Умри, если сможешь (СИ) - Лучан Борисов
Прилив гнева вызвал тахикардию и Лапочкин полез в стол за таблетками. Приняв лекарство, он взял сигареты и подошёл к окну. Уже стемнело и внутренний двор «Большого дома» был ярко освещён.
Сигаретный дым и знакомый вид немного притушили его раздражение. «Ладно, где наша не пропадала! Пережили развал СССР, переживём и этот холуйский период. Да и молодая кровь уже потихоньку пробивается во власть. Главное, поддержать их на этом пути…»
— Кто там? — спросил он, услышав стук.
Дверь отворилась и на пороге возник Рябов.
— Разрешите, Михаил Николаевич?
— Заходи, — кивнул Лапочкин.
Он затушил сигарету в незамысловатой металлической пепельнице, которая была родом из советских времён, и направился к столу.
— Что у тебя? — спросил он, опустившись в кресло.
Рябов сел поблизости и, сложив перед собой руки, тяжело вздохнул.
— К сожалению, я с плохими новостями. Слоневский тоже мёртв. Он принял яд.
— Проклятье! — Лапочкин прикрыл глаза, переживая очередное поражение. — Почему не досмотрели? — гневно спросил он.
Рябов снова вздохнул, но не стал напоминать генералу, что он хотел обыскать Слоневского после смерти жены, но тот сам ему не разрешил.
— В довершение ко всему, Леднев и Громов оказались предателями. Правда, Слоневский их утилизировал, при помощи аннигилятора, — сказал он вместо оправданий.
— Ещё лучше! — буркнул Лапочкин и требовательно глянул на майора. — Запустил проверку?
— Так точно! — отозвался Рябов и, помедлив, спросил: — А что теперь будет с Жанной Слоневской?
— Ничего хорошего для тебя. Даже если выяснится, что она непричастна к афере матери, тебе запрещено приближаться к ней.
— Михаил Николаевич!
— Молчать! Я не дам тебе загубить карьеру.
— Тогда я уйду из органов, — решительно заявил Рябов.
— Ты и так уйдёшь из ФСБ. Хватит с нас одного кагэбэшника в президентах.
Рябов непонимающе хлопнул глазами.
— Вы это о чём?
— О том самом, мой мальчик, о том самом, — процедил Лапочкин, иронично глядя на него. — Будем растить из тебя первое лицо государства, так что готовься к трудным временам.
Подозревая, что его разыгрывают, Рябов недоверчиво усмехнулся.
— Полковник в президентах ещё куда ни шло, но чтобы майор — это уже из разряда фантастики, — заметил он прохладным тоном.
— Ничего-ничего! Раньше у нас кто только ни стоял у руля государства, даже комбайнёр. Правда, впоследствии мы об этом сильно пожалели.
— Но с чего вдруг я?
— Откуда мне знать? — фыркнул Лапочкин. — С этим вопросом обращайся к Белозёрскому. Это он у нас провидец. Теперь о насущных делах, — он вновь потянулся к сигаретам. — Хоука и его банду придётся отпустить.
— Просто так? Ничего не получив взамен? — возмутился Рябов.
— Именно. И даже больше. Нам придётся передать американцам технологию получения флуорисцита.
— Суки!.. Простите, товарищ генерал, не сдержался.
— Верно, суки, — согласился Лапочкин и затянулся сигаретой. — Надеюсь, ты сможешь переломить ситуацию в нашу пользу, когда войдёшь во власть.
— Д-да, — с сомнением отозвался будущий глава России.
— Ну а сейчас будь добр, проследи, чтобы в срочном порядке эвакуировали госпиталь. Думаю, как только американцы получат документацию по флуорисциту, он тут же взлетит на воздух.
— Сделаю. Разрешите идти?
— Иди и не забывай, что в твой жизни Слоневской быть не должно, так что не морочь ей голову.
— Михаил, Николаевич, а вдруг так сложится ситуация, что я буду вынужден…
— Нет. Ни при каких обстоятельствах, — Лапочкин пристально глянул на расстроенного Рябова. — Кирилл, ведь ты сам знаешь, что информация о предательстве её родителей всё равно просочится, и она станет тебе помехой. Верхушка власти везде одинаковая. Она может по уши утопать в собственных пороках, но строго спрашивает с тех, кто стремится в её ряды. Короче, что дозволено цезарю, то не дозволено быку. Так вот, пока ты быкуешь, чтобы никаких скандальных связей. В ближайшее время подай заявление в партию. Я за тебя походатайствую и мы, как только позволит обстановка, начнём подготовку к твоей избирательной компании.
— О Господи! — пробормотал обескураженный майор, поняв, что начальство действительно вознамерилось сделать из него президента. — Михаил Николаевич, можно я пойду? — сказал он с молящими нотками в голосе.
— Хорошо, иди. Потом более предметно поговорим, — смилостивился Лапочкин и усмехнулся, когда Рябов скрылся за дверью.
«Молодежь! — покровительственно подумал он и ткнул сигарету в новомодную пепельницу, стоящую у него на столе. — Думаете, всю жизнь будете отсиживаться за нашими спинами и при этом ругать нас за неправильные, как вам кажется, решения? Не выйдет! Наше время подходит к концу, пора вам принимать эстафету. Худо-добро ли, но мы сумели сохранить страну, пусть в урезанном варианте. Посмотрим, чего стоите вы, все из себя умные и предприимчивые».
***
В рекордно быстрые сроки госпиталь переместился в здание ближайшей городской больницы. Естественно, при таком экстренном уплотнении мест на всех не хватало, хотя большинство пациентов больницы разогнали по домам, под наблюдение участковых врачей.
Тихо бормоча ругательства, Жанна пробиралась среди кроватей, которыми был заставлен коридор. В палате, где лежала Ксения, положение было ещё хуже, и она с большим трудом протиснулась к её кровати.
— Привет! Как ты себя чувствуешь? — спросила Жанна, присев на краешек пружинного лежбища, которое, по её разумению, знало времена Очакова и покоренья Крыма.
— Привет, подруга! — откликнулась Ксения. — Спрашиваешь, как я себя чувствую? Примерно, как сельдь в бочке, причём протухшая, — ухмыльнулась неунывающая сибирячка. — Жара-духота такая, что аж в зобу дыханье спёрло. И до сих пор не вернулось, представляешь?!
— Потерпи немного. Я отправила документы на выписку и после обеда заберу тебя, — сказала Жанна и, понизив голос, тихо добавила: — Не беспокойся! Благодаря родителям, аппаратура у нас на дому будет покруче, чем где-либо в мире. И я взяла отпуск, так что без присмотра не останешься.
— Спасибо! Прости, что доставляю тебе столько беспокойства, — Ксения закрыла глаза и из-под её ресниц покатились слёзы.
Жанна взяла её за руку.
— Вот, что ты ревёшь? — она грустно улыбнулась. — Родителей больше нет и теперь ты единственная родная душа, что осталась у меня на свете. Как же я могу не заботиться о тебе?
— Не выдумывай! У тебя полно родни. Две бабки, дед по отцу и куча всяких кузенов и кузин, — всхлипывая, возразила Ксения.
— Может, и полно, да только я их знать не знаю. Для меня они такие же незнакомцы, как встречные прохожие на улице. В общем, хватит наматывать сопли на кулак. Сейчас схожу, потороплю девиц с твоей выпиской.
Ксения перестала плакать и виновато шмыгнула носом.
— Прости! Что-то я совсем никакая, реву буквально из-за каждого пустяка. Не иначе психика забарахлила, получив пулю в лоб. Но даю честное пионерское, скоро я буду в полном порядке. А девчонок лучше сейчас не трогать. У
