Артур Кларк - Город и звезды

— О, я могу придумать много объяснений. Возможно, это сигнал, чтобы любой чужой корабль, входя в нашу Галактику, знал, где искать жизнь. Возможно, эта группа отмечает центр галактической администрации. А может быть — и мне это объяснение почему-то кажется верным — это просто величайшее из всех произведений искусства. Но глупо строить гипотезы сейчас. Через несколько часов мы будем знать истину.

«Мы будем знать истину». Может быть и так, — подумал Элвин, — но какая ее часть нам в принципе доступна? Удивительно, но именно сейчас, покидая Диаспар и саму Землю с невообразимой скоростью, он мыслями вновь устремился к тайне своего происхождения. И все же это было не так уж странно: со времени первого появления в Лисе он узнал очень много нового, но до сих пор не имел ни минуты для спокойного размышления. Он не мог ничем заняться — и должен был лишь сидеть и ждать. Его непосредственное будущее управлялось чудесной машиной — без сомнения, шедевром инженерного искусства своего времени — мчавшей его к сердцу Вселенной. Момент для мыслей и раздумий настал — хотел он того или нет. Но сперва он расскажет Хилвару все, что произошло со времени их поспешного расставания всего два дня назад.

Хилвар выслушал рассказ без комментариев и не требовал пояснений. Казалось, он сразу понимал все, о чем говорил Элвин, и не удивился, даже услышав о встрече с Центральным Компьютером и об операции, произведенной тем над сознанием робота. Не то чтоб он был лишен способности удивляться: просто история прошлого была полна чудес, вполне сопоставимых с рассказами Элвина.

— Очевидно, — сказал он, когда Элвин кончил говорить, — что при своем создании Центральный Компьютер должен был получить насчет тебя специальные инструкции. Да ты и сам уже мог догадаться, почему.

— Я думаю, что догадался. Часть ответа я получил от Хедрона, когда он объяснял мне, как люди, проектировавшие Диаспар, приняли меры, чтобы защитить город от вырождения.

— Значит, ты полагаешь, что ты — равно как и другие Уникумы до тебя — это часть социального механизма, предотвращающего полный застой? То есть если Шуты — это краткосрочный корректирующий фактор, то ты и тебе подобные — долгосрочный?

Хилвар изложил мысль лучше, чем сумел бы Элвин — но тот имел в виду также и нечто иное.

— Мне представляется, что истина сложнее. Все это выглядит почти так, как если бы при строительстве города возникли разногласия — между теми, кто хотел полностью отгородить его от внешнего мира, и теми, кто склонен был поддерживать хоть какие-нибудь связи. Победила первая группа, но вторая не признала поражения. Я думаю, что Ярлан Зей был одним из ее руководителей, но он не имел достаточной власти, чтобы действовать открыто. Он сделал все, что мог, сохранив подземку и предусмотрев, что некто, не разделяющий страхов сородичей, будет время от времени, но очень редко, выходить из Зала Творения. В сущности, я иногда задумываюсь… — Элвин сделал паузу, взор его затуманился, словно на мгновение он потерял окружающее из виду.

— И о чем ты сейчас думаешь? — спросил Хилвар.

— До меня только что дошло: может быть, я и есть Ярлан Зей. Он мог внести свою личность в Банки Памяти в надежде сломать шаблоны Диаспара, пока город окончательно не закостенел. Когда-нибудь мне следует выяснить, что стало с прежними Уникумами: это поможет заполнить пробелы в общей картине.

— И, кроме того, Ярлан Зей — или, возможно, кто-то другой — проинструктировал Центральный Компьютер, чтобы тот специально помогал Уникумам, когда бы те ни появились, — размышлял Хилвар, следуя ходу рассуждений друга.

— Да, именно так. Ирония заключается в том, что я мог получить всю необходимую информацию прямо от Центрального Компьютера, без помощи несчастного Хедрона. Мне бы он сказал больше, нежели ему. Но, во всяком случае, Хедрон сэкономил мне немало времени и научил многому, чего я не смог бы постичь сам.

— Я полагаю, что твоя теория объясняет все известные нам факты, — осторожно сказал Хилвар. — К несчастью, она оставляет открытой самую большую проблему — первоначальное назначение Диаспара. Почему твой народ пытается отрицать само существование внешнего мира? Вот вопрос, на который мне хотелось бы услышать ответ.

— Я собираюсь ответить на этот вопрос, — возразил Элвин. — Но не знаю, когда и как.

Так они спорили и мечтали, а между тем час за часом Семь Солнц расползались в стороны, пока не заполнили тот странный туннель тьмы, по которому несся корабль. Затем шесть внешних звезд, одна за другой, исчезли у края мрака; в поле зрения осталось, наконец, только Центральное Солнце. Находясь пока еще в другом пространстве, оно все же по-прежнему сияло тем жемчужным блеском, который отличал его от всех прочих светил. Каждую минуту его яркость возрастала, и вскоре оно стало уже не точкой, а крошечным диском. А затем диск начал расти у них на глазах.

Последовало краткое предупреждение: по кабине разнесся низкий колокольный звон. Элвин стиснул подлокотники кресла — жест вполне бессмысленный.

Огромные генераторы снова пробудились к жизни; с ослепительной стремительностью вернулись звезды. Корабль упал обратно в космос, во Вселенную звезд и планет, в естественный мир, где ничто не могло двигаться быстрее света. Они были уже внутри системы Семи Солнц: огромное кольцо разноцветных шаров главенствовало на небе. И какое это было небо! Исчезли все известные им звезды, все знакомые созвездия. Млечный Путь более не выглядел слабой полосой тумана далеко на краю небес — теперь друзья находились в центре мироздания, и его грандиозный круг делил Вселенную пополам. Корабль все еще быстро мчался к Центральному Солнцу, а шесть прочих звезд были расставлены по небу наподобие цветных маяков. Неподалеку от ближайшей из них виднелись крошечные искорки планет. Миры эти должны были иметь гигантские размеры, чтобы быть видимыми на подобном расстоянии.

Теперь прояснилась природа перламутрового сияния Центрального Солнца. Огромная звезда была окутана оболочкой газа, смягчавшего блеск ее лучей и придававшего ему этот характерный оттенок. Окружающую туманность можно было различить лишь глядя на нее искоса. Она была свернута в странные формы, ускользающие от взора; чем дольше они всматривались, тем более обширной казалась эта оболочка.

— Ну что ж, Элвин, — сказал Хилвар, — перед нами целая куча миров, и мы можем выбирать. Или ты надеешься изучить все?

— Будем считать, что нам повезло, если нужды в этом не возникнет, — согласился Элвин. — Мы получим всю необходимую информацию, если сможем установить контакт хотя бы в одном месте. Можно было бы направиться к самой крупной планете Центрального Солнца.

— Если она не окажется слишком большой. Некоторые планеты, как мне приходилось слышать, так велики, что гуманоидная жизнь на них не может существовать — люди сломались бы под собственной тяжестью.

— Здесь такое вряд ли возможно: я уверен, что абсолютно вся система — рукотворная. Во всяком случае, мы сможем разглядеть из космоса, есть ли где-нибудь города и дома.

Хилвар указал на робота.

— Задача решена за нас. Не забывай: наш проводник уже был здесь. Он ведет нас к своему дому, — и я очень хотел бы знать, что он сам обо всем этом думает.

Этот вопрос интересовал и Элвина. Но неужели можно было подумать, что робот испытывает нечто похожее на человеческие чувства, возвращаясь к древнему дому Учителя спустя все эти бездны времени?

Во всех контактах с роботом, начиная с того момента, когда Центральный Компьютер снял блокировку, Элвин ни разу не заметил у робота проявления каких бы то ни было признаков эмоций или чувств. Он отвечал на вопросы Элвина и подчинялся его командам, но подлинная личность робота оказалась совершенно недоступной. А в том, что такая личность существовала, Элвин был уверен. Ведь иначе он не ощущал бы смутного чувства вины, которое мучило его, стоило лишь припомнить, как он в свое время перехитрил робота и его ныне дремлющего партнера. Робот все еще верил во все, что говорил ему Учитель.

Хотя он и наблюдал, как тот подделывал чудеса и лгал последователям, эти неприятные факты не повлияли на его верность. Как и многие люди, робот оказался в состоянии примирить противоречивые обстоятельства.

Теперь он следовал своим нестираемым воспоминаниям, вплоть до самого начала. Почти теряясь в сиянии Центрального Солнца, показалась бледная искра света, а вокруг нее — слабые проблески многих других миров. Грандиозное путешествие подходило к концу: еще немного, и станет известно, не было ли оно напрасным.

Глава 20

Планета, к которой они приближались — красивый шар, залитый разноцветными лучами — была теперь в каких-нибудь нескольких миллионах километров. На ее поверхности не было места тьме: пока она вращалась в лучах Центрального Солнца, шесть прочих, одно за другим, проплывали по ее небесам. Теперь Элвину стал вполне ясен смысл предсмертных слов Учителя: «Как чудесно следить за цветными тенями на планетах вечного света». Они были уже так близко, что могли различить континенты, океаны, слабую дымку атмосферы. В очертаниях материков было что-то загадочное, но вскоре Элвин и Хилвар сообразили, что границы между сушей и водой отличаются необычайно правильной формой. Континенты этой планеты были не такими, какими их сотворила Природа. Но какой незначительной должна была казаться задача переделки целого мира тем, кто создал его солнца!