Мазуччо Гвардато - Причуды любви: Сборник эротических рассказов

Друзья перестали понимать его. Даже Мико, самый близкий из них. Иногда Словику не хотелось никого видеть, он запирался дома и проводил время в музыкальной комнате. Когда музыка надоедала, он садился в реактомобиль и на полной скорости гонял по верхним трассам, что давало ему какое-то ощущение свободы и полноты жизни.

Неприятности Словика были связаны с невозможностью добиться желаемого. Хотя он и сам не знал, чего желает. У него было все: он мог удовлетворить любой каприз, любое желание. Он не знал, счастлив он или нет. Вообще понятие счастья встречалось только в исторических произведениях, посвященных Древнему Времени. Теперь «несчастных» не было, а смысл слов «счастье» и «любовь» безнадежно устарел. Вместо них использовались новые слова «комфорт» и «удовольствие». Словик пользовался абсолютным комфортом, а источников удовольствия было не счесть. И все же ему частенько хотелось очутиться в XX веке, когда все было до примитивности просто. Правда, ему советовали не верить легендам, ибо на самом деле то была эпоха кровавого безумия и варварства. И все же для Словика XX век стал символом прежнего мира, мира, когда Земля была еще Землей. После Ужасных Лет человек покончил с войнами, приручил все источники энергии, начал путешествовать в космосе, встретил множество иных форм жизни, а планету превратил в огромный сад. Жизнь людей стала сплошным развлечением, беззаботным досугом. Но Словик пресытился ею.

Словик жил в Новом Париже, Великом Городе, в квартале, где еще остались редчайшие экземпляры многовековых деревьев, остатки леса Фонтенбло.

В те времена, когда Словик был еще беззаботным человеком, он вместе с друзьями развлекался в Домах Удовольствия. Такие дома существовали на планете повсеместно, но не могли сравниться с новопарижскими по утонченности наслаждений. Дома были возведены в ранг государственных институтов и представляли вершину цивилизации, исповедующей гедонизм.

Достигнув возраста, когда закон давал ему право посещения Домов Удовольствия, Словик стал их завсегдатаем. И всегда рядом с ним был его ближайший друг Мико, невысокий смуглокожий брюнет. Он не был красавцем, но пользовался у женщин величайшим успехом.

Отношения между мужчинами и женщинами регулировались негласным кодексом. После Ужасных Лет планета пережила эру сверхрождаемости. Население Земли неимоверно выросло, а новых планет для расселения еще не было. Противозачаточные средства не помогли людям справиться с проблемой, пришлось пойти на крайние меры, чтобы ограничить рождаемость. Обычное сожительство двух полов (в древности оно называлось «браком») было запрещено законом и сурово пресекалось, что привело к изменению нравов. Для предотвращения возможности нового демографического взрыва нещадной цензуре подвергалось любое упоминание об акте воспроизводства. Потребность в последнем постепенно сошла на нет, вместо него появились новые виды утонченных наслаждений. Химические методы размножения покончили с практикой совокупления — любовный акт стал постыдным пороком, которым втайне занимались редчайшие его поклонники. Колонизация планет навсегда отвела угрозу перенаселения, но новые обычаи устояли. Мужчины и женщины продолжали жить поодиночке, не создавая семьи и объединяясь только ради чувственных игр, из которых был исключен любовный акт. Люди же рождались в генетических лабораториях.

Дома Удовольствия сузили границы общения между полами. Любой мужчина и любая женщина могли найти в них себе партнера по вкусу. Пансионерами Домов были лучшие представители людской породы, а потому поиски на стороне стали ненужными. В компании с Мико и прочими друзьями Словик вкусил наслаждение в объятиях женщин, чья красота ни в чем не уступала их искусству. Их набирали по конкурсу, три года обучали самым ухищренным ласкам и вручали диплом, дающий право использовать свои таланты. В новопарижских Домах работали самые высокооплачиваемые куртизанки.

Входя в Дом Удовольствия, посетитель попадал в иной мир. В огромных круглых залах первого этажа с прозрачными куполами стояли тысячи зеркал, умножавших огни и искажавших перспективу. В воздухе звенело эхо — смех, приглушенные голоса, музыка. В расслабителях возлежали любители сигарет с шотлом (он вызывал невероятные видения) и кобира (он дробил сознание, создавая впечатления множества проживаемых одновременно жизней). Но Словик с друзьями оставались здесь редко — их тянуло наверх, к женщинам. Им принадлежала вся ночь, ее бесконечные нежные часы.

Дома долго были для Словика символом жизни. Но разочарование коснулось и их. Теперь погружаясь в море ночных радостей, он сохранял частичку трезвости, и ему казалось, что он задыхается. Тысячи удовольствий оглушали его, вызывали головокружение. Иногда усилием воли он вырывался из разгула трехмерных видений, из объятий смеющихся женщин с шелковистой кожей, спрыгивал с кроватей, предназначенных для услады, бросал друзей и уходил бродить по городу, наслаждаясь свежим ночным воздухом.

Как-то Мико пригласил Словика на праздник к их общему приятелю Хунио. Там Словик встретил Лорну.

Лорна с ее огромными зелеными глазами была прекрасна. Ниспадающие до талии волосы ее были окрашены во все цвета радуги от синего до розового. Темно-фиолетовые тени на веках и такого же цвета губная помада подчеркивали невероятную бледность кожи.

Полупрозрачная красная туника не скрывала прелестей тела. Груди с позолоченными сосками были раскрашены зелеными и синими спиралями, а низ живота от пупка до бедер был разрисован пурпурными арабесками.

Лорна сказала Словику, что празднует свое пятнадцатилетие. Отныне она становилась Свободной Гражданкой и получала право поступать в жизни согласно собственным желаниям. По обычаю, до наступления ночи она должна была пройти ритуал сексуализации. В приапическом храме ее уложат на возвышение, служитель оросит молоком ее губы и лобок, начертит на ее животе знаки мужского и женского начала, проткнет серебряной иглой ее запястье и слижет выступившую кровь. Затем Лорна удалится с юношей-избранником, которому символически отдаст свою девственность.

Лорна весь вечер не отпускала Словика от себя, а когда наступила долгожданная минута, она попросила его сопровождать ее, чтобы провести ночь вместе.

Геликар доставил их в ближайший храм, а после церемонии посвящения унес их на запад. К морю они прилетели к концу ночи. Они танцевали при свете заходящей луны, купались на заре и валялись на пустынном пляже в лучах восходящего солнца. Лорна, смеясь, извлекла хрустальные гребни, ее сияющее лицо, обрамленное распущенными волосами, было обращено к Словику. Он обнял ее. И впервые ощутил чувство любви.

С тех пор они не расставались. В компании Лорны Словик забыл о терзающих его вопросах. Ему показалось, что он получил нужный ответ. Он ходил вместе с ней в Дома Удовольствий и совсем забыл о других женщинах.

Хотя Мико радовался исцелению Словика, его удивляло постоянство приятеля. Обычай продолжительных связей и уединения вдвоем давно вышел из моды. Доброе правило гласило: делись или меняйся.

Несмотря на всеобщее осуждение он продолжал встречаться с Лорной.

Именно от Мико Словик впервые услышал о Ванах. Однажды друзья столкнулись у дверей Дома Удовольствий. «Тебя не видать, все прячешься с Лорной. И даже не в курсе последних новостей». И рассказал, что отныне Дома располагают исключительным аттракционом привезенными на землю Ванами. Словик слушал рассеянно, он ждал Лорну. Но Мико схватил его за рукав и затащил в бар. Он захлебывался от возбуждения, рассказывая о Ванах.

Это была последняя из форм жизни, открытая в космосе. Одна из экспедиций доставила несколько экземпляров с их родной планеты. Странные слухи о них заставили нескольких богачей приобрести эти раритеты. Спрос на них на рынке рос в связи с их необычайными возможностями.

Акклиматизация внеземных форм жизни производилась по строжайшим правилам. Психологи устанавливали отсутствие разума, биологи — болезнетворных организмов. Ваны удовлетворяли обоим условиям. Но их физиологические особенности вначале держались в тайне. Было известно лишь то, что они были человекоподобными животными. Ваны были лишены разума и языка. А обликом почти не отличались от земных женщин. Мико показал Словику голографию — в крохотном кубе таилось изображение пленительно прекрасной женщины.

Биологи экспедиции изучили эту расу самок, размножавшихся партеногенезом. Самцов не обнаружили вовсе. Назвали их по крику — протяжному напеву двух звуков: ва-на. Они жили растительной жизнью и не испугались, когда появились люди. Один из членов экипажа первым пал жертвой их притягательности, которую позже испытали на себе земляне. Ваны оказались удивительно подходящими для сексуальных игр.