Мазуччо Гвардато - Причуды любви: Сборник эротических рассказов
— Но это же было поэтично, Джо!
— А я разве говорю нет? Только я думал не об этом. Меня другое занимало. В ту минуту, понимаете, я хотел любой ценой добраться до постели. Я уже говорил вам, я человек интеллигентный. И я не собирался провести всю свадебную ночь в кресле. Только сначала нужно было все рассчитать из-за этой проклятой невесомости.
И вот обнял я ее покрепче. Рассчитал свой толчок… Да, да, сэр, приходилось рассчитывать, и у меня уже от этого раскалывалась голова! Я оттолкнулся от кресла и ухитрился приземлиться вместе с моей Бетти точно посреди одеял. Я уцепился за ночной столик. Осторожненько уложил мою Бетти на одеяла и сказал:
— Не шевелись, беби… главное, не шевелись! Ни одного движения! Лежи, вытянув ноги, как в море, когда ты лежишь поплавком. Только не дыши глубоко. Закрой глаза и жди меня. Сейчас я к тебе приду.
Она сделала, как я ей сказал, сэр, а сам отлетел к креслу и тоже кое-как разделся. Не хотелось мне пугать ее, сэр, даже в этих проклятых обстоятельствах — ведь она была невинная девушка!
— Подобные чувства делают вам честь, Джо. Продолжайте! — Он заколебался и на некоторое время умолк.
— Да разве такое можно рассказывать? — спросил он, наконец.
Стараясь быть как можно терпеливее, я убедил его, что можно. И он продолжил свой рассказ:
— Так вот, сэр, должен вам признаться. Когда я снял с себя все, что можно, и был голым, как червяк, и когда я увидел мою Бетти тихонечко лежащую на постели в таком же наряде, меня словно ударило электрическим током. Я потерял голову, говорю вам честно. И ни о чем другом не думая, бросился к ней. Ведь мы же обвенчались — какого еще черта?
— Понятно, Джо. Отпускаю вам все ваши прегрешения.
— Понятно-то оно, может, и понятно, но тогда это было неосторожно. Я снова забыл об этой, будь она проклята, невесомости. И снова не рассчитал свой рывок. Да по чести говоря, ничего я не рассчитывал: все было, как это, инстинктивно. И я пролетел над ней и даже ее не коснулся. Пролетел, как планер, над всем ее горячим телом, и не смог ни за что зацепиться. Она лежала в одном метре ниже меня, и я не мог до нее достать. Я врезался головой в перегородку над кроватью и отлетел к перегородке напротив. Представляете, сэр? Я думал — взорвусь от злости!
— Да, вы, наверное, были в ярости, Джо. Ничего себе, ситуация!
— Не знаю, как вы поняли мою ситуацию. Это не так-то просто. Сейчас я вам объясню, сэр, раз уж вы хотите знать все подробности.
Так вот, траектория моего полета, как мне потом объяснил математик нашего экипажа, была горизонтальной. А это значит, попросту говоря, что я летал параллельно кровати в полутора метрах над ней, от одной стенки к другой… Заметьте к тому же, что все эти горизонтальные и вертикальные, над и под — вся эта чепуха ничего не значила; там не было ни верха, ни низа, потому что не было этого сволочного тяготения. Все это я говорю, чтоб вы поняли, где была кровать, на которой моя Бетти лежала как паинька, зажмурив глазки. И я не мог думать ни о чем другом, сэр.
— Понимаю вас, Джо. Она была центром вашей Вселенной.
— Вот-вот… Значит, мотаюсь я от одной перегородки к другой, и заметьте, сэр, на этой высоте обе эти перегородки были голые и гладкие: ни одной трубы, ни одной зацепки! А это значит, для тех, кто понимает в механике, что я не мог изменить свою, как ее, траекторию… Понимаете? Я мог только летать между перегородками — и пролетел раз двадцать с лишком! — а внизу все время лежала моя Бетти, до которой было не дотянуться. Я сходил с ума!..
— Представляю себя в вашей ситуации, Джо. Как вы вышли из этого ужасного положения?
— С помощью рассуждений, сэр… Погодите, я вам все объясню. Когда мне надоело стукаться то макушкой, то пятками об эти стенки, я перестал шевелиться и начал рассуждать. И тут вроде моя скорость замедлилась.
Тот самый математик мне потом объяснил: из-за легкого торможения о воздух в нашей станции. И вот я повис на одном месте. Но это было ничуть не лучше.
— Ничуть не лучше, Джо?
— Во сто крат хуже, сэр! Послушайте и постарайтесь представить. Когда я остановился, усталый и избитый, я повис как раз над кроватью, как раз над моей Бетти, и не мог уже дотянуться ни до какой перегородки, чтобы оттолкнуться и сдвинуться с места… То есть мой центр тяжести, мой пупок оставался на месте. А все мои, как их, конечности могли шевелиться, сгибаться и разгибаться, как у паука на конце паутинки или у бабочки, пришпиленной к невидимой доске. И должен сказать, эти мои конечности дергались во все стороны, так я был взволнован. Голый, как червяк, если вы помните, я плавал пузом вниз, нет висел в этой дьявольской невесомости всего в метре с лишком над моей Бетти! Ну ладно. И что по-вашему дальше? А дальше, сэр, моя Бетти открывает глаза…
— Она открыла глаза, Джо?
— Ой господи! Если бы видели ее личико! До сих пор помню, какую рожицу она скорчила и как завопила! От ее визга я совсем потерял голову. Уверяю вас, она сразу снова зажмурилась, словно над ней повесили болванку раскаленного железа. Но мне от этого не стало легче.
— А ты думаешь, мне приятно было смотреть, как ты висишь и дрыгаешься надо мной? — возмущенно запротестовала Бетти. — Никогда бы не поверила, что такое страшилище может быть где-нибудь на Земле или даже в небесах! И похож ты был вовсе не на бабочку и не на паука, а на самого что ни на есть восьминога! И даже восьминог рядом с тобой показался бы мне человеком. Клянусь вам, сэр! Никогда ни одна девица в свою свадебную ночь… Вот уж не думала, сэр, что увижу такое кино!..
— Я, конечно, понимаю, для новобрачной это было похуже цирка. И мне было стыдно: ведь я хотел, чтобы все было по-хорошему. Но какой толк кричать «Караул»? И вот я поразмыслил и говорю ей:
— Послушай, беби. Главное сейчас: не теряй голову. Ты меня видела: вот он я. Может, не такой, как ты мечтала, но я тут не при чем. Когда я буду рядом с тобой, все уладится, вот увидишь. Это расстояние тебя обманывает и все путает, а виновата все она, проклятая невесомость. Я не могу сам никуда двинуться. Надо, чтоб ты мне помогла. Закрывай глаза, если хочешь, но делай, как я тебе скажу. Протяни руку — только потихоньку! — и схватись за край ночного столика. Он держится крепко. Когда схватишься — но не раньше! — подними вверх ногу, словно ты делаешь упражнение для живота. Поняла? И тогда я схвачусь за тебя и спущусь к тебе, и ты меня больше не увидишь, какой я сейчас.
Пришлось говорить с ней самым нежным голосом, сэр, иначе была бы истерика. Но помаленьку она успокоилась. Даже один глаз приоткрыла, только сразу снова зажмурилась. Но мне-то не этого было надо! Под конец она все же сделала, как я ее просил. Ухватилась за столик и подняла ногу вверх. Бетти у меня гибкая. Нога поднялась высоко. Я сумел ухватиться за большой палец. И вот я начал подтягиваться — или спускаться, это уж как вам угодно — вдоль ее ноги, и под конец очутился рядом с ней на постели.
Вы, может, думаете, этим все кончилось, и мы были счастливы? Как бы не так! Настоящее кино только начиналось. Прямо не знаю, сэр, как вам об этом рассказывать.
— Рассказывайте своими словами, Джо!
* * *Я долго лежал с ней и старался не дышать. Я думал о ней. Такое представление могло испугать ее на всю жизнь, вы понимаете? Она тогда стала вся красная, а потом вся белая с головы до ног. Я ее успокаивал и ласкал потихоньку, о, совсем потихоньку, чтобы она опять разогрелась, и я ее чувствовал рядом, и под конец она осмелилась открыть глаза.
Ну что вам сказать, сэр? В эту минуту я снова потерял голову. Поймите меня. Она уже не боялась, и я решил — пора! И опять я ни о чем не подумал, себе на беду, я только это чувствовал. Не знаю, как вам еще объяснить.
— О, я прекрасно понимаю, Джо. Все очень просто.
— Просто оно, конечно, просто, да только я опять забыл про трижды проклятую невесомость, и тогда это превратилось в кошмар.
Вы, наверное, помните, как наш босс объяснял главный принцип? «Каждый толчок отбрасывает вас от препятствия в сторону противоположную направлению толчка, и ничто не может вас затормозить». Говоря по-человечески, когда вы делаете толчок вперед, вас откидывает назад. Теперь-то вы поняли? Вижу, что поняли, потому что хохочете. Только понимать это на Земле, где вас прижимает свой вес, одно дело, а когда вы проводите свадебную ночь в распроклятом сателлите, — совсем другое. На Земле оно, может быть, и смешно, но там, когда вас отбрасывает словно резиновый мяч, клянусь, в этом нет ничего смешного!
— Извините меня, Джо.
— Ладно, чего уж. Значит так оно со мной и было. С первой попытки я отлетел вверх и в сторону и ударился задницей об угол потолка, да еще как пребольно! А все потому, что рванулся к Бетти со всей страстью, и меня отбросило от нее с такой же силой. На этот раз я взбеленился. Да, сэр. Я не мог подумать и четверти секунды. Поставьте себя на мое место.
