Александр Звягинцев - Ярмарка безумия
Ярость туманила сознание, путались мысли, в глазах плыло белое, почти неразличимое на снежном полотне подушки лицо Кати…
Но на какие-то моменты способность смотреть на ситуацию хладнокровно возвращалась к нему, и тогда оставалось признать, что он сам виноват во всем. Он был слишком самоуверен. Он обнаглел и забыл об осторожности, обуянный и ослепленный гордыней. Поразительно, но он, Негодин, просчитался во всем, по всем пунктам! Он был убежден, что «мангумы» начнут долго и нудно бодаться с властью при поддержке зарубежных покровителей, а они тут же соскочили, сделали ноги, и все его расчеты хорошо заработать на полях сражений оказались пшиком. Он не думал, что государство будет действовать так решительно, плюнув на обычные опасения по поводу того, что скажут там, за бугром, а оно действовало именно так…
И еще - главная, непростительная, чудовищная ошибка! Будто ослепнув, он не заметил перемен, которые принесло время. Он проморгал их. Не допер, что в новые времена одиночки вроде него никому не нужны и не дороги. Нужны люди, принадлежащие к стае. Живущие по ее законам. И тогда стая может выручить. Нужны свои. Но чего ради ей спасать чужака? Чего он окрысился на Жбанова? Если подумать трезво, на кой он, Негодин, вместе со всеми своими способностями ему сдался? Чего ради Жбанов должен за него держаться? Если ему будет выгоднее или просто удобнее и спокойнее сдать его? И будет это не подло, а очень даже умно. Ведь тем самым они окончательно открестятся от прежнего «Мангума», очистятся от его грехов и станут еще белее и пушистее…
Но потом на него снова накатывали злоба, гнев, обида. И простая мысль - если они со мной так, то и защищать себя он будет любой ценой. Тут уж не до чистоплюйства. Потому что есть Катя, и он не может оставить ее одну. Что с ней произойдет, если с ним что-то случится? Это он представлял себе прекрасно. Ее выкинут из клиники, отвезут в какую-нибудь затрапезную больницу с пьяными санитарками, вымогающими у больных деньги, с врачами, забитыми и опустошенными нищетой… Не было сил представить, что там с ней могут сделать!
И еще этот Цапцын! Он, видите ли, был в Катю влюблен в юности. Но тогда ему ничего не обломилось, и вот теперь она оказалась в его распоряжении. Пусть беспомощная, да практически и неживая, но принадлежащая теперь ему одному безраздельно. Разговаривает он с ней подолгу. Извращенец проклятый! Как был в детстве ненормальным, так им и остался! С отвращением он представлял себе, как Цапцын садится рядом с Катей, берет ее за руку, что-то шепчет, склоняясь над ней. Больной извращенец. Но забрать Катю оттуда он пока не может!
От злобы и бессилия у Негодина спазматически перехватывало горло. Он словно со стороны увидел, как у него, словно при сильной боли, расширились зрачки, услышал, как скрипнули зубы.
А потом будто кто-то выдернул заслонку, перекрывшую артерии, кровь хлынула потоком вниз, и голова его стала легкой и ясной. И он сразу понял, что ему надо делать, как спасти и себя, и Катю.
Глава 19
Вергельд
[19]
Глаза у нее были совершенно растерянные, ничего не понимающие. А руки почему-то подняты и сложены на затылке.
Гланька стояла в коридоре в этой нелепой, вызывающей жалость позе и словно не могла больше сделать ни шагу.
А потом из-за ее спины показался человек в шелестящей куртке с меховым капюшоном, надвинутым на глаза. В руках у него был пистолет. Тут же с другой стороны показался второй - в длинном светло-коричневом пальто. В одной руке он тоже держал пистолет, а во второй у него были пакеты с продуктами, которые Ледников и Гланька купили по дороге.
- Валентин Константинович, вы, я надеюсь, без оружия? - негромко осведомился человек в капюшоне.
Негодин! Конечно, это был он. Ледников отрицательно покачал головой.
- Я так и знал, - холодно констатировал Негодин. - Меня узнали?
Ледников утвердительно кивнул. Он видел отчаянные глаза Гланьки и просто корчился от стыда. Герой! Герой, который все проиграл одним разом. Герой, который не смог отстоять свою женщину, целиком доверившуюся ему.
- Значит, так, Валентин Константинович, медленно, не торопясь, проходим в комнату и садимся на диван. Там диван-то еще остался? Остался-остался, я знаю. Ведь мы тут еще вчера все осмотрели, на всякий случай… Я сразу догадался, куда вы повезете госпожу Востросаблину.
- Вы что же, ждали нас здесь? - поинтересовался Ледников.
Снаряд в одну воронку дважды не попадает! Нашел мудрость! На самом деле было просто лень подумать, где действительно может быть безопасно…
- Мы ждали здесь, неподалеку, - с усмешкой сообщил Негодин. - А другие вели вас от самого дома, пока вы плутали по городу. Но вы были слишком заняты вашей спутницей, чтобы заметить слежку… А теперь просто проходим и садимся, никуда не бежим, никуда не скачем. А то мне придется стрелять в Аглаю Андреевну! Чего ее поклонники нам не простят. Особенно тот, что слал ей отчаянные сообщения, полные любви и ненависти.
- Значит, это все-таки вы?
- Мы, конечно. Я так и знал, что вы сразу догадаетесь. Ну, вперед!
Ледников повернулся и медленно прошел в комнату. Дошел до дивана, обернулся. Гланька, Негодин и его спутник вошли следом.
- Садитесь, - приказал Негодин. - Вы, Аглая Андреевна, идите и садитесь рядом с господином следователем.
И подтолкнул ее дулом пистолета.
Пока Гланька медленно, как во сне, шла к дивану, Ледников успел разглядеть подручного Негодина. Это был крепкий мужчина с заурядным лицом квалифицированного рабочего или даже мастера участка, какими их изображали в старых советских фильмах, и цепким, холодным взглядом. Дорогое кашемировое пальто, шелковый галстук, разумеется, светлый… Прямо Харви Кейтель в роли чистильщика из «Криминального чтива». Такой же деловитый, сосредоточенный и безумно опасный.
- Якуб, свяжи-ка наших голубков на всякий случай. Чтобы не дергались. А то мне разговаривать с пистолетом в руках как-то непривычно…
Якуб достал из кармана своего шикарного пальто катушку скотча и быстро обмотал Ледникову сначала руки, а потом и ноги. Ледников в это время совершенно автоматически напрягал и по возможности раздвигал руки и ноги. Когда-то, еще в детстве, он читал книгу о фокусах знаменитого Гудини. Как оказалось, тот выбирался из пут именно таким образом - когда связывали, напрягал мышцы, а когда он их потом расслаблял, узлы заметно ослабевали. Но во времена Гудини ничего не знали о липком скотче.
- Да не надо много, - нетерпеливо поторопил Негодин добросовестного Якуба. - Просто чтобы сидел тихо. Так… А даму нашу отведи в другую комнату, а то она отвлекает Валентина Константиновича. Он ни о чем, кроме нее, думать не может.
Якуб показал Гланьке дулом пистолета, чтобы она встала. Лицо ее помертвело от отчаяния. Ледников видел в старом зеркале, висевшем на стене, как в маленькой комнате Якуб усадил Гланьку на стул, завел руки ей за спину и обмотал их скотчем. Затем плотно обмотал лентой ноги.
- И рот заклей, мне от нее ничего не нужно, - приказал Негодин. - А то будет нас отвлекать от беседы.
Якуб заклеил окаменевшей от ужаса Гланьке рот и вернулся в большую комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь.
- Итак, господин Ледников, несколько вопросов, - с усталыми интонациями следователя, приступающего к официальному допросу, произнес Негодин. - Простых и конкретных. Отвечайте так же просто и конкретно. Будете лгать, выкручиваться - я сразу увижу. Тогда придется применять меры физического воздействия. И для начала не к вам, а к Аглае Андреевне. Ей будет очень больно. Неужели вы это допустите?
Тут взгляд его остановился на Якубе, который с непроницаемым лицом стоял рядом с Ледниковым.
- Якуб, ты подожди там, на кухне. Я тебя позову, когда понадобишься. А пока можешь поесть, что ли… Господа накупили там еды на полк солдат.
Якуб вышел с непроницаемым лицом. Негодин посмотрел ему вслед и доверительно сообщил:
- Страшный человек. Я ведь его с детских лет знаю, он со своей шайкой всю школу в страхе держал. Причем не просто деньги у детишек отнимал, но еще любил унизить, оскорбить, надругаться… Уже тогда был мастак по этой части. Пацаны потом до самоубийства доходили от страха и стыда.
Запугивает, понял Ледников. Проводит предварительную психологическую обработку. Все по науке. Прямо по учебнику криминальной психологии.
- А потом его шайка решила меня на счетчик поставить - чтобы я выплачивал им регулярную дань. А откуда мне было ее взять? Ну, я и запугал до смерти одного паренька, отец которого служил в КГБ… Сказал, что он у них намечен очередной жертвой.
- Вы Игоря Цапцына имеете в виду? - хрипло спросил Ледников.
- Опять вы догадались обо всем! Может, зря вы из прокуратуры-то ушли, Валентин Константинович? - прищурился Негодин, с удовольствием демонстрируя в ответ собственную осведомленность. - Большую карьеру могли сделать. Да еще с помощью отца…
