Сергей Арсеньев - Студентка, комсомолка, спортсменка
— Не хочу. Там танцы.
— Так ведь бал же! Конечно танцы.
— Меня опять танцевать захотят. А я этого не люблю.
— Ты что, собираешься весь вечер в классе сидеть?
— Да, Миша, в классе. Сегодня ведь последний день в жизни, когда мы с тобой ещё почти школьники. Кончилась наша с тобой школьная жизнь. Грустно, правда?..
В институт физкультуры меня без экзаменов приняли. Я же золотая медалистка. К тому же, у меня золотой значок ГТО, I разряд по пулевой стрельбе и, до кучи, значок «Турист СССР». А в сентябре 77-го, когда у нас начались занятия, меня на первом же комсомольском собрании сразу единогласно выбрали комсоргом курса. Многие ещё помнили моё имя, всё-таки разрекламировали меня в СССР мощно. Похоже, чисто спортивной карьеры сделать не получится. Какая-то она всё равно получается у меня комсомольско-спортивная.
Впрочем, так, наверное, даже лучше. Мой План близок к завершению. Осталось совсем немного. Минимум — попасть в олимпийскую команду. Но лучше, конечно, получить медальку. Хоть какую-нибудь. Желательно золотую. А вот потом…
Страшно, вообще-то. Боюсь я. Чем ближе я приближаюсь к намеченному моменту, тем страшнее мне становится. Ведь можно остановиться, плюнуть на этот План. Прожить нормальную жизнь советского человека. Либо уйти в бизнес. Или даже во власть. Я же могу попытаться войти в окружение Ельцина (пусть даже и через постель) и на буксире въехать в Кремль. Стану каким-нибудь мэром (например, мэром того же Питера). Буду тихонечко пилить бюджет и собирать откаты. И смотреть, как умирает моя Родина. Как всякие козлы, дорвавшиеся до власти, раздирают её на части.
Нет! Я не остановлюсь. Ниночка. Я тебя помню и спасу. Я не позволю!
А ещё хуже не станет? С чего я взял, что если я уничтожу вариант Истории, в котором жил, то станет лучше? Может быть, новый вариант получится ещё хуже? А такое вообще возможно? Как-то мне тяжело представить себе вариант Истории, который был бы ещё хуже моего. По-моему, ещё хуже быть не может. По сравнению с тем, что произошло у нас, даже вариант с Третьей Мировой Войной не кажется мне таким уж неприемлемым. В конце концов, войну же ведь можно и выиграть, верно?..
Глава 48
— Ух. Привет, Наташ. Холодно сегодня. Ты чего такая грустная?
— Болею.
— Болеешь? Что с тобой?
— Да не бери в голову. Простудилась просто. Привезла?
— Простудилась? Температура какая?
— Блин, Сашка, не лезь. Нормальная у меня температура. Ты привезла?
— Да привезла, привезла. Точно нормальная? Дай потрогаю.
— Ох, Сашка, не лезь! Хрюша, ты куда? Тоже температуру мне мерить?
— Хрюша, отстань. Вроде нормальная. А чем ты лечишься?
— Вареньем. Как Карлсон. Доставай.
— Варенье — это хорошо. Это правильно. Ты скажи, если мало. Я привезу. Мама на зиму варенья навертела — хоть купайся в нём.
— Саш, ну не томи.
— А, да. Вот он. Этот козёл три цены взял за него. Представляешь? Я бы для себя ни за что не купила. Только тебе. Вот Деточкина на них нет, уродов.
— Я думаю, Саша, Деточкин не спасёт. Деточкин тут уже не поможет.
— Почему?
— Потому. Деточкин может одного козла на место поставить. А когда их тысячи… Деточкин — это Дон Кихот. Он не может выиграть. Он проиграл заранее. Нам нужен не Дон Кихот, а Ришелье. Или Берия, он ближе по времени. Вот у них шансы будут.
— Ришелье знаю. А кто такой Берия?
— Нарком НКВД при Сталине. Да ладно, не нужно сейчас. Показывай.
— Во.
— Ой. Я думала, он меньше. Чего здоровый такой?
— Не знаю. Наверное, нужно так. Это же для профессиональной студийной записи микрофон. Потому и дорогой такой. Да ещё за три цены. Как тебе денег не жалко?
— На деньги плевать. Деньги — пыль.
— Это потому, что ты сама не зарабатываешь. Папа даёт. Он вообще знает, на что ты деньги тратишь? Зачем тебе эта хреновина?
— Знает. Саш, с папой я сама разберусь. Ты вот мне скажи лучше, может этот твой хмырь…
— Он не мой!
— Хорошо. Может этот вот не твой хмырь достать кассетный магнитофон? Лучше японский.
— Вот так и знала, что спросишь! Иначе зачем тебе микрофон? Нет. Нету у него кассетников. Зато есть катушечные. Говорит, очень хорошие, производства ГДР. И плёнка тоже есть для них ГДРовская.
— Сколько?
— Шестьсот пятьдесят.
— Сколько?!
— Шестьсот пятьдесят. А чему ты удивляешься?
— А… эээ…
— Не, не отдаст. И так, говорит, с руками оторвут. Дешевле не отдаст.
— Блин. У нас нет столько. Придётся с книжки снимать.
— Наташ, ты чего, серьёзно? Снимать с книжки? Да зачем тебе этот магнитофон упёрся?
— Нужен.
— Для чего? Ты ведь никого, кроме меня, никогда не приглашаешь, сама не ходишь ни на какие праздники. Только ко мне, да и то лишь, если там парней не будет. Чего ты их боишься так, кстати? Они тебя не укусят. Поцелуют разве что. Так это только приятно.
— Кому как. У вас с Мишкой там какие планы? Не изменилось ничего?
— Не, всё по-старому. В июне свадьба. А потом мы с ним в Крым на две недели съездим. Нам на заводе путёвку обещали как молодожёнам. Как раз вернёмся — и Мишке через месяц в армию. А ты не передумала?
— Ты что, Саш? Как я брошу тебя? И не надейся. Я — твоя свидетельница. Без вопросов.
— Ага. Я букет постараюсь прямо в тебя бросить. А ты не зевай, лови. Давай следующим летом и твою свадьбу сыграем, а?
— Эээ… О! Сашка, а ведь Мишка твой на гитаре играть умеет, верно?
— Ну. Он здорово играет. И даже петь может.
— А может он сыграть новую, неизвестную мелодию, если ему голосом напеть?
— Не знаю. Не спрашивала. А зачем тебе?
— Да я песню сочинила. Спеть хочу, а играть сама не умею.
— Ладно, спрошу завтра. А про что песня? А мне спой сейчас.
— Нет. Вот приходи вместе с Мишкой, спою. Только пусть он с гитарой придёт.
— Хорошо, я попрошу его. Когда приходить?
— Да вот хоть на 8 Марта. Мы же всё равно у меня праздновать будем. Вот и захвати с собой Мишку.
— Чего с тобой, Наташ? Ты ведь парней не приглашала никогда раньше на праздники.
— Мишка — исключение. Если он с тобой, конечно. Когда он с тобой, я его не боюсь.
— Странная ты, Наташка.
— Какая есть. А этому не твоему хмырю скажи, что я согласна. Пусть шестьсот пятьдесят. Беру. И плёнку беру. Две катушки…
Сашка гостила у меня до вечера. Мы с ней пообедали, поболтали. Сашка мне всё про каких-то парней рассказывала. То одного вспомнит, то другого. Мне кажется, она всерьёз задалась вопросом выдать меня замуж. Наивная. Не знает, что эта идея изначально обречена на провал. Но Сашка не сдаётся. Я понимаю, она хочет как лучше. Думает, я самостоятельно ни с кем не могу познакомиться, и пытается помочь мне.
Потом мы с Хрюшей провожали её до метро. На обратной дороге нас обогнали близнецы с клюшками — ходили в хоккей играть. Ребятам по десять лет уже. Ну как же быстро летит время! Вовка здорово в воротах стоит, я однажды ходил смотреть на их игру. Вообще-то, это я его тренировал. Я ещё кое-что помню. После пары месяцев занятий со мной, Вовка прочно занял место основного вратаря школьной сборной. И неважно, что он всего лишь в четвёртом классе учится. Он пугает нападающих противника одной лишь своей фамилией. Когда же игроки соперника спрашивают его, не родственник ли он Наташи Мальцевой, то Вовка честно отвечает правду. Родной брат. И сестра сама его тренировала.
Сегодня после ужина нужно с папой поговорить. Неудобно просить, конечно. Но нужно. Мне нужно ещё 700 рублей. Самое обидное, что этот несчастный магнитофон и нужен-то мне всего на один вечер. Потом я его заброшу. Хорошо бы в прокат взять, но в прокате магнитофонов не бывает. Придётся продавать. И вряд ли удастся отбить даже половину цены. Может, обратно тому спекулянту отдать, у кого Сашка его взять собирается? Пожалуй, мысль. Или сделать ещё хитрее. Купить с условием «деньги назад», если не понравится. А на следующий день сказать, что не понравился. Вот тебе, дядя, двадцать рублей за амортизацию и всё. Любопытно. Осталось только придумать, где я её хранить буду столько лет. Кстати, а лента не испортится? Обязательно нужно поинтересоваться, сколько времени катушка с записью может храниться. И как её лучше хранить…
Глава 49
Огонь потушен, Большой флаг спущен. На стадион, уцепившись лапами за связку воздушных шаров, выплыл огромный Миша. Вот он взмахнул лапкой и начал плавно подыматься в воздух. Всё выше, выше. А над Лужниками разносится голос Льва Лещенко:
На трибунах становится тише,Тает быстрое время чудес.До свиданья, наш ласковый Миша,Возвращайся в свой сказочный лес.
Я стою с флагом СССР в руке и смотрю вслед улетающему Мишке. Многие люди вокруг меня начинают плакать. Тоже, что ли поплакать? Нет, мне плакать лучше не надо. Я пока ещё знаменосец советской олимпийской делегации, от этой должности меня никто не освобождал. И конкретно меня вполне могут показать по телевидению крупным планом. Получится неудобно. Знаменосец СССР — и ревёт.
