Алена Дашук - Картофельная яблоня (сборник)
На сегодняшнем заседании в активный лексикон быстро и прочно ввели новое техническое понятие – ЭИС-1, энергоизлучатель Синявской. Анна горько усмехнулась. Надо же было умудриться войти в историю воспетой физиками, а не медиками. Хотя, как знать, работа над вакциной уже приносила кое-какие плоды. По крайней мере, успешно борющееся с новым вибрионом антитела, она выделила. Вот только никак не могла отыскать способ заставить их прижиться в других организмах. Белки (похоже, из иммуноглобулинов) вольготно существовали в её собственной крови и упорно гибли в любой другой. При каких условиях они могли безоговорочно здравствовать и бороться с неоинфекцией, ей пока выяснить не удавалось. Чем уж так уникальна была её кровь, Синявская понять тоже не могла. Кровь, как кровь – лейкоциты, эритроциты, плазма. Ничего примечательного. И всё же в ней функционировал какой-то непривычный глазу белок.
Итак, из докладов она узнала, что спасительный ЭИС-1 заказан теперь буквально всем предприятиям, работники которых способны отличить шуруп от гайки. Очень скоро этими приборами снабдят все группы быстрого реагирования (выезжают по первому звонку, если обнаружен человек с подозрительной симптоматикой); весь транспорт для перевозки больных (герметичные фургоны огромных размеров); медицинские учреждения. Особого внимания требовали карантинные зоны. Было решено по их периметру установить мощнейшие ЭИС.
Синявская представила себе тысячи умирающих, окружённых зоной отчуждения, колючей проволокой и вышками с автоматчиками в серебристых изоляционных костюмах. Ей стало нехорошо.
– А как же грунтовые воды и реки? – мстительно спросила в динамик Анна, чем повергла в неприятное замешательство собравшихся.
– Примем во внимание ваше замечание, – ответили ей после минутной паузы.
Синявская, сославшись на работу и спросив, нет ли вопросов к ней лично, выключила конференц-связь.
Юлька разлила по чашкам густую чёрно-красную заварку.
– Последний, – взгрустнула она. – Как думаешь, это конец света?
– Абсолютный, – иронично поддакнула Анна, с удовольствием прихлёбывая терпкий напиток. У неё чай никогда не получался таким вкусным. – Если уж у тебя заканчивается чай в шкафу, это верный Армагеддон.
– Ты ещё можешь шутить? – Юлия отстранилась от подруги, изумлённо разглядывая её, точно невиданное насекомое. – Продавцы отказываются работать. Почти все магазины закрыты. Которые открыты, стоят пустые, потому что в город ничего не завозится. Вот-вот голод начнётся!
– Не ори ты, – Синявская нахмурилась. – Я всё прекрасно понимаю. Я как-то, знаешь ли, в центре событий нахожусь.
– Как тебе сказать, – неприязненно зыркнула Юлька. – Ты в своём бункере сидишь. Тебе по первому слову всё привозят. Нашей жизни не нюхаешь.
– Ничего себе, заявки! – Синявская была потрясена. – А тебе не кажется, что я там не бока себе наедаю, а пытаюсь что-то сделать, чтобы у вас тут начинало налаживаться?!
Анна подчеркнула слово «вас», чтобы Юлия поняла всю несправедливость своего деления на «вас» и «нас». И та поняла.
– Прости, я вся на нервах. Кидаюсь, как собака. Петруха в одной комнате со мной находиться не может, бесится. Ругаемся, слушай… чуть не до драки.
– Ничего. Это просто твой Пётр не привык дома сидеть.
Юля отмахнулась.
– За бизнес переживает, идиот. Какой тут бизнес!
– Ну, да… – Анна опустила глаза. Разрушенные деловые связи и убытки в сегодняшних условиях, пожалуй, наименьшее из зол. – А чего он чай с нами пить не идёт?
– Дуется, – фыркнула Юлька. – Не трожь его. Он на весь свет сейчас дуется.
– Нет, пойду позову. Глядишь, может, и помирю вас. – Синявская подмигнула. – Двадцать лет вы из меня парламентёра делаете!
Юлька засопела и улыбнулась. Она давно поджидала, когда подруга, в очередной раз осуществит дипломатическую миссию.
Муж Юлии Пётр всегда вызывал у Синявской двойственное чувство: умён, но чрезвычайно авторитарен. Спорить с ним было интересно, но не безопасно. Довольно часто совместные посиделки перерастали сначала в диспут, потом в громогласные баталии, а заканчивалось всё хлопаньем дверями того, кто на этот раз был гостем. Юлька предпочитала в их дискуссии не ввязываться. Признаться, темы, поднимаемые подругой и мужем, были ей часто скучны, а то и вовсе непонятны. И всё же Анна и Пётр испытывали друг к другу тягу, примерно такую, какую ребёнок испытывает к розетке – опасно, но уж больно любопытно.
– Петька, ты чего такой гордый? – Синявская сунула голову в чисто убранную, провонявшую хлоркой комнату. – Иди к нам.
Пётр поднял голову от книги, мрачно осмотрел исхудавшее и побледневшее лицо своей вечной оппонентки.
– Юлька зверствует, – коротко пожаловался он.
– Сейчас многие зверствуют. Это от страха. Ты замечал, что страх и злоба всегда вместе. Странно, да? Вы-то чего, как пауки в банке? Мало вам проблем? Друг другу хоть нервы не треплите.
– Страх и злоба… – он помрачнел. – Иду.
Малопьющий обычно Пётр налил себе уже четвёртую стопку водки из подаренной Синявской бутылки.
– Не понимаю, – он махнул залпом рюмку и стукнул кулаком по столу, чашки жалобно звякнули. – Отказываюсь понимать! Мы же все по краю сейчас ходим. Все в одной лодке! Какие сейчас могут быть счёты?!
– Человеческая природа. – Анна смотрела на капельку пролитого на стол чая. Рассказанное Петром придавило её чёрной монолитной глыбой. Теперь она была готова согласиться с Юлией, что «не нюхает их жизни». Такого поворота Синявская, действительно, не ожидала.
– Один звонок, понимаешь? – Пётр попытался заглянуть ей в глаза. – Это хуже, чем в 37-ом! Один звонок! Без всяких СИЗО!
– Их же должны осматривать. – Анна судорожно хваталась за ускользающую соломинку. Пётр страшно расхохотался.
– В группах быстрого реагирования простые солдаты, да менты! Чистильщиками их называют. Что они смыслят в медицине? Им дан приказ. Исходят из того, что лучше укокошить сто «невиновных», чем упустить одного «виноватого». Сначала ещё пытались разбираться. Осматривали. Так те, которые на пунктах осмотры проводили, заболевать стали. Ну, и плюнули на это дело: есть сигнал – хватай и в зону. По первости, конечно, остерегались звонить, если внешних проявлений болезни не видно было. А потом… Разойдись комар и муха! Там, видишь, новый пункт появился, доносить и на тех, кого видели в контакте с больным. А это уже фиг проверишь. Видел с подозрительным, да и баста. И кто там проверять будет? Некогда. Число заболевших растёт, в «чистильщики» никто не идёт. Так что конвейер работает по полной.
– Ну, здесь один, как ты выражаешься, «виноватый» грозит заражением сотням и тысячам. Вероятно, такой ход где-то оправдан.
– Где-то! – Пётр с омерзением посмотрел на Анну. – Где-то, говоришь ты! А ты знаешь, сколько людей попали в зону просто потому, что когда-то наступили на пятку какой-нибудь Марьиванне или Сидрсидрчу?! Счёты сводят, понимаешь? – прохрипел Пётр. – У меня шоферюга был Ренат, вот такой парень! – Пётр сунул под нос Синявской оттопыренный большой палец. – Всё смеялся, соседка его по коммуналке простить не может, что они с женой вторую комнату выкупили! Один звонок! Один звонок по этому номеру – и обе комнаты в полном распоряжении той суки! И смерти они не боятся. И мошна у них не треснет. Пир во время чумы. Это ты мне объяснить можешь?!
Анна тяжело подняла глаза на Петра.
– Не могу, Петя.
– И я не могу! – Подвёл итог Пётр и опрокинул пятую рюмку.
Юлька молчала.
– Мрут люди, а мы туда ещё народу подсыпаем. Всё шкурные интересы свои празднуем. О каких комнатах, прошлых обидках или делёжке чего бы то ни было может идти сейчас речь? – Пётр сник. Свои вопросы он, похоже, задавал в никуда. – Неужели это всегда гнездилось в нас? Не сейчас же выросло, а?
– Думаю, не сейчас, – тихо сказала Анна. – Ты уже вспоминал 37-ой.
Теперь карантинные зоны встали перед её мысленным взором в полный рост. Карантинные. Карательные.
На кухню забежали по каким-то своим надобностям разгорячённые игрой Василь и Колька. Василь по-хозяйски забрался на стул и полез пухлой лапкой в вазу с печением. Анна ухватила его мягкое тельце и молча прижала к себе. Неужели те, кто делает эти звонки, тоже когда-то были вот такими тёплыми, маленькими комочками? Чего не хватает в их организме, что теперь они могут набрать тот номер и заселиться потом в опустевшие комнаты? Должно же тут быть какое-то объяснение!
Василь пытался выбраться из ограничивающих его личное пространство объятий и привычно ныл: «Ну, ма-а-ам!».
Четырёхлетний шимпанзе Моня 16 смотрел на Анну чёрными очами и просительно протягивал сморщенную стариковскую ладонь. Синявская взяла его на руки. Моня нежно приник лицом к её плечу и затих. Анна всеми силами старалась не привязываться к этим антропоморфным животным, так похожим на доверчивых маленьких детей. Она даже называла их подчёркнуто обезличенно: Моня 1, Моня 2 и так далее. Но невольно именовала их тёмные ловкие лапы руками, а живые и подвижные морды – лицами. Сквозь порядковые 1, 2, 3 всё равно проскальзывали конкретные черты. Моня 1 – у него был скверный характер, он вечно швырял в неё кожуру от бананов. Моня 2 был поэтом – мог часами задумчиво сидеть в углу вольеры, уставив печальные глаза в потолок. Моня 3…
