"Вы просто не знаете, куда смотреть". Часть третья: "День очищения" - Павел Сергеевич Иевлев
— Тяжело было?
— Да, наверное. Я почему-то с трудом вспоминаю детство, как будто чего-то не хватает… Словно дырка в прошлом. Может быть, у меня тоже эти, как ты сказал, лакуны?
— Может быть, — не стал спорить я. — Пойдём отсюда. Дом почти догорел, делать тут нечего.
Мы медленно пошли обратно к бару, я поддерживаю всхлипывающую Швабру, обняв её за плечи. От её волос пахнет пеплом и горем. Вдруг она остановилась, уткнулась мне в грудь чумазым лицом, плечи затряслись. Я сначала решил, что она рыдает, но потом понял, что смеётся.
— Что с тобой?
— Прости… кажется… у меня истерика… Но… чёрт, там были все мои деньги! Всё, что я скопила! Всё, что я заработала в баре! Всё, что я хотела потратить на машину, чтобы свалить из этого города! Разве… это… не… смешно? — она снова затряслась в моих объятиях.
— Как-то не очень, — признался я, прижимая её к себе.
Так мы и простояли, пока её не отпустило.
— Мне кажется, за эту ночь я пережила больше, чем за всю предыдущую жизнь, — сказала она, высвобождаясь.
— А мне кажется, ночь ещё не закончилась, — констатировал я, увидев приближающегося к нам Депутатора.
Стальной полицейский выглядит вымотанным, как настоящий, и идёт с трудом, медленно шагая под грузом двух бессознательных тел. Одно на левом плече, другое на правом. Две девушки, и обе довольно полненькие.
— Роберт, — сказал он скрипящим от усталости голосом. — Знаю, что вы считаете это бесполезным. Наверное, вы даже правы. Но я должен хотя бы пытаться.
— Никто из нас не может уйти от своей природы, — согласился я.
— Что там так горело?
— Её дом.
— Кто-то пострадал?
— Её мать.
— Соболезную.
— Благодарю, — сухо кивнула Швабра. Кажется, сил на эмоции в ней больше не осталось, и это, наверное, даже хорошо сейчас.
— Поможете донести их до клиники? — спросил меня полицейский.
— Если завернём в бар. Оставлю там девушку, ей на сегодня хватит впечатлений.
— Конечно, это по пути, — сказал Депутатор, перегружая одну из девиц на плечо мне.
Я сдал Швабру в заботливые руки подруги, шепнул той, что случилось, и она, заохав, повела её к стойке. Блондинка урождённая барвуман, сообразит, что налить, что сказать и как выслушать. Панку строго велел хранить трезвость, запереть дверь и помнить про дробовик. Надеюсь, на бар аборигены не покусятся, всё-таки общественное достояние.
Я не так крепок телом, как железный Депутатор, поэтому до клиники добрел на последнем издыхании. Девушка словно становилась тяжелее с каждым шагом. Мы постучали в дверь, никто не ответил.
— Доктор, эй, доктор! — закричал я. — Просыпайтесь! Пополнение! Надеюсь, у вас ещё есть свободные койки.
— Сюда, я здесь! — послышался слабый голос сверху, из клиники. — Помогите, скорее!
Депутатор дёрнул по лестнице так, словно не перетаскал за ночь полкласса подростков, я побрёл за ним, пыхтя и отдуваясь. Зачем так раскармливать отродье, которое собирались прикончить? Не к столу же её подавать собирались? Хотя с них станется…
Доктор Клизма висит в коридоре на одной руке. Она пристёгнута наручниками к вкрученному в стену крюку. Знакомый крюк, да и наручники тоже. Не полицейские, но крепкие. Впрочем, недостаточно, чтобы их цепочку не разорвал одним небрежным движением Депутатор.
— Кто это сделал? — спросил он грозно, опуская доктора на пол.
— Сказал… что Палач, — тихо ответил тот. — Он что-то сделал там, в палатах… Я не видел. Я ничего не мог сделать, он меня оглушил сзади…
Я осторожно избавился от своей ноши, аккуратно разместив пухлую девицу на полу, и заглянул за ближайшую дверь.
— По крайней мере он их не мучил, — сказал полицейский, посмотрев поверх моего плеча. — Наверное, торопился. Думаю, доктор, ваша помощь там больше не нужна. Вы не пострадали?
— Только шишка на голове и рука затекла, — сказал Клизма, ощупывая затылок.
— Тогда займитесь этими двумя, они хотя бы живы.
— А если Палач вернётся?
— Значит, им не повезло. Вас он вряд ли убьёт, чужаки не его профиль.
— Не очень утешает.
— Чем могу. Пойдёмте, Роберт. Берегите себя, доктор. В первую очередь себя, понимаете?
— Постараюсь учесть.
***
— Как вы думаете, Роберт, куда он направился? — спросил Депутатор, когда мы вышли на улицу. — Раны свежие, вряд ли ушёл далеко.
— Палач-то? Да куда угодно. У него полно работы, как я понимаю.
— Вы с ним знакомы?
— Встречался однажды. Много угроз и пафоса. Но похоже, слова с делом у него не расходятся.
— Что он за человек?
— Вы видели его дело. Бывший бармен. Собственноручно замучил насмерть свою дочь, от чего окончательно повредился рассудком. Теперь предоставляет своё безумие как услугу: «Не поднимается рука на вашу кровиночку? Боитесь крови, криков и кишок на полу? Не умеете правильно перерезать глотку? Палач-надомник вам поможет!»
— Не смешно.
— Ага, ничуть. Простите, нервы.
— По вам не скажешь.
— По вам тоже.
— У меня провода. Но я на грани срыва, вы правы. Так кто его следующая цель? Просто предположите. Даже если не угадаете, то лучше что-то делать, чем стоять.
— Одна его мишень мне известна точно, но за ней он, скорее всего, придёт в последнюю очередь. Финальный, так сказать, аккорд. А пока займётся более крупными заказами. Много вы натаскали детишек?.. Ах, да, им ведь уже восемнадцать, простите.
— Немало.
— Они в школе, я слышал?
— Да, собрал в спортзале, велел разложить маты, отдыхать и ждать, пока всё закончится. Многие из них ранены или просто травмированы, но жизни ничего не угрожает.
— Все там?
— Все… Стоп, — спохватился он. — Есть ведь ещё те семеро, которых привели вы. В подвале под моим домом. Я и забыл про них в суете.
— Вот вам и идеальная мишень. В школе их слишком много для одного убийцы, будет паника, половина разбежится, попрячется, лови потом. А тут всё компактно и кулуарно. Уже заперты, уже подвал — как на блюдце положить.
— Чёрт, вы правы. Вы со мной?
