Олег Рой - Страх. Книга 1. И небеса пронзит комета
– С Валентином, именно с ним, – подтвердила она, и голос ее дрогнул. – Мой муж подает на развод.
Вот те на! Наверное, мне почудилось. Валентин – и развод? Немыслимо! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Ни-ког-да! Валентин мало того что любил Веронику чуть ли не больше жизни, к тому же он до неприличия серьезно относился к тому, что называется семейными ценностями. Но… не выдумала же Вероника это? Или, может, она чего-то не поняла? Ну там сгоряча чего не ляпнешь (хотя, опять же, Валентин – и «сгоряча»?), милые бранятся…
– Он это как-то обосновал?
Она вздохнула. Кофе тем временем согрелся, и я налил нам по чашечке.
Вероника снова вздохнула, видимо, собираясь с духом, сделала глоток…
– Вы же знаете, что у нас с самого начала были разногласия из-за ребенка. Я считала, что нам еще рано заводить детей. А Валентин очень, ну просто очень настаивал. Ну, я уступила… потом эта комета… Казалось бы, все, история хотелок Валентина закончилась… Но тут явился этот ублюдок Ройзельман с его каннибальским изобретением. Извольте радоваться! Валентин и обрадовался, причем всерьез так обрадовался, как говорят, не по-детски. И началось! Сперва полунамеками, потом намеками, а затем и напрямую он стал пихать меня в эту чертову Программу!
Я слушал, не перебивая. Вероника сделала паузу, отхлебнула кофе и взглянула на меня, словно ожидая моей реакции.
– И ты не согласилась, – сказал я спокойно.
– А что, должна была? – саркастически хмыкнула Вероника. – Можете думать обо мне что угодно, – холодно заявила она, – но мои конечности мне не заменят никакие киберпротезы. Это только кажется, что с протезом и нога не нужна, это все вранье и полная чушь. Как механизм может быть идентичен организму? Ну, о руках я уж и не говорю… – Она подняла руки, словно демонстрировала их мне. – Ладно бы я была какая-нибудь домохозяйка. Но для меня музыка – это все, это, черт побери, моя жизнь. Разве киберпротез сможет в этом отношении заменить мои собственные руки? Да никогда! А ноги… без ноги я стану попросту жалкой… Нет уж, дудки.
Я понимающе кивнул. Черт возьми, что происходит? Ведь я отнимаю хлеб у отца Александра, это он, а не я должен всех понимать и всем сочувствовать, профессия у него такая.
– Ну, короче говоря, мы спорили, спорили, спорили, и неизвестно, чем бы это закончилось. Но вдруг выяснилось, – голос Вероники заметно дрогнул, – что мой муж под самым моим носом завел роман с нашей домработницей! Как в дурацком сериале, честное слово! Вот уж действительно, в тихом омуте черти водятся. Она была такой приличной женщиной, несмотря на сомнительное происхождение, такой… послушной, понимающей… а сама… А он… Там же ни рожи, ни кожи! Мышь серая!
Вероника, казалось, готова была расплакаться.
– Налить тебе валерьянки? – спросил я. – А может, коньяку?
Она тут же взяла себя в руки:
– Валерьянки не надо. А от коньяка не откажусь, спасибо.
Я налил четверть бокала (при осмотре бара выяснилось, что мой дражайший зять успел основательно пройтись и по моим запасам), Вероника залпом выпила и сделала глоток кофе.
– Я даже не заметила, как они спелись. В результате Валентин поставил мне ультиматум – или участие в Программе, или развод. А когда мы разведемся, он женится на Жанне. «Она готова мне родить ребенка, даже двоих…» – Вероника безжалостно точно спародировала голос и интонацию моего сына, так что мне пришлось срочно подавить неуместную улыбку.
– Подозреваю, что на Программу ты так и не согласилась, – задумчиво сказал я, доставая трубку. Вот ведь что странно: я по идее должен был бы быть на стороне Валентина, но прекрасно понимал Веронику. Поистине все перепуталось в этом лучшем из миров. – И что теперь?
– А теперь его иск о разводе зарегистрирован в электронной системе регистрации актов гражданского состояния, и его, разумеется, моментально одобрят. Потому что в этом мире женщина, участвующая в Программе, – человек высшего сорта, а та, что отказывается, – пария. Я не могу претендовать ни на что, я даже к родителям не могу вернуться.
Я не стал уточнять почему. У родителей Вероники на попечении был сын-инвалид, и я им с того момента, когда Валентин представил мне Веронику, немного помогал. Жили они в небольшом городке на востоке, и нельзя сказать, что в достатке. Прежде они были весьма обеспеченными людьми, но потом глава семьи, занимавший какой-то недурной пост в муниципалитете, оказался замешан в громком коррупционном скандале. То ли через него взятку мэру передавали, то ли наоборот, подробностей не знаю. Посадить его, то есть отца Вероники, не посадили, но почти все их имущество и сбережения были конфискованы. Ну и от муниципальной кормушки, само собой, отлучили.
Я наморщил лоб, размышляя. Ну что же, еще одна свободная спальня в доме есть.
– Поживешь пока здесь. Я позвоню Валентину, попытаюсь его по-отечески переубедить.
– Не получится, – отрешенно сказала Вероника. – Он уперся, как носорог, бульдозером не сдвинешь.
Вот уж не знал, что она способна на такие сравнения! Впрочем, человек доведен до крайности…
– Спасибо за приглашение, – к Веронике вернулся ее всегдашний сухо-светский тон. – Дня через два я переберусь к Эдит. Она давно меня зовет, то есть я могла бы сразу, но сейчас она в отъезде, такая незадача…
Я рассеянно кивнул. Я смутно помнил эту Эдит, которую Вероника притащила на мой юбилей – вроде как лучшая подруга.
Я не возражал: хочет, пусть приводит. Правда, эта Эдит – из Корпорации, но… в конце концов, в Корпорации десятки, если не сотни тысяч людей работают. А делать карьеру – амбиции «лучшей подруги» были написаны у нее на лбу самым крупным шрифтом – удобнее в крупных компаниях.
Я вздохнул, пытаясь сообразить, что мне не нравится в том, что лучшая подруга Вероники работает в Корпорации, и попутно прикидывая, нельзя ли все-таки хоть как-то повлиять на Валентина.
– Все равно позвоню. По крайней мере, договорюсь забрать твои вещи. – Я снова вздохнул и спросил: – Ты, наверное, голодна?
– Вообще-то да, – Вероника критически взглянула на плиту, в центре которой красовалась пустая сковородка – и все. – Давайте я ужин приготовлю?
Стряпней у нас обычно занимался Герман, но я решил, что у Вероники получится лучше, и улыбнулся:
– Приготовь на троих. Думаю, Герману сейчас не до еды.
– Хорошо. – Вероника допила кофе и встала. – А ведь этой… этой… я ей так доверяла, даже подарила ей свой полушубок. Настоящая норка, между прочим.
Я пожал плечами. Как там Феликс как-то однажды говорил, рассказывая о своем детстве: не верь, не бойся, не проси? Мрачноватые, скажем прямо, максимы. Но, наверное, так и надо жить. А уж особенно сейчас, когда комета сорвала с людей маски.
– Могу я попросить у вас еще глоток коньяку? – помявшись, спросила Вероника.
– Да, разумеется, только не напивайся, – неловко пошутил я. – Хватит с меня и одного алкоголика в доме. И добро пожаловать в богадельню моего имени.
Вероника рассеяно кивнула.
Я же отправился в кабинет.
Глава 7
Холодный ветер перемен
07.12.2042. Город.
ЖК «Европа». Валентин
Для того чтобы быть счастливым, мало любить. Нужно, чтобы и тебя любили. Эта простая истина раньше почему-то даже не приходила мне в голову. Может, потому что в начале нашего с Вероникой брака я искренне считал, что она меня тоже любит. Но в какой момент я, похоже, потерял контроль над ситуацией. И сейчас уже невозможно восстановить, как, что и когда сломалось.
В последнее время мысль о том, что мы с Никой – чужие люди, посещала меня неоднократно. Я гнал ее от себя, как крамолу и ересь, но она раз за разом неотступно возвращалась, пока я наконец не смирился с этим сознанием. Точнее, смирился я только тогда, когда в нашем доме появилась Жанна. Ее тихая кротость, можно сказать, очаровала меня. Именно тогда начался процесс моего освобождения. Я посмотрел на себя со стороны. И увидел молодого, востребованного композитора, которого знают и уважают в мире музыки. И не только за профессиональные достоинства. Я, к слову сказать, еще и нормальный мужчина, вовсе даже не лишенный привлекательности, что бы там ни говорила моя жена. Определенно, я совершенно не заслуживал того обращения, какое демонстрировала по отношению ко мне Ника.
Когда она потеряла ребенка, я, конечно же, бросился к ней, горя страстным намерением утешить, и обнаружил, что никакого утешения не требуется. Совсем. Вероника была вполне спокойна, разве что стала холоднее и язвительнее, чем раньше.
И тогда моя душа встала на дыбы. Я не мог смириться с потерей ребенка. Точнее, не только ребенка, а самой надежды его иметь. Я буквально вынуждал Веронику принять участие в Программе, но она отказывалась категорически, почти злобно. Теперь, когда беременность больше не сковывала ее, она постоянно стала где-то пропадать. Все чаще в ее разговорах мелькало имя Эдит. И хотя Эдит занимала в Корпорации какой-то видный пост, нежелание Ники принимать участие в Программе она явно поддерживала. Что было по меньшей мере странно, учитывая какая массированная пропаганда данного – и единственного – способа продолжения рода обрушилась на людей.
