Иван Наумов - Обмен заложниками
А с непонятливыми Батон разберется. Он, хоть толстый, и лютым бывает. Коли что не по нему, может и петуха подпустить. Это мы, кстати, давно поняли: бей по тылам. Людишки наши больше не за морду, а за амбар боятся. Так что, честь по чести, долю отдай, уважение предъяви и живи себе с миром. А нам на жизнь хватит — и тебе жизни хватит.
Разместились мы на выселках, лес, экология, туда-сюда. Тихо, все нам песни поют, вечерами — лягушки с болота, днем — цикады с косогора, ночью — соловьи да совы. А утром я сплю обычно, так что про жаворонков только от Серого знаю, это его вахта. Так уж повелось, больно времена неспокойные, кто-то спит — кто-то бдит. Двое в отключке, а третьему — сторожить. Я обычно звезды считаю, Батон, по-моему, лопает без устали, Серый в уме цифры перебирает, карты рисует — все в следопыта не наигрался. Но оно ему и нужнее. Правда, с играми своими проглядел тут на днях: кто-то чуть не мимо порога по утру прошел, росу с травы посбивал, а Серый даже не разбудил нас. Ну, я его так отчитал, урока надолго хватит.
Просыпаемся мы обычно к обеду. И до полудня надо успеть выползти — все сонные, ноги не идут, а надо. Торговля закончится — так с рыночка-то все сразу шмыг! Ищи потом. Пробовали абонемент вводить: типа, торгуешь или каждый день, или вообще не торгуешь, да больно хлопотно вылавливать потом этих хитрованов. Я-де заболел, я-де к теще на блины в район ездил — сто отмазок, а нам слушать! Вернее, мне слушать — я же старший, мне и судить. Мое слово здесь закон.
И приятно это чувствовать. Ведь если разобраться — Батон меня сильнее, Серый — хитрее, вдвоем они бы меня в момент урезонили. Мне без Серого никуда — он все тропки знает, все ходы-выходы, ночью на полшага не ошибется. Да и без Батона — были бы мы сыты? Были бы в достатке? Так что приятно мне чувствовать, как они на раз под команды мои прогибаются, и хоть бы слово поперек.
Понимают, что не век нам тут маяться. Велел Нынешний за местечком смотреть — смотрим. А там, глядишь, посерьезнее что перепадет, поответственнее. Ждать надо.
Мельник Петрович — свой человек. Прижился уже, приспособился. Стоит в дверях, шапку мнет, в глаза заглядывает. Явно не пустой пришел, думка у него аж волосы шевелит. Лицо спитое, мятое. А в углах губ будто червячки сидят, выгибают рот подковкой. «Ваша власть, ироды», думает Петрович. «Да я-то и при вашей власти в накладе не останусь. Вы меня попользуете, а я вас — вот и славно будет!» Типа того.
Предлагал мне Батон мельницу подпалить поначалу, когда мы приехали только, да я сразу смекнул — человечишко подлый, нужный. Ну и вот — половину дохода мы с его наводок делаем. И ему выгода — не мукой же нам с него брать.
— Давай, — говорю, — театров мне тут не устраивай. Что принес?
Кхекнул мельник, осклабился. Ой, не пустой! А то бы побоялся кренделя мне тут выписывать. Собрался-таки он с духом и приступил:
— Ты только, Сатрап, не гневись, если что. Я ж — того, мельник, человек мизерный, толку с меня мало — так ведь и спросу мало. Чую я, что не в свое как бы дельце ввязываюсь. Да только думаю, что не пустишь же ты меня в распыл за то, что помочь тебе всей душой желаю.
Хорошо врет про всю душу, только червячки презрительные мне о своем говорят. Плохой у мельника рот — как и душа плохая.
— Помнишь, может, — племяшка у меня жила, Клавка. Дуреха-то изрядная, все в столицу рвалась. Я ей сколько толковал: кому ты нужна-то там, так нет — уехала…
Гляжу я, Серый от окна на мельника так смотрит задумчиво, желваки играют, дышит тяжело. Понимаю я тебя, Серый, только качаю головой отрицательно — не трогай человечка, паскудный он, да полезный. А мне терпения не занимать, я любую сказку до конца дослушаю.
— Так вот, Сатрап, к чему веду-то я… Устроилась она в Москве — да и неплохо. За год эх как продвинулась — уж не спросил ее, через какие такие заслуги. А служит она в сехретариате на ЗИЛе. На посту ответственном, с бумагами работает. С начальством — вот как мы с тобой. Знаешь ли ЗИЛ-то? Завод имени… ну, понимаешь, о чем я, да?
Здесь уже и Батон от шашлычка оторвался, засопел. Не надо бы Петровичу нам на больное наступать! Рухнула наша структура в Москве, поперли наших за сто первый километр, давно такого позора не было. И, главное, уже последняя собака повсюду об этом знает. Ну да ладно, потерпим. Нескоро сказочка сказывается.
— ЗИЛ-то — он ясно, под кем. Так что разные там разговоры разговаривают, а Клавка моя уж больно шустрая: глаз зоркий, ухо вострое, а мозгов — ни хрена! Дали ей, значит, письмо вчистовую приготовить, а там список длинный. И показался ей этот список странным, потому что среди всяких городов знатных — а там и Самара, и Смоленск, и Ярославль — вдруг усмотрела она и нашу дыру Богом забытую, и еще всякие деревеньки да хуторки. Кой-что она запомнила головешкой своей, мне и отписала.
— И что ж там за «хуторки»? — прошелестел от окна Серый. О, как зацепило — поперек меня пасть раззявил! А голосочек у него тот еще, пробирает.
Прищурился мельник, рот покорежил и начал перечислять.
— Кстово, Борятино, Манятино, Нижние Ложки, Гуляй-Лог, Козельск, Обоянь, Гусь-Железный да Гусь-Хрустальный, Кижи, Можга, Онега, Геленджик, Калач-на-Дону… Еще было несколько, только она, дуреха, плохо мне повторяла…
Серый окаменел. Да и Батон все понял — куда уж яснее.
— И что ж ты надумал к нам со своей географией приходить? — невозмутимо спросил я, пытаясь проглотить комок в горле. — Нам это к чему?
Но мельник не дурак, смотрит уже в упор, глаз не прячет.
— Так ведь, Сатрап, я умишком-то пораскинул, а что тут у нас на выселках полезного есть? Ни тебе шахт, ни рудников, ни пшеницы толком, ни бычков племенных. Пустое наше место, никчемное. А вы все-таки здесь, а не за холмом. А как ваши с рязанскими в Москве схлестнулись — так это только глухой не слыхал, уж извини. ЗИЛ — он на то и ЗИЛ, чтобы вашим братом интересоваться.
Батон на меня просяще смотрит, можно, мол, порешу гниду. Нельзя, Батон, не вся сказка еще…
— Ладно, Петрович, — говорю, — молодец, что не дремлешь. Надо будет проверить, о чем речь. Чего хочешь на этот раз? Денег мы на твоей байке не заработаем, так что в желаниях будь скромен, а то братья мои подумают о тебе плохо.
— А мне в этот раз ничего не надо, — мельник отвечает. — Только ты, Сатрап, ежели куда насовсем соберешься, так пообещай мне, что возьмешь с собой. Нету мне теперь жизни здесь, Сатрап. Не брось.
Не стали мы мельника убивать. Хоть Серый и настаивал — взъелся он на Петровича по-черному. Через Клавку его еще много чего узнали. Больше плохого, чем хорошего. Все, как положено, Нынешнему сообщали.
По осени он объявил сбор.
На подлете, когда вышли из тяжелых темных туч, я как-то по-новому взглянул на раскинувшееся внизу великолепие — лоскуты полей, пятна лесов, клочья тумана по оврагам. О-хо-хо, что-то ждет нас всех?
Встречались черт-те-где, в горелом лесу. Рыже-серая хвоя под ногами рассыпалась в пыль. Мы прибыли не первыми, на проплешине уже собрался с десяток семей.
Серый слева, Батон справа, как положено. Я — Сатрап, старший — чуть впереди. Подходим степенно, без заискивания.
Вроде круг — он круглый, да только во главе круга — Нынешний. Со своими — имена их все позабыли давно за ненадобностью. Ритуал приветствия, стандартные фразы — подошел, предстал, так сказать, — отходи. Нынешний совсем одряхлел. Мешки под глазами, кожа — как яблоко печеное.
— Здравствуй, Сатрап, — и как всегда, глаза в глаза, — не ты один несешь дурные вести. Встань со мной рядом, поддержишь старика.
О младших говорить не принято — куда ж они без нас. Встаем мы рядом с семьей Нынешнего.
А вокруг — собираются семьи. Только вижу я — нет ни Мамоны из Козельска, ни Поганки, ни Шипа из Можги. У нас на сбор не опаздывают, нет — это значит, совсем нет. А вот Корень… Да что ж это! Без своего следопыта!
И еще хлеще — у незамкнутого края круга топчется следопыт, с ноги на ногу переминается. Один-одинешенек. Это где ж ты, бестолочь, старшего и бойца положил?! Как такое вообще мыслимо? От Прошлых я, конечно, о всяком слыхал. Во времена больших войн рушатся семьи, всех не убережешь…
Так круг и не замкнулся. И сорока семей не набралось. И всем было ясно, о чем нам сейчас поведает Нынешний. Но оказалось страшнее, чем мы ждали.
— Бойцы, владеющие силой. Следопыты, знающие пути. Старшие, черпающие мудрость. Наши годы теперь имеют счет. Наше солнце все ближе к закату. Я собрал вас не для утешений…
— Брось это, Хмар! — вмешался Корень. Голос его был сильнее, а авторитета хватало даже, чтобы спорить с Нынешним. — Да, Москву отдали, да, загоняют нас поодиночке. Так давай, пока не поздно, вместе выступим. Рязань с землей сравняем, на ЗИЛе уделаем все, что шевелится. Ты же сам учил: бей по тылам. А там, глядишь, и разберемся, как к Одноглазому подобраться. Чем он ответить может? Велика ли армия его? Я всяко проверял — больше десяти тысяч ему против нас не выставить. Да это ж мужичье, лапотники, солдат-то раз-два… Да и собрать их в кулак — ему время понадобится. А мы — все здесь, и пока нас больше сотни, двинем прямо сейчас! И шансов у него — нету! Что ты молчишь, Нынешний?!
