, что для малышки это совершенно безопасно.
