Мария Стрелова - Метро 2033: Изоляция
Так или иначе, у бункера Гуманитарного института из прямых конкурентов за ограниченные ресурсы был только призрачный университет и станция Спортивная, встретившая экспедицию закрытым гермозатвором.
* * *После Катастрофы прошло несколько лет. Радиация, химическое и биологическое оружие сделали свое дело. На поверхности начали появляться первые мутанты, представлявшие смертельную опасность для отчаянных смельчаков, по самые глаза запакованных в резину. Мир больше не принадлежал человеку, и это понимали все. Началась настоящая война за ресурсы. Группы разведчиков, не получив ответного сигнала, открывали огонь. Так вырезали целые экспедиции. А перед жителями бункера стояла еще более трудная задача, известная только Алексеевой, – сделать так, чтобы о дислокации последнего убежища не узнали жители большого метро. После того, как Марина рассказала Григорию Николаевичу о том, что они видели на поверхности других людей, а участники вылазки с восторгом предлагали их догнать, установить контакты, узнать, как живет большое метро, девушка имела серьезный разговор с медиком бункера.
Людмила Владимировна посадила Марину у себя в кабинете, налила в чашку слабенького чаю из довоенной заварки.
– Послушай меня и запомни внимательно, – начала врач. – При постоянном действии радиации, даже такой сильной, как у нас, организм человека может восстанавливаться на девяносто процентов. Но как только уровень ее упадет, тело человека, перестроившееся для новых условий существования, моментально сбивается с ритма и перестает функционировать. Теперь для нас отсутствие радиации так же опасно, как для разведчиков метро подъемы на поверхность.
Алексеева поджала губы. Значит, никаких шансов на спасение у них не было…
– Я поняла. Никаких контактов.
– Больше тебе скажу. Не вздумайте даже попадаться на глаза другим экспедициям. Если вы окажетесь в метро – будете обречены. Смена воды, фильтрованный воздух сразу же вызовет у вас в организме сбой. Даже не берусь предсказать, что будет, это все очень индивидуально, но проверять на себе не советую. В любом случае это будет больно и мучительно. Может, за сутки с вами ничего и не станет, но через пару дней последствия окажутся плачевными. Мы в вечной изоляции, Марин… Мы все потеряли… – горько проговорила Людмила Владимировна. В ее глазах стояли слезы.
Медика, помнившего две эпохи, можно было понять и пожалеть. Она потеряла разом родных и близких, детей и внуков. И страшно и тоскливо было смотреть в ее глаза, полные безмерного отчаянья и безнадежности…
– Я поняла, Людмила Владимировна. Мы сделаем все возможное, – тихо сказала Марина, склонив голову.
– Береги себя. Ты очень нужна этому бункеру. Григорий один не справится. Поддержи его, девочка, – прошептала врач, промокая платком слезы на глазах.
* * *Марина шла по второму этажу бункера в хозяйственный отсек, чтобы проверить систему вентиляции. Последние два дня из труб пахло тухлятиной, и заместителю начальника бункера предстояло осмотреть еще и угольные фильтры, к которым она обычно не имела отношения.
Маленькая девочка лет пяти, дочка одного из ребят, сидела на ступеньках и плакала.
– Ты чего? – ласково просила Марина, присаживаясь рядом.
– Меня братик обижает! – заревела девчушка. – Ему самое лучшее дают, а мне то, что останется! Потому что он маленький!
– А зачем плакать? Маленьким надо уступать. Ты же уже совсем большая, – улыбнулась Марина.
– Да! – оживилась малышка. – Я даже историю знаю!
Слезы мгновенно высохли. Рассказать что-нибудь самой Марине Александровне казалось очень почетным.
– Да? И какую же историю?
– На нас американцы сбросили ядрену бомбу! – гордо возвестила девочка.
Алексеева засмеялась.
– Не ядрену, а ядерную! – поправила она.
– Ядерную… – протянула девочка. – Это поэтому я на папу не похожа и на маму тоже? Поэтому у меня зубок много и голова большая?
Марина смотрела на малышку, и ее сердце до краев заполняла боль.
– Ты самая красивая, солнышко. Просто непохожая на родителей. Беги и не думай ничего плохого.
Грудь сдавило, стало тяжело дышать.
«Мы выжили. Да, и даже родили детей. А зачем? Зачем все это? Продлить свои дни на жалкие десять лет? Что будет, когда закончится лекарство? Детки первые превратятся в монстров. Мы выйдем на поверхность из нашего убежища, и нас застрелят первые же разведчики, как мы расстреливаем мутантов. Зачем все это? Мы не цивилизация, не популяция. Мы медленно умирающая кучка биологического мусора. Нам повезло четырнадцать лет назад, удалось сбежать из пекла, чтобы попасть в зараженный бункер, доживать свои последние дни, не зная, что впереди. Нам повезло найти уцелевшие ампулы с пластохиноном, но мы не учли того, что препарат может оказаться не тем, за что мы его принимаем. Ловушка, отсроченный кошмар… Мы пытаемся строить культурное общество, что-то возродить – чего ради? Чтобы наши дети спрашивали, почему они не похожи на родителей? Забравшись под землю, закрывшись от всего мира, не смели обратиться за помощью к выжившим? Чего мы добились, что выгадали? Науку развиваем – да какая наука! Техники, медики, инженеры, вот кто сможет возродить цивилизацию. У них разработки, лаборатории, они могут создать костюмы, позволяющие долго находиться на поверхности, им и будет принадлежать мир, если когда-нибудь человеку будет суждено вернуться на поверхность. А нас бросили в эту яму медленно умирать. Как же, откроет нам университет двери, ждите! Нужны мы им… Физики и химики сами напишут историю. А вот от нас им толку мало, мы ничего не умеем, только мало-мальски поддержать системы бункера на несколько лет. А потом мы все мутируем, превратимся в монстров, и какой-нибудь неизвестный разведчик расстреляет нас так же, как мы убиваем «философов», потому что мы будем представлять опасность для выживших сапиенсов. Как это будет? Сможем ли сохранить рассудок или станем кровожадными тварями? Ох, не зря у детей так много зубов…»
Марина вздрогнула, на миг представив, как милая девочка со светлыми косичками хищно облизывается, утирая окровавленные губы.
На плечи женщине легли чьи-то ладони. Алексеева вскрикнула, круто обернулась, готовая ударить.
– Петя, это ты… – выдохнула она, опуская руки.
– Ты стала слишком нервной из-за своих экспедиций. Тебе стоит отдохнуть, хоть немного. Почему ты не в зале, там сейчас обед. Пойдем? – улыбнулся Петр.
– Мне нужно проверить фильтры. Прямо сейчас. Чувствуешь, пахнет тухлятиной? Мне это не нравится… – устало отозвалась Марина. – Принеси мне миску супа в кабинет, пожалуйста.
– Мне пойти с тобой? – ласково спросил мужчина.
С его появлением стало как-то легче, липкий страх отступил.
«Да! Да! Да!» – хотелось закричать ей. Идти в темные коридоры, где постоянно чувствовалось чье-то незримое присутствие, в полумраке разбирать тяжеленные фильтры одной не хотелось.
– Нет, – наконец ответила Алексеева, собравшись с силами.
Это только ее задача. Пускать в отсек фильтрации посторонних, пусть даже своего мужчину, было нельзя. Если там ЧП, пусть никто, кроме нее самой, пока о нем не знает.
– Марина, почему нет? Я хочу помочь! – мягко ответил Петр.
– Петя, займись своим делом! Иди на обед! – резко одернула его женщина.
Мужчина чуть наклонил голову, посмотрев ей в глаза, и пошел прочь.
«Что я за человек, – горько думала Марина, спускаясь по лестнице на второй ярус. – Обидела Петеньку, а он обо мне и правда искренне заботится…»
В большом зале было шумно, аппетитно пахло едой. Марина сглотнула, поджала губы и торопливо прошла через весь зал к хозяйственному отсеку. В сердцах захлопнула тяжелую гермодверь.
«Сама виновата. Нечего было утром рассиживаться, может, и успела бы к обеду, – одернула себя Алексеева. А жалобный голосок в голове продолжал выводить одну и ту же песню: – Ты похоронила себя, забыла про то, что ты женщина!»
– В первую очередь я заместитель начальника бункера! – вслух сказала Марина, и это придало ей сил.
Шаги отдавались гулким эхом в полутьме. Женщине вдруг стало жутко – так же, как и в тот день, когда она нашла «труп» за решеткой.
В отсеке вентиляции отвратительный запах был еще сильнее. Там труба подавала в бункер воздух сразу после фильтра.
Марина раздраженно поправила волосы, пытаясь успокоиться.
– Ну что же, будем разбирать, – сказала она. Последнее время она все чаще разговаривала вслух сама с собой. Так было проще. Собственный голос, звучащий в тишине коридоров, спасал от гнетущего одиночества и навечно поселившегося в душе страха. – По идее, система очистки должна отсеивать и запахи. Значит, все-таки поломка…
Алексеева подставила стул, с трудом повернула вентиль, перекрывающий трубу. Второй фильтр ухнул, справляясь с возросшей нагрузкой.
