Владимир Дрыжак - Кесарево сечение
Японец усмехнулся.
– Именно это я сейчас и делаю.
– Ну, – Сюняев усмехнулся в свою очередь. – Лично я не могу претендовать… Что же касается Петра Яновича – он фигура заметная, но… Я имею в виду более высокий уровень.
– Нет, я не счел это необходимым и даже целесообразным. Пока. Видите ли, господин Сюняев, я не смог установить, кому именно следует адресовать свои сомнения. Обращаться в коллегиальный орган пока преждевременно, поскольку выводы чисто статистические, и никаких конкретных мер предложить я не могу. Точнее говоря, все необходимые меры – я имею в виду ограничения, запреты, и так далее – уже приняты, а ужесточение их ни к чему хорошему не приведет. Пойдут разговоры, начнутся протесты…
– Понимаю.
– Именно на это я и надеялся. Теперь перейдем к другой тенденции, мною выявленной. Вне всяких сомнений, вы в курсе того, что примерно двадцать лет назад была принята достаточно обширная программа исследования трансплутоновых объектов. Однако, впоследствии эта программа по каким-то не вполне понятным причинам была признана неперспективной, и внимание ученых было привлечено к исследованию планет-гигантов.
– Кем признана? – осведомился Сюняев.
– На этот вопрос я ответить не могу, но я знаю человека, способного найти ответ на данный вопрос, равно, как и на вопрос, кем именно привлекалось внимание, и по какой причине.
Похоже, Таккакацу улыбнулся, поскольку, Сюняев явственно хихикнул.
"На Гирю намекает", – буркнул Куропаткин.
"Заткнись, – сказал я вежливо. – Слушай!"
– Обратите внимание, что возле Сатурна мы имеем три орбитальные станции, возле Нептуна – две, а возле Юпитера лишь одну. Специализированных станций с задачей исследования малых планет нет ни одной, зато упорно лоббируется проект создания орбитальной базы возле Урана.
– Странно.., – пробормотал Сюняев. – И чем это можно объяснить?
– Объяснить это можно сотней способов. Но удовлетворительно объяснить это нельзя никак. Создается ощущение, что внятной стратегией освоения Внеземелья ГУК, – Таккакацу старательно подчеркнул голосом название нашей фирмы, – не располагает.
– Ага! – возбудился Сюняев, – вы хотите сказать…
– Я хочу сказать только то, что сказал, – невозмутимо произнес японец. – Еще один факт. Совсем недавно, изучая работу навигационных служб ГУК, я обнаружил сгущение траекторий КК вблизи орбиты Юпитера. Притом, что, как нам известно, данная планета движется по стационарной орбите, а КК движутся по своим маршрутам. Это относится к судам Космофлота, но в той же мере и к судам, находящимся под юрисдикцией иных организаций. Спрашивается, почему эти КК, а точнее, люди, которые ими управляют, либо прокладывают маршруты, желают непременно пересечь орбиту Юпитера. Я проверил по документам несколько маршрутов, и, что поразительно, во всех случаях, выбор траекторий был оправдан так или иначе. Но статистический результат налицо! И объяснить его я не могу. Впрочем, я не силен в космобаллистике…
Слышно было, что Сюняев что-то пробурчал и завозился в кресле. Он, видимо, что-то хотел сказать, но Таккакацу его упредил.
– Минуточку! Еще один момент, и мы закончим. Я рискну поделиться с вами кое-какими недоумениями. Я называю их так, поскольку не могу в данном случае применить термин "факт". Возможно, это просто недоразумение, либо я что-то напутал…
В этом месте кристаллофон хрюкнул и умолк. Запись кончилась.
– Ну, и?., – поинтересовался я.
– Что ты имеешь в виду? – Василий уставился на меня с прищуром.
– Производит впечатление?
– Ну-у.., – он покрутил носом. – В общем и целом.
– А именно?
– Я еще не разобрался в своих чувствах.
– Так разберись. А то ведь уже пора переходить к глубоким размышлениям, а ты не мычишь, не телишься.
– Не дави мне на психику, а то будет как вчера!
– А что у нас было вчера?
– Да ничего!
Василий был прав. У нас ничего не было вчера, ничего не было сегодня, и на завтра ничего не маячило. Кроме, разумеется, разговоров.
Глава 9
В субботу вечером нам нанес визит Валерий Алексеевич.
Встреча брошенного отца и блудной дочери прошла на удивление спокойно и гармонично.
Валентина с порога кинулась на шею Валерию Алексеевичу, заявив, что он просто молодец, что она страшно скучает, что немедленно его накормит, что все покажет, как мы здорово тут устроились, и так далее. Валерий Алексеевич нарочито супил бровь, но быстро овладел ситуацией. Он прошествовал в гостиную, убедился в присутствии надлежащего порядка, посетил ванную, кухню и отечески хлопнул негодную дочь по заду. Валентина полностью соответствовала моменту. Она классически ойкнула и виртуозно надула губы. Я подмигнул ей, она подмигнула мне, и это, разумеется, не укрылось от взора строгого папаши.
– Вертихвостка! – заявил он. – Охмурила, окрутила. Под твою дудку пляшет! Смотри, Глеб, быть тебе под каблуком. Запомни, женщина в семье должна знать свое место, иначе… Имей в виду, в этом доме глава семьи – ты.
– Так оно и есть, – подтвердил я и добавил строго: – Валентина, марш на кухню – мы голодны!.. Я правильно трактую, Валерий Алексеевич?
– Для начала недурно, но вяловато. Надо активней воздействовать на нервные центры в преддверии ужина, – порекомендовал Сюняев. – Теперь я хотел бы точно выяснить: ты мне зять, или не зять?
– Зять-зять, – подтвердила Валентина из кухни.
– Тогда, во-первых, я бы желал настоять на юридическом закреплении этого э-э… статуса.
– Но вы не настаиваете на немедленном совершении таинства?
– Нет, разумеется, но и тянуть не следует. Во-вторых, я желаю иметь встречу с твоими родителями.
– Может быть, свадьбу устроим, все и утрясется разом, – предложил Куропаткин, присутствующий тут же, и с интересом наблюдавший за развитием сюжета.
Уж не знаю, почему, но после этой солидной фразы Вася совершенно несолидно хихикнул.
– А вы, молодой человек, совершенно напрасно проявляете скепсис. Свадьба, между прочим, укрепляет семейные узы. Это обряд, долженствующий продемонстрировать брачующимся всю важность и последующую значимость… э-э… и так далее. Это рубеж, перешагнув который, молодые перестают быть молодыми и… э-э-э… соответственно, становятся зрелыми. К тому же, шутки шутками, но могут быть и дети… Валентина! – гаркнул он, – как там насчет детей?
– Все в порядке, папа, не волнуйся, – послышалось из кухни.
Я изобразил на лице какое-то подобие смущения, и для убедительности покраснел. Куропаткин, впоследствии, утверждал, что я сделался красным, как рак. Я, в свою очередь, утверждал, что сам Василий сделался розовым, как поросенок. Замечу: я не утверждал, что он таковым и является. Я упирал на чисто внешнее сходство.
– Короче, – продолжил Сюняев, – я бы предложил вам венчаться в церкви, но не уверен, что это возможно.
– Великолепная мысль, – поддержал Куропаткин. – Совершенно непонятно, что мешает воплотить ее в действительность.
– Тут есть тонкости, – важно сообщил Сюняев. – Венчание может состояться только при том условии, что вступающие в брак имеют одинаковое вероисповедание, а в отношении Глеба я не имею никаких сведений.
– Ага.., – произнес я озадаченно. – Но относительно своего вероисповедания я тоже не имею никаких сведений. А какого вероисповедания Валентина?
– Она православная, – невозмутимо ответствовал Сюняев. – Я лично ее окрестил. То есть, не я, конечно, но я при сем присутствовал.
– Неужели вы, Валерий Алексеевич, верующий? – воскликнул Куропаткин.
– Это… м-м… не совсем корректный вопрос… Но когда же, в конце концов, подадут ужин? Валентина, что там у тебя?.. Наши желудки переполнены ожиданием!
– Пять минут ожидания ваши желудки переварят? – с очень натуральной сварливой ноткой в голосе откликнулась Валентина.
– Но не больше!.. Надо изготовиться к трапезе, – заявил Сюняев, церемонно поклонился, и направился в туалет.
Мы же с Василием отправились на кухню, с тем, чтобы оказать давление на персонал и снять, при возможности, пробу. В конце концов, Валентине могло прийти в голову отравить родного отца, от чего я ее и предостерег, потому что она готовила нечто очень замысловатое, название которому еще не придумало человечество.
Если Валентина и хотела кого-либо отравить, она просчиталась.
Валерий Алексеевич в первые пятнадцать минут сытости оказался чрезвычайно благодушным. Он на все лады расхваливал кулинарные способности дочери, намекая на то, что мне повезло в гораздо большей степени, нежели можно было предположить вначале. От какого именно момента следует начать отсчитывать упомянутое начало, он уточнить не изволил. Я, впрочем, и не настаивал. Куропаткин, правда, втиснулся в разговор, и попытался настоять, но ему очень быстро заговорили зубы. Валентина сияла всеми оттенками счастья и была необычайно хороша! Никаких признаков буйного нрава, только нежность и любовь во взоре, и будь я в этот момент папой, а точнее, любимым папочкой, я бы таял, как масло на сковородке. Что, собственно, и делал Валерий Алексеевич.
