Энтони Берджесс - Вожделеющее семя
Войдя в столовую, Тристрам сразу же увидел мистера Доллимора, который уже был там и, обращаясь к солдатам, говорил: — Мы очень любим нашу добрую старую Англию. Всё для нее сделаем, что можем, так, ребята?
Его глаза сияли за стеклами очков, лоб был влажным, как стальная переборка. Смущенные солдаты отводили глаза. Тристрам вдруг понял, что очень их любит.
В трюм ворвался холодный морской воздух: открыли люки. Из громкоговорителей послышался равнодушный голос корабельного старшины, который начал объявлять порядок высадки. У Тристрама было время не спеша выбраться на палубу.
Темнота, редкие огоньки, леера, тросы, плюющиеся матросы в свитерах, обжигающий холод. На берегу — треск и глухие удары, вспышки разрывов.
— Где мы? — спросил Тристрам матроса с плоским лицом.
Матрос покрутил головой и сообщил, что не говорит по— английски: — Инго хуа, во бу дун.
«Китаец», — подумал Тристрам. Морской ветер шипел и свистел, это был язык чужого моря. «Чужого ли?» — задумался он.
Солдаты, взвод за взводом, быстро перебирая ногами в тяжелых ботинках, спускались по крутым сходням. Темный причал вонял мазутом. Фонарей было очень мало, словно было введено затемнение, но какое-то не совсем настоящее.
Офицеры-транспортники сновали взад и вперед, размахивая планшетками. Служащие военной полиции неторопливо прогуливались парами. Майор-штабник с красными петлицами и деланным акцентом аристократа орал на солдат, как погонщик скота, и подравнивал свой фланг с помощью плетеного кожаного стека. Мистер Доллимор, вместе с другими младшими офицерами, был вызван на короткое совещание неподалеку от какого-то сарая. В глубине суши слышались залпы тяжелых орудий и визг снарядов, виднелись огненные вспышки — в общем, все, как в кино про войну. Незнакомый капитан с торчащими, как У жука, усами, сильно жестикулируя, что-то объяснял мистеру Доллимору и его товарищам, которые стояли, разинув рот. «А где же капитаны из нашей бригады? — Тристрам с беспокойством заметил, что среди офицеров их части нет ни одного званием выше лейтенанта. — Так-так. Значит, капитан Беренс просто сопровождал свою роту до корабля; значит, пушечное мясо — это от лейтенанта и ниже…» Мистер Доллимор вернулся назад и, запыхаясь, сообщил, что им предстоит совершить марш до базового лагеря, который находится в миле отсюда. Взвод за взводом батальон тронулся в путь, ведомый незнакомым капитаном. Солдаты тихо запели, прислушиваясь к ночи:
Мы вернемся домой, Мы вернемся домой, Может, летом, может, летом, Ну а может, зимой, Может, утром, может, утром Иль во тьме ночной.
Был безлунный вечер. Вспышки подсвечивали странные силуэты изуродованных деревьев по обе стороны шоссе. Кругом расстилалось пустынное, без единого деревенского дома, поле. Неожиданно капрал Хейзкелл сказал: — Я это место знаю. Клянусь. Есть тут что-то такое в воздухе… мягкое. Это Кэрри. Или Клэр. Или Голуэй. Я до войны объездил все западное побережье, — объяснил он почти извиняющимся тоном.
— Купить-продать, понимаете. Я эту часть Ирландии как свои пять пальцев знаю. Такая, знаете, дождливая мягкость здесь… Значит, это мы с Маками идем воевать… Ну-ну. Дерутся они, как дьяволы. И никакие комплексы их не мучают. Отрежут вам башку и набьют опилками.
Приблизившись к базовому лагерю, подразделения перешли на строевой шаг. Их встретили забор из колючей проволоки, бетонные столбы ворот, болтающуюся створку которых придерживал часовой, и бараки с освещенными окнами. В лагере почти не наблюдалось движения. Какой-то солдат, напевая, нес кружки с чаем, стараясь не уронить лежавшие сверху булочки. Из сарая с вывеской «Сержантская столовая» доносилось меланхолическое позвякивание посуды на накрываемых столах, пахло не очень горячим жиром, в котором что-то жарилось.
Раздалась команда «Стой!». Солдатам приказали повзводно следовать в казармы под командой нестроевых младших капралов, обутых в парусиновые туфли. Рожи капралов светились довольством штабных крыс. Сержантов разместили в помещениях без всяких удобств: под потолком слабо горела красным светом одна-единственная голая лампочка, на полу лежали пыльные засаленные ватные матрацы. Ни коек, ни запасных одеял не было. Грязная плита стояла холодной. Проводником сержантов был мрачный старшина из хозчасти.
— Где мы находимся? — спросил Тристрам.
— В базовом лагере двести двадцать два.
— Это мы знаем. Где он находится? — В ответ старшина с чмоканьем втянул воздух через зубы и вышел.
— Прислушайтесь, — сказал сержант Лайтбоди Тристраму, когда они, сбросив ранцы, встали у двери. — Вы ничего странного не замечаете в звуках стрельбы?
— Тут так много всяких звуков…
— Я понимаю, но вы прислушайтесь. Звуки доносятся вон оттуда. «Дада-рам, дада-рам, дада-рам». Улавливаете?
— Вроде бы.
— «Дада-рам. Дада-рам». Это ни о чем вам не напоминает?
— Очень правильный ритм, да? Я понимаю, что вы имеете в виду: ритм слишком правильный!
— Совершенно верно! Не напоминает ли это вам прощальную речь командира части немного?
— Боже! Боже! — прошептал потрясенный открытием Тристрам. — Поцарапанная граммофонная пластинка! Не может быть!
— Очень даже может быть. Мощное усиление. Вспышки магния. Электронная война, граммофонная война. И противник, бедняга, видит и слышит то же самое.
— Мы должны вырваться отсюда!
Тристрама била дрожь.
— Невозможно. Мы здесь в такой же ловушке, как и на корабле. Забор под током, часовому приказано стрелять без предупреждения. Нам придется сидеть здесь до конца.
Но они все же дошли до проволочного забора, который был высотой футов в двенадцать Ограждение было сплетено на совесть. Тристрам осветил землю фонариком — Смотрите.
Узкий луч освещал обугленный трупик воробья Помахивая пустым котелком, к ним приближался похожий на кролика младший капрал. Он был без головного убора, воротник кителя расстегнут.
— Держитесь отсюда подальше, ребятки, — проговорил он с наглостью лагерного ветерана. — Это же электричество. И очень много вольт. Сгорите, к чертовой матери.
— Где именно мы находимся? — спросил его сержант Лайтбоди.
— В базовом лагере двести двадцать два.
— О! Ради всего святого, где он находится? — воскликнул Тристрам.
— А это к делу не относится, — с проницательностью, свойственной его званию, ответил младший капрал — Это не имеет никакого значения. Есть такой кусочек земли, и все.
На дороге, проходившей рядом с лагерем, послышался усиливающийся рев моторов. Показался трехтонный грузовик с зажженными фарами, он направлялся к берегу моря. Вслед за ним проехал еще один грузовик, потом еще и еще… Это была целая колонна из десяти машин. Младший капрал стоял по стойке «смирно» до тех пор, пока не скрылся из глаз последний красный огонек.
— Покойнички, — сообщил он с тихим удовлетворением. — Полные грузовики трупов. А ведь подумать только, всего два дня назад они тоже были здесь, прогуливались, как и вы, перед ужином, а может, и со мной разговаривали, как и вы…
С деланной скорбью младший капрал покачал головой.
Далекий граммофон продолжал крутить пластинку: «Дада— рам, дада-рам…»
Глава 7
На следующее утро, сразу после мессы, им объявили, что вечером их отправят на фронт. Участие в каком-то шоу стало неизбежным. Мистер Доллимор сиял в его предвкушении.
— «Трубите трубы над морем тр-р-рупов!» — бестактно продекламировал он, стоя перед своим взводом.
— Похоже, что вы обуреваемы очень сильными позывами к смерти, — заметил Тристрам, чистивший свой пистолет.
— Что? Как? — Мистер Доллимор вернулся к реальности из своего цитатника. — Мы останемся живы. А боши получат свое, все, что им причитается!
— Боши?
— Да, враги. Это другое название противника, — объяснил Доллимор. — Когда я учился на офицерских курсах, нам каждый вечер кино показывали. Там всегда были боши. Нет, вру. Иногда там были фрицы. А иногда Джерри.
— Понятно. И вы, наверное, «проходили» стихи о войне?
— Да, утром в субботу. После перерыва. «Для воспитания боевого духа», — говорил капитан Одэн-Ишервуд. Это были мои любимые занятия.
— Понятно.
День был сухим и холодным, ветер поднимал пыль. Перед глазами — колючая проволока под сильным током, надписи «МО»
— «Министерство обороны», перепаханное взрывами поле за забором, приводящее в уныние точно так же, как и неспокойные воды Атлантики вокруг острова Б6. Вдали все так же трещали разрывы и были слышны глухие удары. Представление было круглосуточным. Вполне возможно, что диск-жокеи в звании младших капралов работали в три смены, но в небе не было ни одной вспышки В полдень древний аэроплан — растяжки, распорки, открытая кабина, машущий рукой летчик в защитных очках — пролетел над лагерем туда и обратно.
