Александр Мустангиг - Железный Макс
Максим покивал и оперся локтями на низ окна, безразлично уставился на голубеющий туман под светом Луны и счастливо вздохнул. Наконец-то, все наладилось. Вот, только отец его теперь в тюрьме. Но это может быть и к лучшему. Больше он не будет убивать невинных людей за деньги.
Так и не получилось у него спросить у Сати, откуда она, кто она? По сути, спешить некуда. Еще успеет узнать. А сейчас надо идти к своей милой и единственной. Ребенка пора уже делать.
Вдруг снизу послышалось глухое гудение, похожее на механическое движение. Максим всмотрелся в довольно далекую стену, за которой начинался шумный ночной город, но ничего не увидел — стена как стена! Посмотрел в противоположную сторону: широкие ворота уже начинали опускаться вниз. Интересно, кто мог в час ночи пожаловать к Гене? И к тому же так просто эти ворота не открыть! Они впускали лишь одного единственного человека — президента компании «International Cars»! А все остальные входили только, предварительно оповестив об этом! Конечно на любую защиту, как и силу, найдется управа.
Максим прошел по балкону в соседнюю башню, спустился и зашагал сквозь туман, деревья, декоративные растения. Остановился, прислушиваясь, кто в этом парке прошелестел совсем недалеко от него, но видеть Максим ничего толком не мог. Сверху звездное небо, под ногами влажная стылая земля, а перед глазами, словно мазки художника, полосы пара. Казалось, можно было услышать, как падает капля кристально чистой воды с каждого листочка, лепесточка, но услышать больше незваного гостя не удавалось. «Странный Гена, — подумал Максим. — Олигарх, а охранять дом ни одного телохранителя не нанял! И оборонных систем что-то я не приметил».
Внимание Максима опять привлекло гудение ворот. Теперь они открывались. Он пошел туда, надеясь встретить гостя, а как, это уже зависело от того, кем был этот гость! Максим тихо ступал по выложенной каменными плитками дорожке, по бокам которой тянулись зеленые стенки из стриженых кустарников, стояли клумбы с цветами. Ворота были открыты наполовину; виднелись бесчисленнее огни города. Максим остановился около панели управления, как воротами, так и лампами дневного освещения. Он хотел сначала закрыть ворота, а потом осветить весь парк — врагу не скрыться. Максим нисколько не боялся. Закадычных врагов у него вроде бы не было, по крайней мере, не осталось, а с простым человеком он справится без труда. Когда ворота вновь закрылись, послышался шелест мокрой травы. Максим оглянулся и потянулся пальцем к включателю ламп., но так и не дотянулся. На затылок обрушилось что-то тяжелое и жесткое, как резина на автомобильных покрышках. Все вокруг закружилось, перед глазами залетали оранжевые, белые огни. Отражающее покрытие ворот поехало вверх, и мокрый грунт оказался у самого лица. Максим лежал без сознания, уткнувшись головой в клумбу с цветами. Ворота отразили в себе искаженный облик убийцы, перемещающегося над жертвой. Максим никак не мог увидеть его по веской причине: на нем был надет термооптический костюм, который делал своего хозяина прозрачным как стекло. Виднелись только изогнутые линии тела, в частности места сгибов и то при движении.
Все было также тихо и темно, разве что тусклый свет из двух окон дома ложился на землю прямоугольниками. Убийца, несмотря на изящность и хрупкость своего тела, ловко подбросил семидесяти пяти килограммового Максима и, открыв ворота, вытащил его за пределы владений парка. Недалеко стоял приготовленный к моментальному исчезновению грузовой аирмобиль. Прозрачный человек заволок тело жертвы в кузов и, перед тем как закрыть дверцу, некоторое время смотрел ему в лицо, словно хотел что-то сказать, но только высокомерно фыркнул и с силой громыхнул дверцей. Еще секундой позже аирмобиль взмыл в черное бесконечное небо с тремя человеками на борту и слился с усыпанной белыми точками чернотой.
Глава 4
Яну словно захлестнуло ледяной волной. Ей стало и холодно, и жарко одновременно. Сердце заколотилось со скоростью больше сотни ударов в минуту. Что-то извне предупредило ее о случившемся с Максимом. Она не знала, что именно произошло, но то, что что-то ужасное отлично понимала. Вместе с нагрянувшей на нее тревогой в окна ударил порывистый ветер, электрический свет моргнул, одинокая Луна подмигнула, из спальни Гены послышался слабый стон Сати.
Яна не в силах больше терпеть и ждать выбежала из спальни, постучала в дверь соседней спальни:
— Гена, Сати! — ее голос захлебывался ударами сердца. — С Максом что-то случилось!
Гена!
За дверью послышалось торопливое копошение, шуршание пастелью и, наконец, Гена выбежал, почти не сбив Яну с ног:
— Как? Что? Макс? — он побежал на балкон, застегивая ширинку джинсов. — Он разве еще не вернулся?
— Нет! — Яна бросилась в след. Ее стан облегало тонкое кожаное одеяние черного цвета, а по левому боку сверху вниз спускался разрез, заполненный тонированной сеточкой, меняющий свою ширину в зависимости от прекрастности мест женского тела и, в итоге, ниже бедер он становился не разрезом, а самим платьем, местом, позволяющим увидеть одну из самых превосходных частей тела. Ее золотые волосы заплескались в воздухе от ветерка, ворвавшегося в открытое окно балкона.
Гена обшарил весь балкон глазами, будто Максиму могло бы придти в голову спрятаться под столом, и только потом посмотрел на гладкие отражающие ворота. Они были подняты. Гена с неведомой злости ударил кулаком по стене из гибкого стекла, его желто-белые волосы спали на глаза, скрипнули друг о друга зубы. Тишина, забренчали только вибрации прозрачной стены. Средний казанок на кулаке Гены поспешно восстановил разбитую кожу.
— Черт! — прошипел Гена. — Кому мой брат так нужен?!..
Волнение Яну постепенно покидало. Она молчала, смотря на ворота. В зеленых глазах мелькали какие-то отражения, появлялись разные видения, воспоминания. Губы дрогнули.
— А может, он пошел погулять? — беспристрастно спросил Гена.
— Нет! Я чувствую его! Он где-то рядом, но я не знаю где!..
— Сейчас отыщем! — воскликнул Гена, заметив вбежавшую взбудораженную Сати.
Яна почувствовала волшебную дрожь по телу и помутнение рассудка, стала терять
равновесие. Ей казалось, будто что-то горячее и бесформенное бестелесное обнимает ее мозг и сдавливает, причиняя не боль, а неизвестное наслаждение. Но все исчезло также моментально, как и появилось. Она присела в кресло и прошептала:
— Глазами ты его не найдешь!
Сати только и делала, что водила глазами с одного на другого. Она еще туманно понимала, что Максим пропал, особенно, о чем говорит Яна.
— Он рядом, но ощущение его близости интенсивно уходит. — продолжила Яна. — Его опять убили.
* * *Максим видел всю Солнечную систему как на ладони. Точнее он не видел, а знал так, будто всю жизнь был астрологом. Кроме Солнечной системы он видел и другие соседние системы. Галактика казалась ему одной большой комнатой, другие галактики — другие комнаты. Но сильнее всего его удивило не это, а тучи и тучи людей в виде ярких точек! У них нет ни тел, ни глаз, нет ничего, они просто есть и светятся. Некоторые скопления походи на очередь, они решали, кто в какого младенца в утробе матери спустится на Землю. Максим понимает их, может сам ответить, но не хочет. Или вернее сказать, не успевает!
Звезды, планеты, астероиды, кометы — ощущение, рисующее картину всего этого, постепенно смазывалось, становилось растянутым и мутным. В Черную дыру полетел, подумал Максим, но обогнул ее, не прикладывая никаких усилий. Туда улетели другие многочисленные яркие точки, а он все рассекал бесконечные пространства. Внезапно вдали появилось Солнце. Как Максиму показалось, оно что-то говорило, но понять что, не успел, потому что его контур за тысячные доли секунды промелькнул в стороне, а впереди вырос огромный бело-голубой шар — Земля. Потом глубокая темнота, ощущение замерзающего тела, плотская боль.
Максим видел подобную картину каждый раз, когда умирал, и каждый раз не успевал ничего толком обдумать. Поэтому, когда он вновь возвращался в тело, он почти никаких деталей не помнил.
Он лежал на холодном асфальте лицом вниз. Редкие застывшие лужицы на нем неторопливо растапливало Солнце, хотя и стояло довольно высоко. Часы приближались к полудню. Максим попытался двинуть руками, чтобы подняться, но ничего не вышло. Тогда он открыл глаза и отодрал щеку ото льда, посмотрел исподлобья вперед: два солнечных блика двигались к нему какими-то странными перерывами. То отдалялись, то приближались, но в целом становились все ближе и ближе. Блики напомнили ему о видении, о способных общаться светящихся точках. Но раз под ним была стылая земля, значит, это не те точки. Это что-то другое, более приземленное. Вскоре Максим различил четыре тонкие линии около бликов, которые рисовали контуры двух красивых ножек, шагающих к нему. А еще через некоторое время увидел свое раздвоенное отражение: одна половина лица в правой ножке, вторая — в левой. Максим узнал эти ножки, эти зеркальные колготки, в которые они были облачены, и только приподнял голову еще чуть выше, чтобы разглядеть лицо, как в щеку врезался твердый черный сапожок. Последовал второй удар, третий, четвертый попал в бровь, порвав ее, а пятый превратил рот в кровавое месиво. Женщина вскрикивала от усердия и ненависти и никак не могла остановиться. Злость заставляла ее пинать и пинать Максима по лицу. Черные сапожки превратились уже в багровые, с них летели брызги крови, когда вдруг сильный громкий голос остановил ее:
