Галина Тер-Микаэлян - На руинах
– Как есть, так и представлюсь – что я друг их отца. Покойного отца, раз уж вы так решили.
– Вы не знаете ни моего настоящего имени, ни фамилии…
– А вы мне их скажете. Скажете ведь? – Алексей спокойно посмотрел Самсонову в глаза, и тот опустил голову.
– Скажу, – глухо произнес он. – Я мог бы предоставить в ваше распоряжение одну из наших машин в Москве, но у вас ведь нет прав, а мне не хочется, чтобы кто-то из водителей знал…
– И не надо, я на метро доберусь. Метро там далеко?
– Когда мы только переехали, было далеко, но в восемьдесят седьмом открыли новую ветку. «Теплый Стан» в двух шагах от нашего… от их дома.
– Доберусь, у людей спрошу, в крайнем случае. Но если вдруг что…
Их глаза встретились, Самсонов кивнул.
– Я позабочусь о вашей Тае, не тревожьтесь.
Самолет прибыл в Москву по расписанию. По дороге из Домодедова до метро «Парк Культуры» Алексей и остальные пассажиры экспресса слушали включенное на полную мощь радио, оторопело переглядывались, но комментировать услышанное не решались. В метро же люди вели себя раскованней, двое мужчин, стоявших вплотную к Алексею, весело обсуждали текущие события прямо у него под ухом, сквозь стук колес поезда до него отчетливо доносились обрывки фраз:
– Слушал «Эхо Москвы», сообщили, что Ельцин приехал в Белый дом, Руцкой и Хасбулатов тоже там. Говорят, народ собирается, к ночи ждут штурма.
– Не будет никакого штурма – Язов и Янаев не решатся устроить побоище в центре Москвы. К тому же говорят, что все танки без боеприпасов.
– Тогда зачем было их вообще вводить? Нет, какую-нибудь провокацию да устроят, и жертвы будут, это я уверен на сто процентов.
– Да уж точно – когда так накалено, без жертв не обойтись.
– С другой стороны, танки пригнали, а на Площади Революции в метро обращение Попова на стенках расклеили, и никто его не снимает – все ходят себе и читают.
– А главный-то наш где? Ни слуху, ни духу.
– Объявили же, что заболел у себя на Форосе.
– Неизвестно, его, может, уже и убрали, кто сейчас что знает?
Заслушавшись, Алексей чуть не проехал «Белорусскую» – выскочил в последний момент, когда двери уже закрывались. До дома Таи он дошел пешком, и самым странным ему показалось, что Москва жила своей привычной жизнью – троллейбусы и автобусы следовали по обычным маршрутам, толпы приезжих сновали по магазинам, а о политических переменах напоминали лишь выложенные на прилавки киосков газеты с крупными буквами ГКЧП на первой полосе.
Тая была дома – еще в мае, когда врач подтвердил ее беременность, Алексей велел ей уволиться со склада. Она красивым почерком переписала написанное им заявление «по собственному желанию» и на следующий день понесла Вадиму Сергеевичу.
С утра его не было. Тая положила заявление ему на стол, а потом, обвязав голову платком и надев халат, принялась за привычную работу. Заведующий появился только после обеда, а когда увидел заявление у себя на столе, был ошеломлен до глубины души и совершенно искренне расстроился. Позвав Таю, он сначала накричал на нее, обозвал неблагодарной идиоткой и велел отнести заявление на помойку, потом пригрозил, а под конец начал уговаривать.
Тая стояла, молча слушала и спокойно улыбалась – теперь, когда она душой и телом принадлежала Алексею, только его слово имело для нее значение. Увидев, что говорить с ней – только слова бросать на ветер, Вадим Сергеевич плюнул и, поставив на заявлении свою подпись, в сердцах рявкнул:
«Две недели отработаешь, как миленькая, иначе по статье уволю».
Однако Алексей, предвидя такую его реакцию, заранее отрепетировал с Таей ответ. И она, вскинув свое похорошевшее за последние месяцы личико, спокойно ответила:
«Меня уволить нельзя, я жду ребенка. А если не отпускаете сразу, то мне доктор на две недели больничный выпишет».
Побагровев, как кумач, Вадим Сергеевич махнул рукой и сказал почти жалобно:
«Раньше не могла предупредить? Где я сейчас уборщицу найду? Ладно, черт с тобой, только инвентарь прямо сейчас сдай, а то обходной лист не подпишу. Все до единого сюда неси, я по списку проверю – веники, скребки, рабочую одежду свою сдавай. Чтобы мне потом днем с огнем по всему складу не рыскать».
«Хорошо».
Тая кивнула и, послушно стащив с себя казенные халат и платок, аккуратно повесила их на спинку стула. Вадим Сергеевич глянул на нее и был потрясен – в простеньком легком платьице, привезенном Алексеем из Парижа, молодая женщина была чудо, как хороша. Но сильней всего потрясла его ее стрижка.
«Тайка, да ты… да ты прямо фотомодель! Что за мужик-то у тебя, где ты его подцепила? Он что, жениться на тебе хочет или как?».
«Сейчас я ведро и веник принесу, Вадим Сергеевич, – не ответив на его вопрос, сказала она, – а зимний инвентарь в подсобке. Тоже сюда нести?».
Он расслабленно махнул рукой.
«Да ладно, не надо ничего, иди домой!»
С тех пор Тая надолго из дома не отлучалась – ходила к врачу, в магазин и прогуляться. Как раз до прихода Алексея она мыла полы и, открыв дверь, кинулась ему на шею, как была – в переднике, с мокрыми руками. Горячие губы осыпали страстными поцелуями его лицо.
– Алешенька! Люблю, люблю!
– Таенька, птичка моя, как ты тут жила без меня, что делала? Ты извини – не успел предупредить, что приеду.
– Я тебя все равно ждала, пойдем.
Через десять минут Алексей уже сидел за кухонным столом, наслаждаясь ее стряпней, а Тая, быстро домыв полы, села напротив него в своей излюбленной позе – подперев рукой щеку – и смотрела сияющими глазами.
– Как ты себя чувствуешь, что говорит доктор? – озабоченно спрашивал он.
– Хорошо чувствую и ребеночек тоже.
– Что ты целый день делаешь?
– Гуляю, в магазин хожу, к доктору хожу. Вчера гречку давали, я два часа в очереди стояла.
– А сегодня с утра ты выходила?
– Ходила – в угловой магазин.
– У вас здесь с утра все было спокойно? Что люди в магазине говорили, ты помнишь?
Тая озабоченно наморщила лоб, пытаясь вспомнить.
– Говорили, постное масло после обеда будет – я записалась, у меня пятьдесят шестая очередь. А с утра говядину давали, но я не стала стоять – ты в прошлый раз много привез, еще осталось.
Весело напевая, она собрала со стола грязную посуду и поставила в раковину. Потом подошла к Алексею сзади и, обняв, приникла к его спине упругой полной грудью. Он поймал ее маленькую руку и прижал к губам.
Спустя час откуда-то из-за стены донеслись звуки «Лебединого озера», и Алексей внезапно вспомнил, что творится в стране. Оторвавшись от прильнувшей к нему Таи, он выбрался из постели и начал одеваться.
– Ты уезжаешь? – голос ее звучал покорно, но во взгляде затаилась горькая обида.
– Нет, Таенька, я теперь нескоро уеду, но сейчас мне нужно сходить по делам. Хорошо?
Она сразу расцвела и радостно кивнула.
– Да, хорошо.
Алексей, уже одетый, присел на краешек кровати и погладил ее по руке.
– Слушай внимательно, что я говорю. Все деньги, что привез, я оставляю у тебя – спрячь подальше. Если вдруг не вернусь, ты их трать, поняла?
Руки Таи мгновенно вцепились ему в рубашку, глаза испуганно расширились.
– Как? Почему не вернешься? Уедешь?
– Нет, не уеду, но мало ли – время тревожное. Мне сейчас надо съездить в Теплый Стан, но вдруг меня задержат по дороге.
– Задержат, – растерянно повторила она, – почему?
– Да вот так, есть за что. Найдут и заберут, как миленького.
– Алешенька, родной!
Глаза ее налились слезами, спохватившись, он улыбнулся.
– Не пугайся, Таюша, все будет хорошо. Слушай дальше: если вдруг меня долго не будет, то дашь телеграмму Самсонову Леониду Аркадьевичу. Дай-ка мне мою планшетку, у меня тут записная книжка. Вот – я пишу тебе и кладу здесь на стол. Это очень хороший человек, и он тебе во всем поможет, ты его слушайся, поняла? Да, я твой телефон потерял, запиши мне его опять.
Тая повертела в руках бумажку с адресом Самсонова и положила обратно на стол, потом погладила планшетку Алексея.
– Красивая!
– Да, – согласился он, – документы в ней летом удобно носить, а то в рубашке карман маленький. Так пиши телефон.
Красивым крупным почерком Тая написала на вырванном из блокнота листке свой номер телефона, аккуратно сложила бумажку пополам и сунула ему в карман рубашки.
– А то опять потеряешь, – нежно проворковала она, посмотрела на него сияющими глазами и поцеловала в губы.
Чтобы не заблудиться, Алексей пошел к Кремлю прямо по улице Горького. Ближе к центру в переулках действительно стояли танки, нелепо смотревшиеся на мирных августовских улицах. Вокруг них толпились возбужденные мужчины и женщины, наседая на очумевших танкистов.
– Вы будете в нас стрелять, если прикажут?
– Кому вы подчиняетесь?
Те отмалчивались – они не очень хорошо понимали, зачем их спозаранку заставили пригнать сюда свои машины, да еще без боеприпасов. На тротуаре топтались потные и усталые солдаты, явно не знавшие, что им делать. Внезапно, получив от кого-то приказ, они попытались перекрыть улицу Горького, но толпа энергичных пожилых женщин немедленно прорвала заслон. Две бойкие тетки тут же взяли в оборот курносого солдатика с едва пробивавшимися над верхней губой усиками.
