Дэвид Митчелл - Простые смертные
– Хочу. Это же совершенно нормально. Мы ведь с тобой встречаемся уже шесть месяцев. 21 июня ты впервые сюда пришел, а завтра 21 декабря.
Господи, какой-то счетчик памятных дат!
– Лучше давай пойдем с тобой куда-нибудь – поужинаем, отметим это событие, а мою семью, пожалуй, оставим в покое. Хорошо, Анж?
– Но я действительно хочу познакомиться с твоими родителями, с твоими братьями…
Ну да: мама, папа, Найджел, Алекс, позвольте вам представить Марианджелу. Она родом из неописуемых трущоб Рио, работает в «Риверсайд Виллас» сиделкой у престарелых пациентов, и я после посещения бригадного генерала Филби классно ее трахнул. Итак, что у нас на обед? Я отыскал под кроватью свою майку.
– Вообще-то, если честно, я не вожу домой подружек.
– Значит, я буду номером первым. Это очень приятно.
– В некоторые области моей жизни… – так, теперь быстро джинсы, молния, ремень, – …я стараюсь никого не пускать.
– Я твоя девушка, а не какая-то «область». Ты что, меня стыдишься?
Какой очаровательный удар кинжалом! Какой эмоциональный шантаж!
– Ты же знаешь, что нет.
Умом Марианджела понимала, конечно, что эту тему следовало бы немедленно закрыть, но сердцу, как говорится, не прикажешь, и сейчас ею правили исключительно эмоции.
– Значит, ты стыдишься своей семьи?
– Не больше чем обычный средний сын из троих имеющихся.
– Тогда, значит… ты стыдишься того, что я на пять лет тебя старше?
– Тебе всего двадцать шесть, Анджела! Это вряд ли можно назвать старостью.
– А может… я недостаточно белая для твоих родителей?
Я уже застегивал пуговицы на рубашке фирмы «Пол Смит».
– Ну, эта ерунда вообще не имеет никакого значения.
– Тогда почему же мне нельзя познакомиться с родными моего бойфренда?
Один носок, второй…
– Ну, у нас еще… просто не та стадия отношений.
– Какая еще, на фиг, стадия? Ты несешь по-о-олную чушь, Юго! Когда у тебя отношения с кем-то, вы делитесь друг с другом не только телом. Так ведь? Когда ты в Кембридже попиваешь свой чертов кофе со всеми этими белыми девицами, имеющими PhD, я и не думаю сидеть здесь, моля бога, чтобы ты позвонил или прислал письмо. Нет, не сижу. Один парень – врач-консультант из частной клиники – постоянно просит меня о свидании и приглашает в самый модный японский ресторан Мейфера[66]. Все мои друзья говорят мне: «Ты просто сумасшедшая! Почему ты ему отказываешь?» Но я все равно ему отказываю – из-за тебя.
Я еле сдержал улыбку – столь неумелыми были ее попытки меня убедить.
– Так для чего я тебе? – не унималась Марианджела. – Только для секса? Когда у тебя свободный денек выдастся?
Ладно. Вон моя куртка, возле двери; там же мои ковбойские сапоги. А Марианджела по-прежнему сидела совершенно голая, пухлая, как снеговик, и, увы, никакого оружия у меня под рукой не было.
– Ты мой друг, Марианджела. Мало того, в настоящее время ты самый близкий мой друг. Но хочу ли я представить тебя своим родителям? Нет. Хочу ли я переехать и жить вместе с тобой? Нет. Хочу ли я вместе с тобой планировать будущее, раскладывать в шкафу принесенное из прачечной белье, завести в доме кошку? Нет.
Прямо под окнами проехал еще один поезд районного метро, как бы намекая, что пора завершать эту душещипательную сцену – сцену, столь же древнюю, как гоминиды. Такое повсеместно случалось и случается на планете Земля, и люди во время подобных сцен с печальным концом объясняются на всех языках мира. Марианджела вытерла мокрое от слез лицо и отвернулась, и все Олли Куинны мира тут же упали бы на колени, обещая все-все исправить. А я молча надел куртку и сапоги. Она это заметила и тут же перестала лить слезы.
– Ты уходишь? Сейчас?
– Если это действительно наше с тобой последнее свидание, Анж, то ни к чему продлевать агонию.
Я сделал ей очень больно, и в пять секунд она совершила этот шаг – от любви до ненависти – и разразилась пулеметной очередью бранных слов:
– Sai da minha frente! Vai pra puta que pariu![67]
Ну и прекрасно. Когда девушка тебя возненавидела, порвать с ней гораздо проще. Уже занеся ногу над порогом, я сказал:
– Если этот твой врач-консультант захочет взять уроки, как следует управляться с некой Марианджелой Пинто-Перейра, скажи ему, что я с удовольствием поделюсь с ним кое-какими ценными наблюдениями.
Один убийственно мрачный взгляд, одно стремительное движение сильной руки, один промельк великолепной бразильской груди – и в меня со скоростью метеора полетел увесистый Иисус из Рио, вращаясь, как пущенный из пращи камень; меня спасла какая-то доля секунды, и фигурка Иисуса врезалась в захлопнутую дверь, превратившись в тысячу гипсовых осколков.
* * *К шести часам над городом нависли тяжелые мрачные тучи, обещавшие обильный снегопад. Я надел свою меховую шапку из опоссума. На богатых боковых улочках Ричмонда было тихо. Владельцы домов, достойные представители среднего класса, задернули шторы на окнах своих жилищ, где вдоль стен выстроились книжные шкафы, на стенах висели картины и прочие предметы искусства, а у порога светилась рождественская елка. Я немного прогулялся по Ред-Лайон-стрит. Девица на ресепшене в автомагазине «Астон Мартин» обладала такими же дерзкими и соблазнительными округлостями, как и продаваемые там роскошные спортивные машины, но вот лицом, к сожалению, не вышла: ей явно требовалась помощь косметологов. Она сплетничала по телефону, когда я неторопливо, но вполне решительно прошел мимо нее, коротко кивнув и как бы давая понять: твой босс меня ждет. Я пересек выставочный зал и подошел к распахнутой двери с табличкой: «Винсент Костелло. Отдел продаж». За дверью сидел человек лет тридцати с небольшим; он прямо из коробочки ел заливного лобана и одновременно пытался завернуть в красивую бумагу подарок – большую коробку из магазина детской технической игрушки «Скейлекстрик». Одет он был в костюм, приобретенный на одной из центральных улиц города в магазине готового платья, хотя и достаточно приличный.
– Добрый день, – приветствовал он меня. – Чем могу служить?
У Костелло был выговор жителя Восточного Лондона; на письменном столе стояла фотография: он и какой-то маленький мальчик; но мамочки рядом видно не было, и обручального кольца у него на пальце я тоже не заметил.
– Винсент Костелло, я полагаю?
– Да. Как на двери написано.
– Я хотел бы задать вам несколько вопросов относительно того, какова может быть стоимость подержанного автомобиля «Астон Мартин Кода». Но прежде разрешите мне помочь вам. – Я указал глазами на коробку, завернуть которую ему так и не удалось. – Вам ведь наверняка не помешает дополнительный большой палец?
– Нет, нет, что вы! Это очень мило с вашей стороны, но я и сам справлюсь.
– Да, я очень милый, но вы не справитесь. Так что позвольте все-таки вам помочь.
– Ладно, спасибо. Это для моего пятилетнего сынишки.
– Он, значит, «Формулой-1» увлекается?
– Просто помешан на всем, у чего есть двигатель – на автомобилях, мотоциклах и тому подобном. Обычно подарки заворачивает его мать, но сегодня… – Язычок клейкой ленты, намертво прилипший к бумаге, оторвался вместе с длинной бумажной полоской, и Костелло, явно не желая грубо выражаться в присутствии клиента, с ходу превратил «Oh, fuck!..» в «Ох, ф-фу!..»
– Коробки надо обвязывать по диагонали. – И прежде чем он начал спорить, я отодвинул его и взялся за дело сам. – Нужно заранее приготовить несколько кусочков скотча, потом закрепить бумагу, и… – Через несколько секунд идеально завернутая подарочная коробка уже стояла у него на столе. – Ну вот, годится?
Винсент Костелло был впечатлен.
– Где это вы так здорово научились?
– Моя тетя владеет несколькими маленькими магазинами подарков. И племянник-неслух время от времен ей помогает.
– Повезло вашей тете! Итак, вы, кажется, спрашивали о нынешней стоимости автомобиля «Астон Мартин Кода»?
– Да, 1969 года выпуска. 110 миль пробега – по счетчику. А водитель был всего один, человек очень осторожный и аккуратный.
– Чрезвычайно маленький пробег для такого зрелого экземпляра. – Костелло вытащил из ящика лист бумаги А4, сплошь покрытый цифрами. – Могу я спросить, кто этот осторожный водитель? Потому что вы-то никак не можете водить машину с 1969 года.
– Нет, конечно же, речь не обо мне. Один мой приятель получил этот автомобиль в наследство от отца. Меня, между прочим, зовут Хьюго, Хьюго Лэм, – представился я, и мы с Костелло пожали друг другу руки. – А этот мой друг принадлежит к семейству знаменитых Пенхалигонов из Пензанса. Когда его отец скончался, то оставил семье чудовищную неразбериху в финансовых делах. Им еще и пришлось платить кошмарный налог на наследство.
Винсент Костелло состроил сочувственную гримасу.
– Да, представляю себе.