Александр Смирнов - Чернокнижник
Милиционеры не догадывались, что власть, возненавидев лозунг «Народ и партия едины», первое, что сделала, это установила огромный забор между народом и властью. Милиционеры наивно полагали, что их отнесут к власти, но реформаторы решили по-другому. Зарплата дошла до таких размеров, что на неё невозможно было прожить не только месяц, но и несколько дней.
Получив как-то зарплату, молодой оперативник разложил купюры на столе и не сводил с них глаз, думая, как же он будет жить на эти деньги.
– Проблемы? – услышал он возле себя голос старшего опера.
Малышев развёл руками и ничего не ответил.
– Гена, ты слышал что-нибудь о Козьме Пруткове?
– Нет, – растерянно ответил Малышев.
– А напрасно. Умный был мужик.
– А кем он был? – спросил Малышев.
– Если честно, то его вообще не было. Это литературный псевдоним нескольких писателей. Лично мне нравятся их афоризмы.
– Какие афоризмы?
– Ну, например: спасение утопающих дело рук самих утопающих.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Это не я хочу сказать, это Козьма Прутков хочет сказать.
Гена собрал со стола деньги, сунул их в карман и внимательно посмотрел на опера.
– Крышевать надо, понял?
– Что? – растерялся Гена.
– Иначе загнёшься.
– Да, но…
– И не только ты. Над нами начальники стоят, которые находятся точно в таком же положении, а у тех начальников тоже начальники, и так далее.
От этих слов у молодого офицера на какое-то время пропал дар речи. «Это что же получается, грабь награбленное?» – хотел он сказать собеседнику, но старшего опера уже не было. Капитан, который получил в кассе деньги и сунул их в карман, не пересчитывая, проходя мимо Гены, усмехнулся.
– Что, молодой, мало? Так нас с тобой эта власть ценит. Впрочем, если не нравится, можешь идти к бандитам, они к своим кадрам лучше относятся.
– К кому-кому? – переспросил Гена.
– Я хотел сказать, в частные охранные предприятия, – поправился капитан, – впрочем, это одно и тоже.
Шок не может продолжаться вечно. Как известно, человек привыкает ко всему. Были, правда, те, кто привыкнуть не мог, но и у тех был выход – кладбище. Страна, собравшись с духом, шагнула в пропасть капитализма, и по образцу американских вестернов стала убивать, жечь, насиловать и грабить. Вместо учреждений министерства внутренних дел «порядок» в стране стали обеспечивать многочисленные бандитские группировки, самой слабой и нерешительной из которых была группировка под названием «милиция».
Проведя как-то совещание, начальник Гены, отпустив всех, попросил его задержаться.
– Как у тебя дела? – спросил он и протянул свою руку.
Гена дал начальнику папку, которую он принёс на совещание, и которую так и не пришлось открыть.
– Ну что ж, неплохо, очень даже неплохо, – говорил начальник не то себе, не то своему сотруднику, просматривая содержимое папки.
– Что же там хорошего? Все доказательства косвенные, суду предъявлять нечего.
– А зачем тебе нужен суд? До суда мы доводить ничего не будем.
– То есть, как это, не будем? – не понял Гена.
– Если мы доведём до суда, то суд сам всё себе и возьмёт, а это нас не устраивает, – пояснил начальник.
– Что возьмёт суд?
Начальник посмотрел по сторонам и отечески улыбнулся.
– Подожди, я тебе всё объясню.
Гена пересел поближе к начальнику и приготовился внимательно слушать.
– Вот, видишь, – начал шеф, показывая на листок в деле. – Это Шкворень – он работает на Тамбовцев. Те его, конечно, нам не отдадут, но заплатить – заплатят, тут они никуда не денутся. А этот персонаж, – начальник показал на приложенную к делу фотокарточку, – неизвестно на кого работает. Скорее всего, это либо дебютант, либо беспредельщик. Нам необходимо выяснить, серьёзная у них организация или нет. Если нет, то мы его закрываем, и Тамбовцы нам ещё доплачивают за то, что мы убрали конкурента, а если нет, то они всё равно нам платят за то, что мы их вывели на конкурента. Сечёшь? При любом раскладе они должны нам платить.
– А потерпевший?
– А что потерпевший? Потерпевший – барыга, он по жизни платить должен. Если его никто защитить не сумел, то его крышей будем мы.
Гена хотел возмутиться, хотел напомнить начальнику, что они офицеры милиции, а не бандиты, но почему-то сказал совсем не то, что хотел:
– У этого барыги за душой ничего не осталось. Его всего выпотрошили.
– Что, совсем ничего? – сочувственно спросил начальник.
Гена покачал головой.
– Жаль, а я хотел барыгу тебе оставить.
Начальник закрыл папку и положил её в ящик своего стола. Оттуда он вытащил другую и подал её Гене.
– Возьми, этого взяли при попытке ограбления сберкассы, у него есть, что взять.
Иванов Владимир Петрович был одним из тех членов общества, которые, обладая поплавком (значком высшего учебного заведения), в материальном плане шёл, как говорится, на дно. Во времена советской власти так и говорили: «поплавок зачастую бывает и грузилом». Понять это очень просто: Для того, чтобы занять мало-мальски значимый пост, необходимо быть членом партии. Однако вступить в партию, имея на груди поплавок, было не так-то просто. Партия в стране советов была рабоче-крестьянская, то есть, состояла из представителей двух основных классов общества – рабочих и крестьян. Интеллигенция, к коей относились люди, имеющие высшее образование, вообще ни к какому классу не относились, они квалифицировались, как прослойка. Совершенно очевидно, что если бы общество двигалось вперёд исключительно благодаря этим двум классам, то оно, если бы и дошло до чего, так это не до развитого социализма, а до пивного ларька, где с лёгкой душой пропило бы всё, включая и социализм. Именно поэтому интеллигентов, хотелось этого обществу или не хотелось, но принимали в партию. Должен же кто-то руководить государством? Не всем же только руки поднимать на собраниях? Именно поэтому в райкомах партии свято соблюдалось негласное правило: принять в партию одного инженера можно было только после того, как будут приняты в партию трое рабочих.
Владимир Петрович, уже второй год исполнявший обязанности начальника отдела технического контроля, стоял перед секретарём партийной организацией с заявлением о приёме в партию, потому как другим способом исключить из названия своей должности пресловутую аббревиатуру «ИО» не было никакой возможности.
– Я же тебе говорил, что пока мы не примем трёх рабочих, нам никто не разрешит взять инженера, – объяснял ему секретарь.
– Аркадий Иванович, но уже два года прошло! Неужели за два года не приняли ни одного рабочего?
– Ну почему же не приняли? Троих приняли.
– Тогда почему же опять осталось троё?
– Не можем же мы допустить, чтобы у нас директор не был членом партии! Пришлось его вставить вне очереди.
– Это что же, за два года всего трое рабочих?
– А ты что думал? Это ведь тебе партия для карьеры нужна, а им для чего? Они и без партии прекрасно обходятся.
– Выходит, что нашему рабочему классу партия не нужна?
Секретарь вздрогнул и осмотрелся.
– Ты думаешь, что говоришь?
– А что я такого сказал? Или у вас на вступление в партию очередь из рабочих стоит?
– Очередь стоит, только не из рабочих, а из карьеристов, вроде тебя.
– Что вы хотите этим сказать?
– А то, что слышал: тебе партия нужна только для одной цели – карьерного роста.
– Неужели вы считаете, что для руководителя карьерный рост ничего не значит? Вы-то для чего в партию вступали?
Секретарь снова подозрительно осмотрелся.
– Володя, ты совсем за своей речью не следишь.
– А что ты ёрзаешь, будто сейчас тридцать седьмой год? – забыв, что встреча носит официальный характер, перешёл на «ТЫ» Владимир Петрович.
Однако это обстоятельство нисколько не смутило секретаря партийной организации.
– Я, между прочим, в партию вступил, когда на рабочей сетке был.
Аркадий Иванович вдруг улыбнулся и с хитрецой посмотрел на исполняющего обязанности начальника ОТК. Тот, заметив это, понял, что секретарь нашёл какой-то выход из создавшегося тупика.
– А если тебе перейти на рабочую сетку? – вдруг предложил Аркадий Иванович.
– Мне? Я же инженер!
– А ты слышал выступление Леонида Ильича на съезде? Наша партия гордится тем, что среди рабочих всё больше и больше людей с высшим образованием.
– Да этим не гордиться, этого стыдиться надо. Государство тратит сумасшедшие деньги на подготовку инженера, а он потом, вместо того, чтобы реализовывать свои знания, гайки крутит!
– Почему гайки? В стране много станков с числовым программным управлением…
– В стране может быть и много, а на нашем заводе зубило и кувалда – вот весь инструмент пролетариата.
– Володя, давай будем рассуждать по государственному. Раз на съезде так считают, значит это государство устраивает. И не только государство, но и нас с тобой. У меня сразу рост по рабочему классу появятся, а ты через два года можешь считать себя членом КПСС.
