Игорь Пыхалов - За что Сталин выселял народы?
При приближении к станции стала слышна ружейная стрельба, и было замечено, что уже погрузившиеся в вагоны всадники-ингуши поспешно выводят обратно своих лошадей, направляются бегом к ближайшим зданиям и скрываются за ними. Навстречу бронепоезду подбежали начальник станции и два офицера нашей контрразведки. Они сообщили, что часть всадников начала грузиться в вагоны под руководством офицеров, однако большая часть ингушей воспротивилась погрузке и открыла стрельбу. Один из офицеров был убит. Ввиду полученного строгого приказания не открывать огня, бронепоезд принял подбежавших к нему лиц, пропустил пустой эшелон и вслед за ним отошёл к станции Беслан.
24 июня бронепоезд „Терец“ участвовал в наступлении на станцию Назран в составе нашего отряда, в который входили: Улагаевский, 6-й и 12-й пластунские батальоны, часть Апшеронского пехотного полка, Сунженско-Владикавказский полк Терского казачьего войска и две батареи. Наступление велось двумя колоннами на аулы Экажево и Сурхахи. Бронепоезду была дана задача содействовать наступлению артиллерийским огнём и охранять левый фланг отряда со стороны аула Назран.
В 9 часов бронепоезд открыл огонь по окопам на окраине аула Экажево и по кладбищу к северу от него. Около 10 часов ингуши вышли из окопов и двинулись в наступление в обход левого фланга отряда, находившегося в тысяче шагов от линии железной дороги. Бронепоезд „Терец“ подпустил ингушей на 400 шагов к нашим цепям, быстро выдвинулся вперёд и открыл по противнику огонь из одного орудия и одиннадцати пулемётов. Наступавшие ингуши понесли тяжёлые потери и были отброшены. При этом был ранен ружейной пулей командир бронепоезда капитан Лойко. В командование бронепоездом вступил старший артиллерийский офицер капитан Нефедов.
В 15 часов около 500 конных ингушей обошли правый фланг нашего отряда со стороны аула Сурхахи и устремились в тыл, на аул Базоркино, рассчитывая, по-видимому, поднять восстание и в нём. Выдвинутый из резерва Сунженско-Владикавказский полк был отброшен. Преследуя его, ингуши вышли на линию железной дороги в тылу бронепоезда „Терец“. Бронепоезд двинулся в сторону атакующей конницы и орудийным и пулемётным огнём заставил её прекратить преследование. Затем противник был принуждён к отступлению.
25 и 26 июня наши войска заняли аулы Экажево и Сурхахи, которые были сожжены. С 27 по 29 июня бронепоезду „Терец“ было поручено наблюдение за погрузкой эшелонов на станции Назран и охрана этой станции.
30 июня бронепоезд отправился на станцию Грозный и получил там задачу охранять участок железной дороги Грозный — Хасав-Юрт, протяжением около 70 вёрст. Надлежало передвигаться по участку от 7 до 16 часов и от 21 до 6 часов».
В результате удалось сформировать лишь ингушскую конную бригаду двухполкового состава. По словам командовавшего Кавказской армией генерал-лейтенанта П.Н.Врангеля, мобилизованные ингуши отличались крайне низкой боеспособностью. Тем не менее, с августа 1919 года ингушская бригада принимает активное участие в боевых действиях севернее Царицына.
Что касается чеченцев, то их вклад в дело борьбы с большевизмом оказался более весомым. Приказом Деникина №1101 от 1(14) июня 1919 года была сформирована Чеченская конная дивизия в составе четырёх чеченских и кумыкского полков. Её командиром стал генерал-майор Александр Петрович Ревишин, фигура весьма колоритная. Летом 1917 года, будучи полковником русской армии, он выступал горячим сторонником создания крымско-татарских воинских частей. Затем служил «незалежной Украине» у гетмана Скоропадского. Наконец, оказавшись в деникинской армии, этот «интернационалист» с энтузиазмом возглавил чеченскую дивизию.
30 мая (13 июня) 1919 года дивизия выступила в поход на Астрахань в составе группы войск под командованием того самого генерал-майора Драценко, недавно столь успешно усмирившего Чечню. В походе участвовало три чеченских полка. 4-й полк находился в стадии формирования.
Особой славы на поле боя чеченцы не снискали. Как вспоминал один из офицеров дивизии, штабс-ротмистр Дмитрий Де Витт:
«7-й Чеченский конный полк, находившийся в глубоком, почти 10-вёрстном, обходе слева, должен был перерезать дорогу Оленчевка — Промысловое, не допуская подхода к красным подкреплений; однако полк задания своего не выполнил, потерял с утра связь с дивизией и в течение дня четыре раза безрезультатно атаковал позицию красных, пока, в свою очередь, сам не был атакован красной конницей и отброшен далеко в поле. Необстрелянные всадники, попав в тяжёлое положение, разбежались, и на следующий день удалось собрать едва половину полка: большая часть бежала в степи и затем дезертировала к себе в Чечню».
И это совершенно неудивительно. Как отмечает тот же Де Витт:
«Удельный вес чеченца как воина невелик, по натуре он — разбойник-абрек, и притом не из смелых: жертву себе он всегда намечает слабую и в случае победы над ней становится жесток до садизма. В бою единственным двигателем его является жажда грабежа, а также чувство животного страха перед офицером. Прослужив около года среди чеченцев и побывав у них в домашней обстановке в аулах, я думаю, что не ошибусь, утверждая, что все красивые и благородные обычаи Кавказа и адаты старины созданы не ими и не для них, а, очевидно, более культурными и одарёнными племенами. В то же время справедливость заставляет сказать, что чеченец незаменим и прекрасен, если, охваченный порывом, он брошен в преследование расстроенного врага. В этом случае — горе побеждённым: чеченец лезет напролом. Упорного же и длительного боя, особенно в пешем строю, они не выдерживают и легко, как и всякий дикий человек, при малейшей неудаче подвергаются панике».
А вот что вспоминает оказавшийся в Чеченской дивизии год спустя поручик В.Рыхлинский, чуть не ставший жертвой «меткости» джигитов:
«“Пулемётчики, вперёд!“ — передаётся команда, и мы карьером занимаем позицию впереди спешенных чеченцев. На мгновение останавливаемся, чтобы выпустить очередь по садам и огородам деревни, которые молчат. В этот момент рой пуль, выпущенных сзади, заставляет нас наклониться к земле… Я оглядываюсь и вижу наших чеченцев, которые на ходу, не целясь, стреляют в направлении деревни. Пули с жужжанием проносятся низко над нашими головами… Что делать? Нужно отдалиться от этих горе-стрелков как можно дальше вперёд… Отдаю приказание, и мы мчимся вперёд».
А в июне 1919-го противник чеченцам попался серьёзный:
«Красная конница прекрасно владела шашкой — это были почти сплошь красные казаки, и раны у чеченцев были в большинстве смертельные. Я сам видел разрубленные черепа, видел отрубленную начисто руку, плечо, разрубленное до 3-4-горебра, и проч. — так могли рубить только хорошо обученные кавалерийские солдаты или казаки».
Неудивительно, что в чеченских полках началось массовое дезертирство:
«Полки Чеченской конной дивизии понесли большие потери во время Степного похода, но ещё больше таяли при отступлении от всё не прекращающегося дезертирства. Борьба с этим злом становилась невозможной: никакие наказания, вплоть до смертной казни, не могли удержать чеченца от соблазна бежать к себе домой под покровом ночи. После отступления полки были сведены в 1-2 эскадрона, и вся дивизия из 3 полков едва насчитывала в строю 250-300 шашек».
По приказу генерала Ревишина за вооружённый грабёж и дезертирство 6 чеченцев из 2-го полка были расстреляны, а ещё 54 публично выпороты шомполами.
После возвращения из неудачного похода дивизию пришлось формировать заново. 17(30) июля поредевшие чеченские полки прибыли в Кизляр. Оттуда, погрузившись на поезд, остатки Чеченской конной дивизии отправились для нового формирования в Ставрополь.
Сергей Балмасов, чью статью про усмирение Чечни генералом Драценко я цитировал выше, дал своему материалу кричащий заголовок: «Белогвардейцы победили в Чечне за три недели». Дескать, не было таких блестящих, а главное скоротечных побед ни до, ни после:
«Если проанализировать боевые действия против Чечни XIX-XX вв., то мы видим, что горцы около 40 лет успешно боролись против значительно превосходящих их сил царской армии, нанеся им огромные потери. Пять лет потребовалось красной армии для покорения Чечни в 1920-х гг. С переменным успехом продолжается антитеррористическая операция сегодня. В сравнении со всеми этими боевыми операциями, действия Драценко были выполнены просто блестяще — достигнутые результаты говорят сами за себя».
Делая такой вывод, Балмасов очевиднейшим образом передёргивает. Скоротечных карательных операций, после которых чеченцы изъявляли покорность, было множество — и до, и после Драценко. Беда в том, что вскоре чеченцы опять принимались за старое.
