"Вы просто не знаете, куда смотреть". Часть третья: "День очищения" - Павел Сергеевич Иевлев
Творит добро, всему желая зла».
— Это не про меня. Я не творю добра и зла не желаю. Но ты и правда хорошо училась в школе.
— И что же ты творишь, если не добро, о части часть? — приняла игру Швабра.
С воды потянуло холодным ветерком, она покрылась зябкими мурашками, но не стала одеваться, а прижалась ко мне плотнее.
— То, что нужно, наверное. Точнее нет, не так, — я задумался, как бы точнее описать моё странное место в картине мира, — то, что я делаю, становится нужным.
— Это как?
— На самом деле, я не делаю ничего особенного. Ты знаешь, что такое «катализатор»?
— Да, вещество, которое ускоряет реакцию, но не участвует в ней. По химии проходили.
— Вот, я, пожалуй, такой катализатор. Я оказываюсь в нужном месте в нужное время, вокруг меня начинают происходить нужные события. Именно нужные — не хорошие, не добрые, не устанавливающие торжество справедливости, не спасающие и не помогающие кому-то.
— Для чего нужные?
— Понятия не имею. Наверное, для восстановления какого-то равновесия в чём-то. Мне так кажется. Это не точно.
— Хм… — задумалась девушка, — а если ты будешь делать ненужное?
— Это, кажется, невозможно. Катализатор не выбирает, какие реакции ускорять. Что бы я ни сделал, это окажется нужным.
— А как ты это определяешь? Что оно именно нужное?
— Просто чувствую. Я ведь никогда не знаю конечной цели.
— Не знаешь?
— Нет. Я понятия не имею, что произойдёт завтра и чем закончится для нас следующий день. Но уверен — произойдёт именно то, что должно.
— Что бы ты ни сделал?
— Что бы я ни сделал.
— А если ты не будешь делать ничего?
— Значит, именно это от меня и требовалось.
— А если ты меня поцелуешь сейчас?
Девушка придвинулась так, что мы сидим вплотную. Я чувствую её дыхание на своей щеке, её бедро своим бедром, её грудь касается моей руки.
— Значит, это будет правильно.
Я повернул к ней лицо, и наши губы соприкоснулись.
***
— Я искупаюсь ещё, — прошептала она, когда всё закончилось. — Чуть-чуть полежу и пойду.
Мы валяемся на траве у берега, но нам совсем не холодно, а уютно и мягко. Её голова на моём плече, её нога закинута на мои, её губы щекочут мне ухо.
— Я слышала, что ты говорил Училке. Про то, что не годишься для отношений. Я и не претендую, не думай. Мне по-прежнему не нужно от тебя ничего. Просто так почему-то было правильно.
— И хорошо, — добавил я.
— Ага. Отлично вообще. Я даже не ожидала. От первого-то раза.
— Я подхожу любому месту, где оказываюсь, — напомнил я.
— Тьфу на тебя, — фыркнула девушка, — прозвучало чертовски пошло.
Мы полежали ещё немного в тишине, и она спросила:
— Так ты, выходит, тоже что-то вроде отродья?
— Тебя это шокирует?
— Нет, ничуть. Моя подруга отродье. И она лучше всех так называемых «людей» в тысячу раз. Просто смешно, что мой первый мужчина — не человек. Хотя чего ещё ожидать от такой нелепой девки, как я?
— То, что выглядит как человек, говорит как человек и убивает как человек и есть человек, — сказал я. — Жители города — самые настоящие люди. Они не рождены женщиной, они порождения древнего духа убитого людьми озера, части Белой Ведьмы, но всё равно они люди, потому что ведут себя как люди. Глупо, жестоко и бессмысленно.
— То есть они все отродья?
— Ты не знала?
— Догадывалась, наверное. Поэтому не покидают город?
— Да, они не могут уехать от Ведьмы, как твоя нога не может уехать от тебя, — я погладил её по худому бедру, она прижалась плотнее.
— Но я же могу, да?
— А ты хочешь?
— Больше всего на свете. Знаешь, зачем мне так нужны деньги?
— Скажи.
— У владелицы кафе есть старая машина, она её продаёт. Недорого, я уже набрала. Куплю, сяду и уеду к чертям. Куда глаза глядят.
— Что же не уехала, раз набрала?
— Не поверишь, уже решилась, но потом поняла, что не могу бросить подругу. Буду всю оставшуюся жизнь думать, пережила ли она День Очищения? Или снова, как в прошлый раз… — девушка вздрогнула всем телом. — Брр. Ужас. И мать… ну, то есть никакая она мне не мать, конечно, ещё недавно я собиралась сдать её в приют для инвалидов при заводе и свалить, не оглядываясь. Но ей становится лучше, она меня почти узнаёт. Вдруг она выздоровеет? Тогда я смогу уехать с чистой совестью. Так что завтра я с вами, и будь что будет. А ты? Ты уедешь? Когда всё закончится?
— Да, уеду.
— А куда? У тебя где-то есть дом?
— Нет. У меня нет даже меня.
— Это как? — девушка поднялась, села и теперь смотрит на меня, лежащего, сверху. Её лицо подсвечено луной, это красиво.
— Однажды я просто еду куда-то. На машине, поездом, самолётом. Иногда пешком. Совсем редко — на корабле. Не знаю куда, не знаю зачем. Куда — узнаю́, когда приехал. Зачем — не узнаю́ вообще. Могу только догадываться, как тут. Никто мне не удивляется, каждый принимает за кого-то другого.
— И я?
— И ты. Тебе нужен был босс, тебе нужны были деньги, тебе нужно было прислониться к кому-то спиной, чтобы в неё не плевали. Ты приняла меня за него.
— Только не развивай эту мысль, ладно? — попросила Швабра. — А то окажется, что эта ночь тоже не то, чем кажется. Не хочу.
— Не буду развивать. Ночь чудесная.
— А что в промежутках? Когда ты не едешь в очередную задницу Мироздания и не изображаешь там бармена?
— Ничего. Наверное, возникаю, только когда где-то нужен. Проявляюсь, как симптом болезни.
— И тебе не обидно?
— Мне не с чем сравнивать.
— Но ты хоть помнишь те места, где возникал?
— Да.
— Значит, и меня запомнишь?
— Ты незабываема.
— Врёшь, — фыркнула она, вставая, — но как приятно! Я купаться, подожди меня. И не