Роберт Хайнлайн - Пасынки вселенной (сборник)
— Хорошо, — сказал я себе, — если я встречу одного из этих пар… нет, одного из этих «товарищей», я буду с ним вежлив до тех пор, пока он сам вежлив со мной!
И в тот момент я не чувствовал ханжества в таком мысленном условии.
Зеб лежал на койке и курил. Я знал и раньше, что он курит, и он знал, что я не одобряю этой греховной привычки. Но это был не очень крупный грех, и мне даже в голову не приходило донести на Зеба, когда мы жили с ним во дворце. Я даже знал, что его обеспечивал контрабандными сигаретами один из сержантов.
— А кто тебе здесь достает сигареты? — спросил я.
— Зачем просить других, когда можно купить их в лавке?
Он покрутил в пальцах эту отвратительную штуку и сказал:
— Мексиканские сигареты крепче тех, которыми я пользовался раньше. Я подозреваю, что в них кладут настоящий табак вместо заменителей, к которым я привык. Хочешь закурить?
— Нет уж, спасибо.
Он сухо усмехнулся.
— Давай, прочти мне обычную лекцию. Тебе самому станет легче.
— Послушай, Зеб, я тебя не критикую. Может быть, я и здесь заблуждался.
— Ну уж нет. Это гадкая привычка, которая разрушает мне зубы, портит дыхание и в конце концов убьет меня, породив во мне рак легких. — Он глубоко затянулся, выпустил клуб дыма и был, по-видимому, вполне доволен жизнью. — Но я не могу устоять против этой гадкой привычки. К тому же господь бог не обращает на это никакого внимания.
— Не богохульствуй.
— А я и не богохульствую.
— Да? Ты нападаешь на одно из основных положений религии. Господь всегда следит за нами.
— Кто тебе сказал?
На секунду я лишился дара речи.
— Это же… это же аксиома. Это…
— Я повторяю вопрос: «Кто тебе сказал об этом?» Допустим, что за мной следит сам господь бог и накажет меня вечными муками ада за то, что я курю. Но кто тебе сказал об этом? Джонни, ты уже достиг в своем воспитании момента, когда ты понимаешь, что Пророка стоит скинуть и повесить на высоком-высоком дереве. И в то же время ты пытаешься навязать мне собственные религиозные убеждения. Поэтому я еще раз спрашиваю: «Кто тебе сказал?» На каком холме ты стоял, когда с неба упала молния и просветила тебя? Какой архангел принес тебе эту новость?
Я не смог ничего ответить.
— Я знал разных людей, — продолжал Зеб. — И хороших, и скромных, и преданных. Но как ты назовешь человека, который уверяет, будто знает, о чем думает сам господь бог? Человека, уверяющего, что он — его поверенный? И это помогает ему чувствовать себя всемогущим и править мной и тобой. Итак, появляется человек с громким голосом и средними умственными способностями. Он слишком ленив, чтобы стать фермером, слишком глуп, чтобы работать инженером, ненадежен, чтобы быть банкиром, но, братишка, он может молиться! Он собирает вокруг себя других таких же. И вот родился Первый Пророк.
Я готов был согласиться с Зебом, пока он не назвал Первого пророка. Я уже пришел к внутреннему заключению, что наш теперешний пророк плох, но это еще не поколебало основы моей веры, впитанной с молоком матери. Я хотел реформировать церковь, но не хотел ее ломать.
— Что-то не так? — спросил Зеб, разглядывая с интересом мое лицо. — Я опять тебя чем-то обидел?
— Нисколько, — ответил я тихо и принялся объяснять ему, что если власть в стране держит в своих руках дьявольская банда, это еще не значит, что неверна сама вера.
Зеб вздохнул, будто устал от нашего разговора.
— Повторяю, Джонни, что совсем не собираюсь спорить с тобой о религии. По натуре я не агрессор — вспомни, что даже в подполье меня пришлось тащить чуть ли не силой… — Он помолчал. — Ты полагаешь, что доктрины — дело логики?
— Конечно, это завершенное логическое построение.
— Тогда фигура бога очень удобна. Ты можешь с его помощью доказать все, что тебе хочется. Ты просто подбираешь выгодные тебе постулаты, а затем уверяешь, что они тебе внушены свыше. И никто не может доказать, что вы врешь.
— Ты хочешь сказать, что Первый Пророк не был назначен свыше?
— Я ничего не хочу сказать. Насколько я знаю, я сам и есть Первый Пророк, прибывший вновь на землю для того, чтобы изгнать торгующих из храма.
— Не смей… — начал я, но тут раздался стук в дверь. Я осекся и сказал: «Войдите!»
Вошла сестра Магдалина.
Она кивнула Зебу, улыбнулась, глядя на мою глупую физиономию, и сказала:
— Привет, Джон Лайл. Добро пожаловать.
Я впервые увидел ее без сутаны и капюшона. Она показалась мне удивительно хорошенькой и совсем молоденькой.
— Сестра Магдалина!
— Нет. Сержант Эндрюс. Для друзей — Магги.
— Но почему вы здесь?
— Сейчас потому, что узнала за ужином о вашем приезде. Не найдя вас нигде, я решила искать у Зеба. А вообще-то, я не могла вернуться во дворец, а так как наш тамошний подпольный центр переполнен, меня перевели сюда.
— Очень приятно видеть вас здесь!
— И мне тоже, Джон.
Она потрепала меня по щеке и снова улыбнулась. Потом села на кровать к Зебу. Зеб зажег еще одну сигарету и протянул ей. Она взяла ее, затянулась и выпустила дым так естественно, будто курила всю жизнь.
Никогда в жизни я не видел, чтобы женщина курила. Никогда. Я понимал, что Зеб следит за мной, и тщательно делал вид, что меня это совсем не шокирует. Вместо того, чтобы продолжать спор, я сказал:
— Как хорошо, что мы снова все встретились. Вот если бы еще…
— Знаю, — сказала Магги, — если бы Юдифь была с нами. Вы не получили от нее писем?
— Разве это возможно?
— Я не помню номер почтового ящика, но вы можете заглянуть ко мне в комнату. Будете писать, не запечатывайте. Мы проверяем письма, чтобы вы не написали лишнего. Я сама написала ей на прошлой неделе, но еще не получила ответа.
Я подумал, что надо извиниться и убежать писать письмо, но не сделал этого. Уж очень было в самом деле приятно сидеть с ними обоими, и мне не хотелось, чтобы этот вечер кончался. Я решил, что напишу перед сном, и тут же, к собственному удивлению, подумал, что не удосужился вспомнить о Юдифи с самого… самого Денвера, по крайней мере.
Но я не написал письма в тот вечер. Было уже больше одиннадцати, Магги сказала, что завтра рано вставать, и тут вошел ординарец.
— Командующий просит легата Лайла немедленно прибыть к нему.
Я быстро причесался и поспешил к генералу, жалея, что одет не в форму, а в гражданский костюм.
Дом Администрации был темен, и даже мистер Джайлс отсутствовал в этот поздний час. Я нашел дверь в кабинет, постучал, вошел и, щелкнув каблуками, сказал:
— Легат Лайл прибыл по вашему приказанию, сэр.
Пожилой человек, сидевший спиной ко мне за столом, обернулся, и у меня дух перехватило от удивления.
— А, Джон Лайл, — сказал он, встал из-за стола и подошел ко мне, протягивая руку. — Давно не виделись, не так ли?
Это был полковник Хаксли, начальник отдела прикладных чудес в Вест Пойнте и единственный мой друг среди офицеров. Не раз по воскресеньям я отсиживался у него дома, отдыхая от гнета мертвой дисциплины.
— Полковник… Я хотел сказать, генерал, сэр. Я думал, что вы умерли.
— Мертвый полковник становится живым генералом. Неплохо звучит. Нет, Лайл, я только считаюсь мертвым. На самом деле ушел в подполье. Они всегда так объявляют, если пропал офицер. Так лучше для общественного мнения. Ты тоже мертв, разве ты не знаешь?
— Нет, не знаю. Впрочем, это не играет роли. Как хорошо, что вы с нами, сэр.
— Хорошо.
— А как вы…
— Как я попал сюда и стал большим начальником? Я состою в движении много лет, Лайл. Но я не переходил на нелегальное положение, пока мне не пришлось это сделать, — никто из нас не скрывается в подполье по своей воле. Они хотели, чтобы я постригся в монахи. Им не нравилось, что мирской офицер знает слишком много о том, как организуются чудеса. Я взял отпуск и умер. Очень печально. — Он улыбнулся и продолжал. — Но ты садись, садись. Я ведь собирался тебя позвать, да очень был занят. Только сейчас выбрал время, чтобы прослушать запись твоего доклада.
Мы поболтали немного. Я уважал Хаксли больше, чем любого другого офицера. И его присутствие здесь развеяло бы любые сомнения в правоте нашего дела, если бы они у меня еще оставались. Раз уж полковник здесь, значит здесь и мое место.
В конце беседы Хаксли сказал:
— Как ты понимаешь, Лайл, я тебя вызвал в этот поздний час не только для того, чтобы просто поболтать. У меня есть для тебя работа.
— Да, сэр?
— Без сомнения, ты уже обратил внимание, что среди нас мало профессиональных военных. Не думай, что я недоволен моими товарищами, — каждый из них посвятил нашему делу жизнь. Все они сознательно отдали себя под власть военной дисциплины, что не всегда легко сделать, если ты уже не мальчик. Но все-таки нам остро не хватает настоящих кадровых солдат. У меня уходит масса лишних усилий на то, чтобы превратить Главный штаб в успешно функционирующий организм. Я буквально завален административными делами. Не поможешь ли ты мне?
