Наталья Лебедева - Театр Черепаховой Кошки
— Как ты мог все это устроить, если только сегодня приехал в город?
Михаил вздрагивает от неожиданности. Вопрос выводит его из равновесия, потому что если он чего и ждет, то не дурацких вопросов, это точно.
Ему нужны заверения в его исключительности и признательность за чудо, которого ждет любая женщина. В конце концов, общаясь с ним в Сети, Рита поняла, какой он необыкновенный, умный и талантливый. И тут, на заснеженном берегу, Михаил не находит ничего, что этому противоречило бы. А значит, она по-прежнему должна обожать его. Но что-то подсказывает, что обожающая женщина ведет себя не так.
Михаил открывает бутылку и разливает вино по бокалам, игнорируя Ритин вопрос. Берет бокал, отходит к перилам беседки, и Рита наклоняется за вином сама. Пальцы смыкаются вокруг тонкой стеклянной ножки. Ножка холодна, как сосулька. Рите вообще холодно, и она никак не может заставить себя сделать глоток. Так и сидит, обняв бокал ладонью, и ее рука немеет от холода.
Есть ей тоже не хочется. Хочется только домой. И тут она соображает, что могла бы позвонить. Рука тянется к сумочке, в которой лежит телефон, но сумочки нет, сумочка с телефоном где-то потерялась…
— Красиво здесь, — говорит Вестник.
— Угу, — отвечает Рита и зябко поводит плечами.
Его недовольство усиливается: стоило давать ей повод выразить свою благодарность, чтобы услышать всего лишь «угу». Вестник хмурится.
— Пойдем отсюда, — говорит он Рите и нетерпеливо смотрит на нее.
Рита с радостью ставит холодный бокал на стол, к фруктам и тарелке с сыром.
— Пойдем. — Она осторожно встает, пробуя ногу на прочность. Нога не подгибается и почти не болит, но Рита чувствует, что это если вести себя осторожно. В голове звенит маленький колокольчик предупреждения: попробуй-ка наступи на нее с размаху.
Вслед за Вестником она выходит из беседки, и за ее спиной мягко падает с крыши кусок снежной шапки. Шшшшшух…
Она всегда любила этот уютный шорох, но теперь он пугает ее.
Не глядя на Вестника, Рита сворачивает на тропинку, по которой они пришли, но Михаил резко хватает ее за локоть.
— Не сюда, — отрывисто бросает он.
Она пытается спорить и начинает с протяжного, раздумчивого «но…», но он резко дергает ее, разворачивая в сторону.
Приходится подчиниться. Рита чувствует, как возвращается страх, и думает: «Была бы я лошадью, сейчас бы получила хлыстом». И что-то подсказывает ей, что с таким спутником, как притворившийся Майклом Кейдж, лошадью быть необязательно. «Я в клетке», — думает Рита.
Ей приходится идти по тропинке вдоль берега. Тропинка узкая, и Вестник следует за ней, как конвоир. В отчаянии Рите приходит в голову сложить за спиной руки — спорная попытка пошутить, и она отказывается от этой мысли, чтобы не гневить своего спутника.
Она идет и смотрит под ноги. Слой свежего снега на тропинке невелик, и, несомненно, не так давно кто-то поработал тут лопатой.
— Куда мы идем? — спрашивает она.
— Туда.
Рита оборачивается и видит, что Вестник за ее спиной указывает вперед, где невдалеке виднеется березовая рощица. Тропинка, кажется, проходит прямо через нее.
— А что там? — решается она еще на один вопрос.
— Яхт-клуб. База отдыха.
— И… зачем нам туда?..
— Мы ее сожжем.
Вестник хрипло каркает. Смеется. Рита думает, что ее шутка с руками за спиной была бы куда забавнее. Ха-ха.
Но база отдыха — это хорошо. Значит, на базе отдыха — люди, которые накрыли им на стол и расчищали снег. Там обслуживающий персонал и отдыхающие. Там телефон. И она твердо решает, что, как только они придут на ресепшн, черта с два он ее оттуда заберет. Рита настраивается вцепиться в стойку руками и ногами. И даже зубами. И пусть вызывают охрану. А потом она позвонит Вите и попросит, чтобы он ее забрал. Нет, сначала спросит, все ли в порядке с Сашей, а потом попросит.
Тем временем они входят в рощу.
Это узкая полоска деревьев, за которой начинаются постройки клуба. Рита видит вдалеке большой корпус, который должен быть гостиницей, за ним — еще несколько чуть менее внушительных корпусов. И еще длинное высокое строение возле самого берега. И ни одной человеческой фигуры.
Путь им преграждает высокая решетка ограды. Тропинка упирается в небольшую калитку с кодовым замком, но Вестник знает код. Он набирает его, прикрывая пластину с цифрами плечом. Рита невесело ухмыляется: ощущение тюрьмы от этого усиливается многократно.
Она продолжает идти вперед, но Вестник обгоняет ее и мягко заворачивает направо. Тут, в отдалении от основных построек, под березами стоят три бревенчатых домика.
— Для важных гостей, — поясняет Вестник.
И, конечно, не из какого он не из другого города, иначе не ориентировался бы тут так легко. Но это уже не имеет значения. Кажется, игра закончена — или, по крайней мере, надоела ему, и Михаил уже не пытается врать.
— А где же все? Горничные, обслуга, дворники? — спрашивает Рита, а когда Михаил вопросительно смотрит ей в глаза, быстро поясняет: — Я бы хотела заказать завтрак поплотнее. А то фрукты, сыр…
Ритины глаза бегают из стороны в сторону, и Вестник понимает, что она врет. Врет, потому что напугана. Ему нравится ее испуг. Он напоминает о чем-то приятном. О горничной в гостинице — вот о чем. Михаил уже не очень точно помнит, было ли это на самом деле или только приснилось, но идея кажется ему заманчивой. Он теперь точно знает, во что хочет поиграть с Ритой, и напоминает себе: «Только не заигрывайся. Она нужна тебе как жена».
— Я сам тебе приготовлю, — отвечает он. — Я, знаешь ли, отличный повар. А персонала нет. Официально яхт-клуб закрыт. Какие яхты зимой? Обслуга появляется тут с утра, убирается, чистит снег. Но к одиннадцати, как правило, никого уже не бывает.
Он смотрит на часы:
— О! И сейчас уже больше одиннадцати. Так что мы тут одни. Вся база в нашем распоряжении, дорогая.
Они как раз подходят к крыльцу. Вестник поднимается по ступенькам и достает из кармана ключ.
«Сейчас мы зайдем внутрь, и я окажусь в плену», — думает Рита. А потом понимает, что должна бежать. Бежать, несмотря на больную ногу.
Глава шестнадцатая
ЯХТЫ
1Внизу небольшая толпа: может быть, человек тридцать. Все стоят, задрав головы вверх, и глазеют. Из здания телеканала напротив через дорогу бежит оператор, камера уже у него на плече.
Кажется, никому не приходит в голову вызвать полицию, и только за минуту до того, как Виктор падает, полный высокий мужчина в короткой дубленке достает из кармана мобильник и набирает номер дежурного. Он начинает объясняться с диспетчером и испуганно замолкает: там, наверху, что-то происходит. Фигурки перемещаются. В какой-то момент одна сливается с другой, потом они разделяются, но это разделение выглядит очень странно, и мужчина в дубленке с запозданием понимает, что кто-то падает. Он делает шаг вперед и вытягивает руки, словно хочет поймать летящего, потом останавливается, глядя вверх, а руки все еще вытянуты, и в правой надрывается диспетчер:
— Алло! Что там у вас?! Вы будете говорить или нет?!
Мужчина в дубленке снова подносит трубку к уху.
— Да, — отвечает он. — У нас тут человек на крыше.
— И что он делает? — спрашивает диспетчер.
— Кажется, сейчас он висит в воздухе.
Диспетчер интересуется, в каком смысле — висит? Но мужчине в дубленке и самому интересно это узнать, а потому он просто называет адрес и нажимает «отбой».
Саша видит, как голова ее отца ударяет в лоб Черепаховой Кошке. Время растягивается и немного искажается. Все происходит медленно-медленно, и Саша уже не знает, видит ли она то, что происходит на самом деле, или просматривает шелковые платки.
Голова отца касается головы Черепаховой Кошки, и Саша думает, что вот сейчас Кошка не подведет — не должна подвести. Вот сейчас папа провалится в парящую в воздухе комнату и встанет рядом с рамой, на которой натянут белый шелк. Помашет ей рукой, чтобы не волновалась…
Но он проходит сквозь Кошку, будто она призрак. Или просто проекция: дрожащее изображение на белом полотне экрана.
— Папа! — кричит Саша, протягивая к нему руку, и сама едва не падает, но успевает удержаться на парапете. — Стой!
Он вдруг останавливается. В этот момент Саша слышит громкий хлопок, будто под ветром раскрылся парус. Черепаховая Кошка — эфемерное изображение — все еще колеблется в воздухе. По ней идут волны, словно по поверхности пруда, в который кто-то бросил камень.
И тогда Саша видит: то, что она все это время принимала за окно, на самом деле не что иное, как шелковый отрез, на котором нарисована мастерская, и только Черепаховая Кошка — изображение, наложенное поверх. Отец падает прямо на шелк и повисает там, покачиваясь, как в гамаке. Он выгнут в позвоночнике, ноги его в старых стоптанных ботинках торчат вверх, штанины задрались, обнажая худые волосатые ноги, руки пытаются опереться о ткань. Выходит не очень — и все-таки он жив и не падает.
