Курт Воннегут - Рецидивист (Тюремная пташка)
Уистлер рассказывал: в переднем зале похоронной конторы были поставлены два помоста для гробов. И тогда они с товарищем развернули свое знамя, прикрепив его к стене за помостами.
Поперек знамени были написаны слова, которые человек, приговоривший Сакко и Ванцетти к смерти, Уэбстер Тейер, вскоре после вынесенного им приговора бросил одному знакомому: «Читал, как я на днях этих гадов анархистов прищучил?»
20
Сакко и Ванцетти до конца сохранили свое достоинство, не сдались. Уолтер Ф.Старбек этого не сумел.
Когда меня забрали в выставочном зале компании «Американские арфы», я вроде бы держался неплохо. Даже улыбался, пока Дельмар Пил размахивал перед носом двух полицейских циркуляром насчет украденных кларнетов и растолковывал, почему они должны меня арестовать. У меня же было стопроцентное алиби: два последних года я просидел в тюрьме.
Я им об этом сказал, но они что-то не успокоились, как я надеялся. Решили, видно, что я еще похуже типчик, чем им сначала показалось.
Участок, куда мы прибыли, так и бушевал. Набежали репортеры и эти, с телекамерами, — позарез им нужны были юнцы, которые бесчинствовали в сквере перед Объединенными Нациями и бросили министра финансов государства Шри Ланка в Ист-ривер. Министра пока не выловили, так что хулиганам, скорей всего, предъявят обвинение в убийстве.
Вообще-то полицейский катер вытащит этого шриланкийца из реки часа через два. Он, оказывается, уцепился за буй у Гровернорайленд. Газеты наутро писали, что он от страха говорить не мог. Еще бы!
Допрашивать меня не сразу начали, некому было. Просто отвели туда, где у них камеры. Даже камеру для меня не нашли, столько в участок народу всякого понабилось. Поставили мне стул в коридорчике между камерами и бросили одного. Шпана из-за решеток руганью меня осыпает, вообразили, понимаете ли, что мне не терпится любовь с ними прокрутить, а там хоть трава не расти.
Наконец ведут в обитую чем-то мягким комнату на нижнем этаже. Здесь психов содержат, пока за ними не явятся из лечебницы. Туалета нет, а то какому-нибудь маньяку еще вздумается башку о стульчак размозжить. И койки нет, и сесть не на что. Прямо на мягком полу и валяйся. Поверить трудно, но ничего в этой комнате не было, только большой кубок, который вручают чемпионам по боулингу, кто-то, видно, его тут позабыл. Я этот кубок изучил со всех сторон.
Опять, значит, тихое помещеньице в цокольном этаже.
И опять никому до меня дела нет, как уже бывало, когда я состоял специальным помощником президента по делам молодежи.
Продержали меня тут с полудня до восьми вечера, еду не несут, не попьешь даже, и туалета нет, и никаких звуков сюда не доносится, а это ведь должен был быть мой первый день на воле. Тут-то и началось для меня испытание характера, которое я не выдержал.
Подумал я про Мэри Кэтлин, сколько ей пришлось всего пережить. Я еще не знал, что она и есть миссис Джек Грэхэм, но кое-что очень занятное она мне про себя рассказала: когда после Гарварда я перестал отвечать на ее письма и вообще редко ее вспоминал, она на попутках добралась до Кентукки, где Кеннет Уистлер по-прежнему работал на шахте и был профсоюзным лидером. Отыскала под вечер барак, где он жил один-одинешенек. Двери не запирались, да и что оттуда унесешь? Уистлер еще не вернулся с работы. Мэри Кэтлин прихватила с собой кое-что пожевать. Возвращается Уистлер домой, а в печке огонь горит. И уже готов горячий ужин.
Вот так Мэри Кэтлин в шахтерский поселок попала. А когда к ночи Кеннет Уистлер, набравшись, к ней полез, она выскочила на залитую луной улицу сплошь из бараков и прямо в объятия молодого горного инженера угодила. Ну понятно, Джек Грэхем это и был.
Тут в памяти у меня всплыл рассказ моего друга доктора Роберта Фендера, печатавшегося под псевдонимом Килгор Траут. Назывался этот рассказ «Заснул у пульта». Там описывается гигантских размеров приемная перед Вратами Рая — вся компьютерами заставлена, а за ними сидят те, кто на Земле были дипломированными бухгалтерами, советниками по биржевым операциям и коммерческими директорами.
И не думай в Эдем попасть, пока не заполнишь подробную форму с вопросами на тот предмет, умело ли ты воспользовался возможностями, которые там, на Земле, при помощи ангелов Своих предоставил тебе Господь Бог по части бизнеса.
Весь день только и слышишь, как эксперты усталыми голосами говорят сидящим перед ними людям, которые упустили и эту вот возможность, и еще одну: «Видишь, — говорят, — опять ты заснул у пульта».
Это сколько же времени я тут сижу совсем один? Попробую подсчитать: да всего пять минут.
«Заснул у пульта» ужасно кощунственный рассказ. Герой там новопреставленный Альберт Эйнштейн. Его до того мало интересовали возможности по части бизнеса, что он даже и не разобрал, о чем его спрашивают. А тот, кто за компьютером, несет какую-то ерунду про миллиарды, которые можно было выручить, если дом в Берне второй раз заложить в тысяча девятьсот пятом, а деньги вкладывать в тогдашние урановые рудники, не спеша оповещать мир, что Е = Мс2.
— А ты вместо этого заснул у пульта, понятно? — говорит тот, за компьютером.
— Да, — вежливо отвечает Эйнштейн, — со всеми бывает, знаете ли.
— Вот то-то, — говорит ему эксперт, — жизнь ведь с каждым по справедливости обходится. Столько замечательных возможностей предоставляется, а уж твое дело суметь их не упустить.
— Понимаю, — соглашается Эйнштейн, — теперь понимаю.
— Значит, согласен со мной?
— В чем согласен?
— Что жизнь с каждым по справедливости обходится.
— Жизнь обходится по справедливости, — подтверждает Эйнштейн.
— Если еще сомневаешься, — втолковывает ему эксперт, — я и другие могу привести примеры. Оставим эту твою атомную энергию, а вот хотя бы: у тебя деньги просто лежали без дела в банке, когда ты работал в принстонском Институте высших исследований, а надо было их в тысяча девятьсот пятидесятом вложить в ЭВМ или, допустим, в ксероксы, в «Полароиды», и хотя жить тебе оставалось всего пять лет… — Тут эксперт пальчик поднял, дескать, Эйнштейн сам должен сообразить, как бы вышло здорово.
— Так я бы в этом случае разбогател? — спрашивает Эйнштейн.
— Скажем так: обеспечил бы материальную сторону жизни, осторожно говорит эксперт. — Но ты ведь опять… — Брови у него вверх лезут.
— Заснул у пульта? — Эйнштейну было приятно, что угадал с ответом.
Эксперт поднимается из-за компьютера, руку протягивает, а Эйнштейн вяло так ее пожимает.
— Сам видишь, доктор Эйнштейн, — говорит эксперт, — нельзя же все на волю Божию сваливать, правильно? — И вручает Эйнштейну пропуск в Эдем. — Рады тебя видеть.
Ну, Эйнштейн и отправляется в кущи, скрипочку свою любимую несет. Эксперта он уж из головы выкинул. Ему бессчетное число раз доводилось пересекать границы. И каждый раз нужно было ответить на дурацкие вопросы, дать пустые заверения, подписать бессмысленные бумажки.
Но только он в Эдеме очутился, видит, все тут мучаются из-за того, что им эксперт сообщил. Пара одна супружеская особенно мучается: они птицеферму завели в Нью-Гэмпшире, обанкротились и руки на себя наложили, а тут выясняется, на их земле были самые большие в мире залежи никеля.
Четырнадцатилетний паренек из Гарлема, которого в уличной драке убили, узнал от эксперта, что на дне водостока лежало кольцо с брильянтом в два карата, а он проходил мимо каждый день, ничего не зная. Кольцо было как раз то что надо, не краденое, никто о нем не заявлял. Продал бы это кольцо хоть за десятую долю его стоимости, допустим, за четыреста долларов, а потом — так ему эксперт сказал — надо было пустить эти деньги на покупку и перепродажу входивших тогда в моду диковинок, в особенности какао, вот и переехал бы с матерью да сестренками на Парк-авеню, в собственный дом, и в Эндовер бы поступил, а затем в Гарвард.
Опять Гарвард!
Жаловались Эйнштейну в основном американцы, поэтому он и решил обосноваться в американском секторе Эдема. Это и понятно, он ведь еврей, значит, к европейцам сложные чувства испытывает. Хотя к экспертам не одних лишь американцев направляли. Все через этот опрос должны были пройти — и пакистанцы, и пигмеи, и даже коммунисты.
Уж такой у Эйнштейна был склад ума, что он всю эту экспертизу забраковал, и прежде всего по соображениям математики. Прикинул он и получилось вот что: если бы каждый живущий на Земле в полной мере использовал любую предоставляющуюся ему возможность, становясь миллионером, а там и миллиардером, то бумажных денег пришлось бы выпустить столько, что за три месяца их стоимость перекрыла бы стоимость всех природных богатств во вселенной. И еще: в таком случае не осталось бы никого, кто какую-нибудь полезную работу делал бы.
Тогда Эйнштейн подает Богу свое обращение. Он полагал, что Бог просто не в курсе, какой чушью Его эксперты занимаются. Вовсе не Бог, думал он, а Его эксперты жестоко обманывают новоприбывших относительно упущенных ими на Земле возможностей. Эйнштейн пытался выяснить, какие у них побудительные мотивы. Уж не садисты ли они?
