Марина Ясинская - "Запаска" совести

Стрельба давно стихла, официанта кто-то скрутил, а я всё лежал на полу, в бессилии глядя на то, как уводят Антона Сергеича из зоны моего воздействия.

В медпункте меня продержали почти два часа.

Слишком долго для обработки простой сквозной раны мягких тканей.

Более, чем достаточно…

Когда два часа спустя я входил в здание "РосИмма", я, как и все вокруг, уже знал результаты аукциона — победителем стал участник номер восемнадцать, Аргентина.

…Ирина Крек! Или же восемнадцатый номер был определён победителем ещё раньше?.. Теперь я это никогда не узнаю — спасибо потерянным в больнице часам.

— Вы не должны были, — начал я, едва зайдя в кабинет, но Антон Сергеич меня перебил.

— Я понимаю, как это выглядит, — воскликнул он руку в упреждающем жесте, — Но мы ещё несколько дней назад приняли решение присудить победу Аргентине. Всё было решено заранее, а предложение Крек просто оказалось кстати, и я подумал — почему бы не убить двух зайцев одним ударом?

Я внимательно смотрел на Антона Сергеича, вглядывался в его мотивы. Тот говорил с таким жаром, что в этот миг сам верил каждому слову. Только вот верить своим словам — это не то же самое, что говорить правду.

— Как бы то ни было, формально на вас было оказано влияние, и вы ему поддались.

— Чёрт побери! — не на шутку разозлился мой клиент. — Да ничему я не поддался! Неужели ты не понимаешь? Это же просто удачное совпадение! Я получаю поддержку "ДУМа", не делая ровным счётом ничего, я только представляю это так, словно оказываю им услугу!

Я его уже толком не слушал — доставал из брифкейса бланк заявления о нарушении моральных норм принятия решения государственным чиновником. Бумагу, которая положит начало конца карьеры моего клиента.

— Хочешь правды? — закричал Антон Сергеич в ярости, увидев это. — Хорошо, слушай! Да, я тебя терпеть не могу. Навязывание мне душехранителя — это как отказ мне вообще в каких бы то ни было нравственных принципах. Словно я готов продаться при первой же возможности! Ты хоть представляешь себе, как это унизительно? А уж после того, как ты разрушил мою семью, я тебя и вовсе возненавидел!

Я присел на краешек стула, положил перед собой бланк и достал ручку.

— Да, я хотел получить поддержку от блока Крек, — продолжал Антон Сергеич чуть спокойнее. Он обращался ко мне, но, кажется, ничего сейчас не видел. — Да, это я организовал сегодняшнее покушение на тебя, это я приказал, чтобы тебя подольше продержали в больнице — мне нужно было спокойно с ней переговорить, а ведь ты бы мне ни за что не дал этого сделать. Но когда я узнал, что она просит за Аргентину, я просто не поверил, что такое счастливое совпадение возможно!

— Формально на вас оказали давление, и вы сделали то, что вас просили. Это нарушение правил, — отрезал я.

— Какие, к чёрту, правила, когда на кону — куда большее? Да, у Аргентины не самое выигрышное предложение с точки зрения немедленной экономической выгоды, но за заявкой стоит крупная община славянских староверов, а лучших кандидатов для ассимиляции нам не найти. Никто не будет работать тяжелее, честнее и ответственнее, чем потомки наших старообрядцев. К тому же — что уж тут скрывать, все мы знаем, чем нам это грозит — в случае со старообрядцами можно не беспокоиться за государственную целостность, это не чужаки, которые будут держаться за свою культуру и через пару поколений требовать себе автономию.

Я держал ручку в руках, но так и не написал ни слова. Как и тогда, с министром охраны природных ресурсов, доводы моего клиента находили во мне и понимание, и отклик.

— Что тебе важнее, душехранитель? — впервые напрямую обратился ко мне Антон Сергеич, — Соблюдение формальностей с тем, чтобы твоя репутация была безупречна, или всё-таки интересы государства?

Я молчал. В самом деле — что?

Для чего я охраняю своего клиента? Для того, чтобы он лучше служил интересам государства. Только вот я никогда не представлял себе ситуации, в которой соблюдение обеих целей может оказаться взаимоисключающим. И инструкции у меня на это случай не было.

— В общем, я тебе всё сказал, — произнес, тем временем, Антон Сергеич и тяжело опустился на стул. — А теперь ты решай. В твоих руках сейчас и я, и восточная Сибирь.

Я долго смотрел на него.

Ещё дольше — на пустой бланк.

Как просто было страховать честность своего клиента, быть "запаской" его совести! И как нелегко оказалось сделать то же самое с самим собой.

При любом выборе "чистеньким" мне никак не остаться… Я не репортирую клиента и тем самым нарушаю кодекс своей профессии. Я соблюдаю регламент, вместо восемнадцатого номера выбирают нового победителя аукциона — и в перспективе Россия теряет часть восточной Сибири.

Или — не теряет? Может, наоборот — приобретает? Сейчас Сибирь стоит почти нетронутая, а через пару десятилетий будет освоена и заселена. Лягут новые дороги, появятся новые мосты, вырастут новые города. И пусть в них будут ходить в школу не светлоглазые и белобрысые, а смуглые и черноволосые дети. Но для них и город, и Сибирь, да и вся страна, в которой они родились и выросли, будет родиной — единственной и самой настоящей…

Рука потянулась к чистому бланку, нервно смяла угол тонкой бумаги.

— Большее благо? — с надеждой спросил пристально следящий за каждым моим движением Антон Сергеич.

— Меньшее зло, — вздохнул я.