Елена Кочергина - Свет за облаками (сборник)
Хрюк так увлёкся человеческими делами, что стал забывать Прекрасную Незнакомку. Её образ всё реже и реже возникал перед ним и в конце концов стал каким-то смутным и неясным. Теперь он не мог вспомнить даже её чудесных глаз. Поросёнок каждый день подолгу любовался на своё отражение в ручье, а встречая кого-то из соседей, становился на задние копыта, задирал рыло кверху и позировал. Ему стало казаться, что он вот-вот станет настоящим человеком. Характер Хрюка, начавший было исправляться, опять стал портиться. Он снова начал глядеть на приятелей свысока и требовал от них, чтобы они непрестанно им восхищались. И в погоне за человеческим обликом поросёнок вконец освинел.
* * *Хрюк давно мечтал научиться курить, потому что знал, что многие люди это делают. И как-то раз солнечным летним днём Макака принесла и с победоносным видом вручила ему коробку сигар. (Как она их добыла, поросёнок так и не узнал.)
Хрюк засунул одну сигару в рот и немного попозировал перед обезьянкой, а когда она ушла, стал пытаться эту сигару раскурить. Спустя некоторое время в дверь кто-то робко постучал.
— Входите! — сказал Хрюк осипшим голосом. Он был очень недоволен, что ему помешали заниматься таким важным делом.
В дверь неуклюже протиснулся Бобёр и сразу же закашлялся от едкого сигарного дыма. Он был зверем скромным и работящим, а за помощью к другим обращался только в экстренных случаях. Собственно говоря, он ещё ни разу не обращался к поросёнку за помощью.
Бобёр увидел следующую картину: Хрюк в человеческой позе (закинув копыто на копыто) восседал на недавно сколоченном Енотом стуле, как на троне, и держал в зубах сигару. Поросёнок величественным жестом предложил товарищу присесть на коврик у своих ног, но тот отказался.
— Я на минутку заскочил, — сказал Бобёр, прокашлявшись. — Такое дело, брат… Уровень воды в реке резко поднялся, и плотину вот-вот прорвёт. Дальше терпеть нельзя. Мы все сироты. Надо бы, брат, всем нам собраться…
— Ты что, Бобёр, не знаешь, что ли, как надо ко мне обращаться? — прервал его поросёнок. — Какой я тебе брат? Называй меня «господин Хрюк» и на «вы»!
— Извините, господин Хрюк, вы не соизволите выслушать меня? — покорно сказал Бобёр. — Если мы не соберёмся все вместе и не примем срочных мер…
— Я — не «все»! — рявкнул Хрюк. — Я уже почти человек, а ты равняешь меня со «всеми»! Это — оскорбление человеческой личности!
— Так вы поможете укреплять плотину, господин Хрюк? — спросил Бобёр, начиная потихоньку пятиться к двери.
– Я должен вам помогать?! — завопил поросёнок, вскакивая со стула и роняя от возмущения сигару. — Вам , жрущим прямо с земли без столового прибора?! Вам , бегающим нагишом и не знающим правил этикета?!
— Нет, нет, я просто сдуру ляпнул! — попытался оправдаться Бобёр, который уже был на улице.
— Оно и видно! — сказал Хрюк, захлопывая за ним дверь и подбирая с пола сигару. — Никакой управы на этих зверей нету! Занимаешься важным делом, а они шастают и шастают!
На следующее утро поросёнок, ещё не до конца проснувшись, побежал к ручью полюбоваться на своё отражение. Двигаться было как-то непривычно. «Может, я уже стал человеком?» — подумал Хрюк. Но, взглянув на водную гладь, он издал дикий вопль: из ручья на него смотрело жуткое чудовище! Его маленькое аккуратненькое рыльце превратилось в огромное, покрытое слизью рылище с острым рогом на конце; клыки вылезли изо рта и торчали, как у кабана; глаза выпучились и налились кровью; уши свесились до земли; тело расплылось и покрылось складками кожи, как у бегемота; а хвостик выпрямился, оброс жёсткой противной шерстью и стелился по земле.
Не доверяя отражению, Хрюк стал ощупывать и осматривать себя и убедился, что вода не врёт. Он не мог взять в толк, как такое могло с ним случиться, но понял, что надо срочно бежать к Ворону.
По дороге к Воронову дуплу поросёнок, к счастью, никого не встретил. Как только он постучал в дверь, Ворон сразу разрешил ему войти.
— Я подозревал, что рано или поздно это с тобой произойдёт, — сказал старый маг, осмотрев Хрюка. — У меня нет средства от этой болезни, но оно есть у тебя!
— У меня?!
— Оно сокрыто у тебя в душе. Тебе надо кое-что изменить внутри себя, и прежний облик вернётся к тебе.
— Чтó изменить?
— Этого я не могу тебе сказать. Ты должен сам догадаться!
Поросёнок горько заплакал и поплёлся к себе домой. Почему Ворон не хочет ему помогать? Что ему теперь делать?
На полпути он столкнулся с Макакой. Обезьянка завизжала от испуга и забралась на ближайшее дерево. «Это же я!» — попытался сказать Хрюк, но изо рта у него вырвались только какие-то нечленораздельные звуки — видимо, болезнь прогрессировала. Услышав, что чудовище заревело, Макака бросилась удирать, перепрыгивая с дерева на дерево.
Поросёнок зарыдал с новой силой, будучи не в состоянии выдержать навалившейся на него беды. Кое-как он добрался до дома, лёг в постель и провалился в тяжёлый сон отчаяния.
Перед Хрюком стояла человеческая фигура. Лицá разглядеть он не мог — вся она была окутана покрывалом из света. Но вот покрывало спáло, и поросёнок увидел босую женщину в рубище, а в её сердце — о ужас! — было воткнуто семь длинных стрел. Большие сверкающие слёзы текли из её чудесных глаз. Хрюк с ужасом узнал в этой страдалице Прекрасную Незнакомку, которая спасла его когда-то от смерти! Несмотря на нищенское одеяние, в этот раз Она казалась ещё величественней и прекрасней — грубая одежда лишь подчёркивала Её неземную лёгкость и хрупкость. Хрюк догадался, что перед ним стоит Королева. Прекрасная Незнакомка с болью посмотрела ему в глаза, и сердце поросёнка чуть не разорвалось от горя и стыда. Он вдруг понял, что это он нанёс Ей страшные раны, что это он выпустил в Неё ужасные стрелы, что именно он — причина Её великой скорби и горячих слёз! Но хуже всего остального было для Хрюка сознание того, что Она не сердится на него за всё то зло, которое он Ей причинил, и никогда ничем не попрекнёт его. Внезапно Хрюк понял, что Она — его настоящая мать, и любовь к Ней заполнила его сердце и стала перехлёстываться через край. Он упал Королеве в ноги, стал целовать Её босые ступни, повторяя: «Мама, прости меня за всё!» — и проснулся.
Первой его мыслью после пробуждения было: «Как я смел назвать Её матерью! Я — грубое злое животное, а Она — Королева! Я оскорбил саму Чистоту!»
Глянув в окно, Хрюк увидел, что начинается буря. Он не знал, как долго он спал и какое сейчас время суток. Было сумрачно, сверкали молнии, деревья гнулись к земле от резких порывов ветра. «Сейчас ливанёт! — подумал поросёнок. — А у Макаки-то крыша прохудилась — она на днях просила помочь починить, а я был занят человеческими делами! Надо позвать её переждать грозу у меня… Ой, нет! Как только она увидит меня…» И вдруг Хрюк понял, что он больше не чудовище! Королева исцелила его!
Тогда он опрометью кинулся за обезьянкой, но едва выбежал на улицу, как хлынул сильный дождь. Поросёнок заскочил обратно в дом. «Может, немного польёт и перестанет», — подумал он. Но дождь не собирался прекращаться, а, наоборот, усиливался. «Наверное, Макака, бедняжка, уже вся вымокла и лежит теперь где-нибудь в уголке одна-одинёшенька, дрожа от страха и холода, — думал Хрюк. — И никто не поможет ей, никто не спасёт её от беды!» Он опять чуть не выскочил из дома, но кто-то зашептал внутри него: «Ну куда ты пойдёшь в такую погоду? Ты простудишься и умрёшь от воспаления лёгких! Обезьянка наверняка уже давно сидит в уютном сухом домике у кого-нибудь из соседей и рассказывает о своей встрече с чудовищем. Зачем тебе напрасно рисковать жизнью?» Хрюк совсем было успокоился и решил остаться дома, однако гроза разыгралась пуще прежнего. Ветер завывал со страшной силой, трещали и падали деревья, на домик поросёнка обрушивались целые реки воды. И вдруг Хрюк отчётливо услышал плач. Это был Её плач. Неужели он опять опечалил Королеву? Этого поросёнок вынести не мог и, больше не раздумывая, выбежал на улицу и помчался к домику Макаки.
Хрюк поскальзывался на кочках, увязал в грязи, спотыкался о поваленные стволы, но как только замедлял ход, слышал плач Королевы, и припускался бежать с новой силой. Наконец он добрался до лужайки, где жила обезьянка. Её домика там не было! Через место, где он раньше стоял, тёк бурлящий поток воды. Срывая голос, Хрюк стал звать обезьянку в надежде, что она сидит на одном из ближайших деревьев, но никто ему не ответил. В отчаянии поросёнок бросился на землю и зарыдал, однако через некоторое время понял, что от слёз толку нет, и решил действовать. «Думай, свинья, думай! — подстёгивал он себя. — Если Макака была в домике, а его смыло водой, тогда где она сейчас? Этот поток наверняка впадает в реку, и домик должен был застрять у речной плотины! Бобёр помог обезьянке выбраться, и теперь она сидит у него в хатке и весело болтает… Только бы плотина выдержала напор воды!» Хрюк вспомнил, что отказался помогать укреплять плотину, и ему стало ужасно стыдно. Не теряя времени, он бросился кратчайшим путём к хатке Бобра.
