Юрий Никитин - Насты
– Ряженый казак? – спросил я.
Он покачал головой:
– Нет, еще проще и доступнее для решения, на чью сторону встать. Пьяный слесарь с разбитыми губами и фингалом под глазом громко требует тюремного срока для Люськи и Марины.
Грекор придвинул мне чистый пластиковый стакан, стеклянные девочки купить так и не успели.
– Вина или пива?
– Кофе, – сказал я. – Можешь в стакан.
– Он у нас побудет пока Люськой, – сказал Зяма.
– Лучше Мариной, – возразил Данил. – Она та-а-акие пирожки пекла… И жопа у нее толще, что немаловажно в нашем демократическом обществе с мультикультурными обычаями.
Я развел руками.
– Это история. Когда Люська и Марина под аплодисменты выйдут из застенков режима, они будут такими героинями, что на нас будут смотреть как на козявок. И наверняка к тому моменту станут мультимиллионершами…
Ребята заржали, только Валентин посмотрел очень внимательно, словно старался проникнуть в мои замыслы, да Зяма нахмурился и вперил задумчивый взгляд в пространство, а в глазах замелькали, как в окошке счетчика парковки, быстро меняемые цифирки.
– Что с ними будет дальше? – спросил Данил.
Я покачал головой:
– Люська и Марина – отдельная песня. А мы давайте вернемся к сегодняшним задачам. Пора превращать нашу бурно разрастающуюся организацию в… партию.
Все смолчали, только Валентин произнес озадаченно:
– Как ты это мыслишь?.. Для партии наши задачи… нет, даже не задачи, а методы весьма необычны для радикала…
– Ради, – хихикнул Зяма, – кала.
Я возразил:
– Кто сказал, что нам превратить удастся? Злобный кремлевский режим, что душит любые проявления свободы и инакомыслия, приложит все свои подлые усилия, чтобы помешать нам!.. И если у нас ничего не получится…
– Не получится, – вставил Зяма с готовностью.
– …то виновата в этот кровавая гэбня, – закончил я, – а не мы, стремящиеся улучшить этот мир и ввести демократические свободы в этой сраной стране!.. В общем, отвечает за это Зяма.
Зяма вскричал испуганно:
– Я? Почему я?.. Я настоящий русский интеллигент, хочу только указывать и критиковать, а отвечать ни за что не хочу, не буду, да и не умею!
– Блин, – сказал я с досадой, – где бы немцев взять, чтобы работали? Ладно, Зяма, мы тебе будем помогать… ну, как умеем, а как умеем, сам знаешь, в какой стране живешь! Начинаю подготовку к регистрации партии. Валентин начнет писать программу. Две трети честно перепишете с первой же попавшей оппозиционной. Там обязательные обещания полной и даже полнейшей свободы слова, свободы совести и собраний, обязательства повысить пенсии старикам и, конечно, дать много-много денег молодым…
Данил ерзал, кряхтел, наконец начал материться, спросил раздраженно:
– А мы при чем?
Валентин отмахнулся.
– Не зуди. Анатолий прав, мы растем, а срем, как малолетки. Надо переходить на левел повыше.
– Да мы и так срем вроде бы больше… – сказал Данил угрюмо. – И уже на драки выходим.
– А надо срать чаще? – предположил Грекор.
– Надо заметнее, – сказал я с тоской. – Система даже не замечает такие мелочи! Нужно даже не знаю как ей засандалить, чтобы ощутила… Ничего, «Срань Господня» – это первый камешек. Пусть и мелкий, но прямо в лоб.
– А то и в глаз, – сказал Валентин.
– А ты, Данил, – сказал я, – начинайте с ребятами подготовку к следующему митингу. Их сейчас как грибов после теплого дождя, но все беззубые, в самом деле – народные гулянья. Наша задача – превратить их в схватки с властью!.. Мы должны показать себя как реальную силу. Я не про вопли насчет кровавой власти, а чтоб все видели, кто прорывает цепь ОМОНа, кто оказывает настоящее сопротивление… Звякни тому инструктору, пусть начнет ускоренное обучение. Мы покажем кровавой власти, что мы не совсем овцы!
Зяма распечатал крупные фотки Люськи и Марины, вставил в рамочки и повесил на самом видном месте в офисе, это наши великие героини, схваченные преступным режимом и находящиеся сейчас в жутком заточении в ожидании неправедного суда.
Он предложил, чтобы всяк входящий отдавал им честь, но как-то поулыбались и только, хотя у Зямы не поймешь, когда выначивается, когда говорит всерьез.
Следить за обслуживанием кофейного автомата, заказывать пиццу, а также покупать вино и пиво привлекли Оксану, девку не такую бойкую и яркую, как Люська и Марина, зато послушную и готовую на любые услуги всегда и везде.
Грекор посмотрел на нее с сомнением:
– Какое-то имя странное… Она что, жидовка?
Данил изумился:
– Кто, Оксана?.. Ну да, а как же. Оксана, Горпина – это их имена. Правда, она больше еврейка.
– А есть разница?
– Ну, – объяснил Данил, – если самец, то это жид, а то и вовсе пархатый, но если самка – то еврейка. Жидов нужно давить, а еврейки – классные, из них получаются жены получше, чем из наших дур.
Грекор спросил настороженно:
– Так у них же детей вроде считают по матери?
– А нам насрать, – ответил Данил авторитетно. – Цукенберг на ком женился? То-то. Ты заказал бейсбольные биты?
– Да, через полчаса привезут прямо в офис.
– Через ибэй?
– Нет, теперь ими торгуют везде, даже в булочных. Цены какие-то смешные, чуть ли не даром… Так и кажется, что вот-вот начнут раздавать бесплатно!
Данил проворчал:
– Да они бы нам и пулеметы раздали, чтоб друг друга поубивали! Только пока нашему президенту не настолько уж руки выкрутили, чтобы такое соглашение подписал.
– А ему че? – сказал торопливо Гаврик. – Я слышал, у него в Америке сто миллиардов в банке! И десять дворцов. За каждый договор против России получает по десять миллиардов! А потом ему сделают пластическую операцию и спрячут по программе защиты свидетелей!
Валентин поднял голову от кучи бумаг на столе, спросил с вялым интересом:
– И кто такое сказал?
– Да по всему Интернету пишут!
Валентин хохотнул:
– Я там тоже всякого понаписывал… люблю, когда начинается холивар или хотя бы срач. Это такой материал для диссертаций!
– А что ты такого понаписывал? – спросил Грекор с недоверием. – Ты весь из себя такой приличный, что прям шпион какой, только шпион не стал бы так подставляться…
– Ну, – ответил Валентин ангельским голосом, – помнишь, появилась сенсация, что у Ани Межелайтис три сиськи?.. Все кинулись пересматривать по инету ее сиськи, два сервера обрушили, туча корреспондентов примчалась к ее дому, а она таинственно улыбалась и куталась в толстый халат…
Грекор ахнул.
– Так это ты запустил? Ну даешь… Я думал, новости только перевирают, но чтоб совсем уж придумывать!
Валентин смолчал и снова опустил голову к бумагам, продолжая сопоставлять программы оппозиционных партий, откуда добросовестно переписывал пункты целиком. Грекор отошел на цыпочках.
Я сделал себе кофе, заодно и Валентину, а то аспирант больше на компотах из термоса и амфетаминах из нагрудного кармашка.
Он поднял голову от стола и посмотрел на меня затуманенным взглядом.
– У меня странное ощущение, – проговорил он и с силой потер лоб, – что наша организация существует века, а то и тысячи лет. А мы сейчас всего лишь оформляем ее официально.
– Выводим из подполья? – спросил я.
– Да, – согласился он, – легализуем.
Данил прислушался, сказал нетерпеливо:
– Ну-ну? Не тяни кота за яйца! Кого легализуем?
Валентин начал перечислять, загибая пальцы.
– Певца срунов француза Рабле, который про Гаргантюа и Пантагрюэля написал.
– Еще, – продолжал Валентин, – Козьму Пруткова, прародителя Адама, Пугачева, Буслаева, Илюшу былинного, Достоевского, Тиля Уленшпигеля, Ходжу Насреддина… вон Зяма вспомнил про Диогена, хвалит так, будто тот наверняка еврей, они ж своих тянут, не забывают… верно, Зяма?.. но идея с портретами великих предшественников в самом деле просто замечательная. Выискивайте таких еще! Желательно с портретами.
Данил гулко хохотнул:
– С голыми жопами!
Я пожал плечами:
– Почему нет?.. Главное, побольше.
– Стен не хватит, – заверил Данил. – Кстати, раз готовим партию, давайте сразу проведем и выборы? У нас должны быть как рядовые партгеноссе, так и самые рядовые!
Данил буркнул:
– А какие тут выборы? Все друг друга знаем как облупленных. Неожиданностей не будет, думаю.
Грекор сказал бодро:
– А че? Выборы так выборы. Предлагаю вожаком Анатолия!
– Председателем, – поправил Зяма. – Или сразу фюрером? Вызова больше! Какой хай поднимется!
– Не зарегят.
– А что нам важнее, – сказал Зяма, – регистрация или хай?
– Для хая у нас Люська и Маринка, – напомнил я. – Кстати, у них был? Я вчера добился свидания, рассказал, что делаем. Да они и сами в восторге, что о них весь мир говорит, а в Европе уже забрасывают наши посольства камнями, требуя освобождения благородных узниц совести.
– Я сегодня зайду, – пообещал Грекор.
