Евгений Лукин - Зона Справедливости
— Что?..
— Коронку, говорю… — Кирюша открыл рот и раздражённо щёлкнул ногтем по клыку из жёлтого металла. — Меня ж в арке этой вашей так с Божьей помощью уделало, что коронка слетела…
Помолчал, посопел сердито. Потом спросил:
— Слушай, Лёш, а тебе не кажется, что Господь Бог вершит этот свой Страшный суд несколько однобоко?
— То есть?..
— Что ж он только по одной заповеди-то карает? — Кирюша был явно не на шутку раздосадован непоследовательностью Господа Бога. — А остальные девять?..
— Н-ну… — Такая постановка вопроса, честно сказать, весьма озадачила Колодникова. — Сначала по одной… Потом, наверное, по остальным… — с диковатой улыбкой предположил он — и замолчал, моргая.
— Оч-чень интересно… — язвительно молвил Кирюша. — Это что же тогда выходит? За убийство — сам будешь убит, а за прелюбодеяние?.. Жена, что ли, гульнёт? А если холостой?
— Н-ну… — сказал Алексей. — Не знаю.
— И потом! — сквозь зубы продолжал Кирюша. — «Не убий» — согласен!.. Вот они, скрижали, вот она, заповедь! Но где это слыхано — за мордобой карать?.. Да не было никогда в жизни такой заповеди — «Не бей»!.. Или как это будет по-церковному? «Не бий»?..
Секунд пять прошло в растерянном молчании.
— Так что ты хочешь… сказать-то?.. — осторожно прокашлявшись, спросил Колодников.
— Я хочу сказать, что чепуха это всё, — отрубил Кирюша. — И «святые письма», и… Короче, никакой это, к чёрту, не Страшный суд! Тут другое…
После этих его слов Колодников чуть отшатнулся, в глазах затеплилась робкая надежда. Кажется, не зря толкнуло его что-то изнутри — зайти к Чернолептовым.
— Слушай… — зашептал он, резко подаваясь к Кирюше. — А ведь правда… Сам чувствую: что-то тут не то… Ты пойми: я же не против самой идеи Бога… Но всему же есть предел! Кирюш!.. Просёк уже что-то, да?..
Кирюша поднялся и, с сомнением покосившись на Алексея, огладил клин бороды.
— Знаешь ли ты, что такое ад? — надменно спросил он.
Тон его Колодникову не понравился. Да и сам вопрос тоже.
— Знаю, — буркнул Алексей. — Сутки там провёл…
Кирюша Чернолептов его не услышал. Он мысленно оттачивал формулировку, не желая выдавать её в сыром виде.
— Ад, — изрёк он наконец, — это загробные угрызения совести.
— И что? — не понял Алексей, но опять услышан не был.
— Кипящая смола, котлы, черти с рожками… — задумчиво и в то же время пренебрежительно перечислял Кирюша. — Всё это — так, от недостатка воображения… Понимаешь, мы (то есть люди) — это как бы поле боя… пока живы, конечно… Совесть воюет с плотью, а плоть с совестью… Ну, как бы это тебе объяснить? Человеческое тело — всё равно что графитовые стержни в ядерном реакторе, оно гасит совесть, понимаешь?.. Стоит лишиться тела, совесть тут же выходит из-под контроля — и пошла вечная агония… Я, кстати, давно уже об этом думаю… Даже пару эскизов набросал…
— И что?.. — ещё тише повторил Алексей.
Секунду они смотрели в глаза другу другу. Потом Кирюша нахмурился и, продолжая держать паузу, повернулся к плите. Снял большой чайник и, с сосредоточенным видом подлив в стаканы кипятку, вернул на плиту. Всё это он проделал весьма осторожно и замедленно, словно боялся резким движением спугнуть строй формулировок.
— Так вот, арка… — молвил он, подсаживаясь к столу и протягивая руку к расписному заварочному чайничку. — Что там, собственно, произошло?.. Мне кажется, произошло некое мгновенное размыкание связи между телом и совестью. Грубо говоря, совесть сорвалась с цепи и расправилась с телом… Причём тем же способом, каким это тело расправлялось раньше с другими телами…
Приоткрыв рот, Алексей в оцепенении смотрел, как Кирюша Чернолептов с аптекарской точностью добавляет в стаканы заварку.
— Пошёл ты к чёрту! — сказал он наконец от всей души.
— Да нет никаких чертей… — меланхолично отозвался Кирюша, ставя чайничек на место. — Не бывает. Забудь о них… Я тебе говорю: просто срабатывает совесть… А как ты всё это ещё объяснишь? Сам только что сказал: твоя же оплеуха тебя и настигла… Меня, кстати, тоже…
— А если у человека вообще совести нет?.. — заорал Алексей. — Да тот же Полтина! Тот же Скуржавый!.. Бросит человека на рельсы — и спит потом спокойно!..
— Всё правильно… — Кирюша кивнул. — Спит спокойно… Только не потому, что у него совести нет! Совесть есть — просто она подавлена телом… Плотскими желаниями, если хочешь… А тут срабатывает у твоего Полтины в голове (или где он у него там?) какой-то взрыватель, совесть разом высвобождается, предъявляет счёт за всё…
— …и наносит своему владельцу множественные ножевые ранения?.. — ядовито осведомился взъерошенный Колодников. — Ножевые, пулевые… Это, прости, получается, как в том анекдоте: экспертиза показала, что череп пробит изнутри… Кирюш! Ну я же там понятым был, я всё это видел!.. Какая совесть? Какая, к чёрту, совесть, когда человека явно из автомата решетили?..
— А пули?
— Что — пули?
— Почему до сих пор ни одной пули не извлекли?
— Постой, постой… — ошарашенно пробормотал Алексей. — А-а… откуда знаешь?..
— В газете прочёл, — невозмутимо отвечал Кирюша.
— «Спокойной ночи!»?.. — ахнул Алексей.
Кирюша не понял.
— Газета так называется… — пояснил Алексей. — «Спокойной ночи!»
— Н-нет… — поколебавшись, сказал Кирюша. — Такое бы я запомнил… Нет! По-моему, это была «Вечёрка»…
— Стоп! — прервал его Колодников, сбрасывая очки и берясь обеими руками за гудящую голову. — Погоди ты, ради Бога, с «Вечёркой»… Не в «Вечёрке» дело… Слушай, может я за бутылкой сгоняю?
Кирюша запнулся, выпрямился и тревожно прислушался к внутреннему голосу.
— Нет, — отрывисто молвил он. — Вот разложу всё по полочкам, пойму, что происходит, — тогда и выпью…
Приосанился и одобрительно кивнул сам себе. Нить беседы, однако, была утрачена.
— О чём мы сейчас говорили-то?.. — с досадой спросил Алексей. — До газеты до этой… — Наморщился, вспомнил. — А! Ранения… Ранения-то откуда, если совесть?
С загадочным лицом Кирюша Чернолептов встал, прошёлся по кухне.
— Что такое стигмы, знаешь?
— Стигмы?
— Да, стигмы…
— Н-ну… — В голове назойливо крутилось, сбивая с мысли, ещё одно полузабывшееся слово «харизматы», и Алексею пришлось даже отогнать его взмахом руки, как комара. — Всё! Знаю!.. Это когда Франциск Ассизский размышлял о Христе, а у него на ладонях появлялись язвы… Дыры от гвоздей…
— В-вот! — вскричал Кирюша. — Умница!.. У Франциска — дыры от гвоздей, а у Полтины у твоего — дыры от его же собственной финки!.. Только не на ладонях, а под ребром!..
— Да нет, погоди, погоди… — пролепетал Колодников, теперь уже слабо отмахиваясь от самого Кирюши. Чуть ли не открещиваясь. — С ума сошёл? Ни черта себе стигма — голову напрочь отмахнуло!..
— Да запросто! — в запальчивости сказал Кирюша.
Оба замолчали, настороженно, а то и враждебно взглядывая друг на друга. В приотворённую форточку лез с улицы отдалённый лязг и грохот строительной техники. То ли экскаватор своим ходом куда-то перегоняли, то ли гусеничный трактор…
— Давай покурим, — сипло предложил наконец Колодников.
Кирюша прикрыл дверь в кухню и отворил форточку пошире. Курили в насупленном молчании, словно опасаясь, что их разговор могут теперь подслушать под окнами. Один только раз Алексей спросил негромко и ворчливо:
— А Иришка где?..
— Да на занятиях… — нехотя, в тон ему отозвался Кирюша. — На агни-йоге на своей…
Докурив, погасили сигареты в плоской медной пепельнице, сплошь изукрашенной высокохудожественной чеканкой, после чего Алексей решительно прикрыл форточку и вновь повернулся к Кирюше.
— Ну и в чём преимущество этой твоей… — Колодников подумал, поискал слово помягче. —…гипотезы?.. В чём разница? Та же самая мистика, только другими словами! Плоть, совесть, стигмы… Уж лучше просто сказать — Бог. Оно как-то и привычнее, и короче… Да и честнее, кстати…
Кирюша лишь головой качнул, как бы дивясь его слепоте.
— Мистика? Обижаешь… Где же здесь мистика? В том, что я ад помянул?.. Так это, чтоб ты лучше понял…
— Нет, позволь!.. — Колодников решил стоять на своём до конца. — Ты говоришь: срабатывает взрыватель… Где-то там в мозгу, так?..
— Ну, допустим… — хмуро отозвался тот, и по тону его Алексей понял, что нечаянно угодил в самое слабое место Кирюшиной версии.
— Стало быть, всё равно кто-то свыше должен на этот взрыватель нажать…
— Да почему свыше? — с досадой перебил его Кирюша. — Почему обязательно свыше?..
— А откуда же?
— Знаешь… — честно признался он. — Вот тут я ещё не до конца всё продумал… Есть два предположения. Правда, второе уж больно поганое… Настолько поганое, что, скорее всего, оно-то и окажется правильным…
