Роман Злотников - Прыжок
Тут Ямамото сделал паузу, а потом твердо произнес:
— А вот исправить то, что можно исправить — наш долг. — Он снова улыбнулся и закончил: — Тем более что в процессе этого исправления мы можем немного развеять всю ту ложь, которой облили руигат, когда топили Алого Беноля. И твоя задача состоит в том, чтобы подготовить возможность этого.
— И как я должен это сделать?
— Во-первых, ты должен собрать максимум информации о насильерах. Судя по тому, что мы уже о них знаем, они — крайнее воплощение преклонения перед насилием, которое пока охватило не слишком большую часть Деятельных разумных Киолы. Но эта зараза может распространиться так широко, что окажется способна окончательно обрушить вашу цивилизацию. — Ямамото вздохнул. — К сожалению, полное искоренение насилия из вашей жизни заодно избавило вас и от здорового иммунитета к его крайним формам. А насильеры стоят на пути именно к таким формам, поскольку, как следует из того, что мы уже знаем о них, они практикуют его крайне извращенными, почти ритуальными способами. — Ямамото выдержал еще одну паузу, тяжело вздохнул и покачал головой. — Прекрасная подруга нашего Ликоэля об этом не говорила, но я не исключаю того, что они практикуют нечто вроде человеческих жертвоприношений или даже каннибализма.
— Что?! — Тиэлу изумленно вытаращил глаза. Адмирал вздохнул:
— Вероятность этого, к сожалению, не слишком велика.
— К сожалению?!! — Тиэлу вскочил на ноги.
— Сядь, — негромко, но твердо приказал Ямамото, и мастер почувствовал, как его ноги, будто сами собой, подогнулись, и он рухнул обратно на свое место.
— Так вот, повторяю, вероятность этого, к сожалению, не слишком велика. Но она есть. И теперь ты можешь сам оценить, как ты отреагировал бы на подобное, если бы узнал об этом в процессе разговора. Без подготовки. Как ты считаешь, подобная реакция поспособствовала бы твоей миссии, либо наоборот, заметно осложнила бы ее? — И адмирал мягко улыбнулся.
Мастер почувствовал, что краснеет, но адмирал сделал вид, что не заметил его смущения и продолжил:
— Что же касается того, что я сказал «к сожалению», то это действительно так. Насильеры предоставляют нам прекрасный шанс показать обществу Киолы, что насилие может быть очень разным. Диким или организованным, ограниченным или беспредельным, ужасающим в своей жестокости и нелогичности, или, наоборот, логичным и в чем-то даже полезным. Мы — это организованное насилие, созданное для того, чтобы противостоять другому насилию. А насильеры… они тоже организованы, но их организованность делает их куда более опасными, потому что она создана для того, чтобы удовлетворять свою страсть к насилию, тешить свои низменные эмоции и, с помощью насилия и унижений ощущать себя выше других Деятельных разумных. Ты видишь между нами разницу?
— Конечно! — воскликнул Тиэлу.
— Так вот, мы должны сделать все, чтобы ее увидели и другие Деятельные разумные.
— Но как нас можно даже сравнивать?
— Ах, Тиэлу, разница между нами и насильерами видна тебе, тому, кто прошел школу руигат. Подавляющее большинство других Деятельных разумных Киолы, скорее всего, полностью не способно нас различить. Мы для них одно и то же — то есть мерзкие твари, практикующие насилие. Поэтому, мы должны представить обществу Киолы различия между нами и насильерами наиболее наглядно, рельефно. Заставить их не просто понять, а убедиться, уверовать в то, что мы — другие, причем совершенно другие. И чем более гнусно будут выглядеть в глазах Деятельных разумных насильеры, тем больше шансов на то, что люди Киолы смогут уловить разницу между нами и ими. Именно отсюда и мое «к сожалению», а вовсе не оттого, что я как-то одобряю человеческие жертвоприношения и каннибализм. Тем более что даже если насильеры пока еще не дозрели до каннибализма, вероятность того, что они дойдут до подобного, представляется мне достаточно большой.
При этих словах, сказанных адмиралом довольно тихим голосом, Тиэлу зло стиснул зубы. Адмирал осуждающе покачал головой, явно не одобряя его столь яркую реакцию, но не стал озвучивать это свое неудовольствие, а плавно продолжил:
— Таким образом, твоей задачей будет узнать о насильерах максимум возможного, заставить их открыть тебе свои самые сокровенные тайны. А для этого тебе потребуется подготовиться к будущему разговору как можно лучше, предусмотреть различные варианты течения вашей беседы, подумать, как заставить их раскрыться, как побудить их начать хвастаться перед тобой своими достижениями, своей многочисленностью, короче, всем, что питает их гордость. — Тут Ямамото снова улыбнулся и мягко спросил: — Ты действительно считаешь, что без нашей помощи справишься с этим лучше?
После этого разговора Тиэлу постарался максимально старательно отработать все те «модели противодействия противника», которые они обкатали на «группе планирования». Так что сейчас он просто двигался по одному из отработанных сценариев…
* * *— А ты не боишься, что сам ему подвергнешься? — все тем же картинно-зловещим шепотом спросил правый «балахон». Тиэлу в ответ не менее картинно ухмыльнулся и небрежно бросил:
— Вы говорите это руигат?
Все, сидящие за столом «балахоны» переглянулись, после чего все еще маячивший на ногах левый с поклоном обратился к центральному:
— Примар, позвольте, я научу этого Деятельного разумного уважению к насильерам?
Центральный «балахон» покосился на того, который сидел справа от него. Тот еле заметно кивнул. А у Тиэлу появилось предположение, что этой общиной или, скорее, сектой насильеров рулит, похоже, не Примар, а тот «балахон», который сидит от него справа. Впрочем, на «группе планирования» они обсуждали и такие варианты. Но пока это было не очень актуально для мастера. Ибо в настоящий момент его ближайшей задачей было то, что на «группе планирования» именовалось как «вариант с проверкой возможного неофита». Что ж, он был к нему готов. Эти люди поклоняются насилию? Они получат его от Тиэлу в полной мере.
— Иди, Пиллис, — милостиво кивнул Примар, величественным движением обратив проем своего капюшона налево, к стоящему с краю «балахону». — И покажи этому глупцу, что такое истинный насильер.
— Ха! — восторженно воскликнул левый «балахон» и несколько картинно перепрыгнул через немаленький стол. Тиэлу тут же сместился правее, постаравшись занять такую позицию, чтобы и его противник, и все сидящие за столом попали в объективы максимально возможного числа камер.
— Ха! — снова воскликнул «балахон» и… неожиданно скинул с головы капюшон. До сего момента черты всех «балахонов» были не слишком различимы в глубине широких капюшонов, и вот первый из них открыл свое лицо. Он оказался молодым, но выражение на его лице заставило мастера напрячься. Оно… оно сияло предвкушением. Тиэлу предположил, что знает, чего именно предвкушает его противник, и это знание ему крайне не понравилось…
Между тем, его противник движением плеча скинул балахон с левой стороны тела, потом перехватил свой вычурный клинок и полностью освободился от одеяния, сбросив его на пол и оставшись обнаженным по пояс. Тиэлу вгляделся. Тело насильера оказалось украшено странной рваной татуировкой, очень похожей по рисунку на тот, что украшали висящие между колоннами флаги. Впрочем, кожа лица так же несла на себе следы внешнего воздействия, но мастер назвал бы эти следы скорее не татуировкой, а шрамами.
— Ты, руигат! Знаешь ли ты, что такое истинный насильер? — вибрирующим от возбуждения голосом заговорил тот, кого центральный «балахон» назвал Пиллисом, картинно перекидывая свой клинок из одной руки в другую. — Насильер не просто тот, кто практикует насилие…
Тиэлу в ответ мягко двинулся по кругу, заставляя насильера двигаться к нему не прямо, а по кривой, отчего его камеры получили возможность заснять Пиллиса при разных углах и степени освещенности. Насильер довольно осклабился.
— Я вижу, ты боишься, руигат… Правильно! Потому что насильер — это само насилие!
Тиэлу замер, заставив насильера прекратить разворот, потом качнулся в обратную сторону, затем прыгнул вперед и сразу же отскочил назад. Насильер реагировал на его движения с явно ощутимой задержкой. Похоже, первоначальная оценка его как весьма слабого противника была абсолютно верной. Но Тиэлу все равно решил быть настороже. Как это емко утверждал Товарищ старший инструктор: «Лучше перебдеть, чем недобдеть — целее будешь».
Между тем, насильер оценил его рывки и перемещения как еще один признак страха. Он разинул рот в еще более широкой ухмылке и демонстративно шумно втянул воздух ноздрями.
— О-о, я чувствую запах страха! Он будоражит кровь сильного и парализует слабого. — После чего максимально распахнул глаза и взревел: — Гляди же, на что способен насильер, гляди и бойся еще больше! — После чего… полоснул себя своим ножом по левой руке. Тиэлу на мгновение опешил. Это как перед боем нанести самому себе рану, снижающую твою собственную боеспособность? Он что, совсем дурак, что ли?
