Александр Тюрин - Последний подвиг капитана Рождественского
Даму из-за этого долбанного аквариума не разглядеть; только видно, что туфли и колготки у нее старомодные. Кто сейчас носит колготки, кроме пенсионерок? Сейчас дамы носят разноцветную «вторую кожу»[7] — нога от нее кажется не только голой, но и глянцевой.
Плохо причесанный тип чего-то упорно вливал дамочке сипловатым шепотом. Ее голоса почти не было слышно. Лишь изредка я улавливал «да», «нет», «еще чего». Если это не жена, то заигрывания у мужика, прямо скажем, безуспешные, и больший успех он бы имел у надувных девушек из соседнего гешефта.
Потом даму вызвали к врачу. Она за аквариумом прошла — я так ее и не разглядел. А мужик все равно не утих — стал стучать пальцем по стеклу рыбохранилища и разговаривать с рыбками. Оно и понятно. К доктору Ваджрасаттве здоровые не ходят, только инвалиды на всю голову.
Потом улавливаю, что этот неугомонный пялится сквозь рыбок на меня. Вот чего не хватало, сейчас как кинется с криком «Ты убил моего брата!». Но вместо этого слышу:
— Спица, ты? В смысле, Паша?
Это он мне, что ли? Интересно, откуда он знает мое имя и детскую кличку? Бурчу в ответ:
— Я уже давным давно Паша.
Тип выходит из-за аквариума и я вижу… Сашу Рождественского. Лет двадцать мы с ним точно не виделись. Теперь вид у него еще более потертый, чем казалось из-за рыбок. Чего стоят портки с пузырями на коленях и нечищенные ботинки — современная-то обувка вообще грязеотталкивающая.
— Вот те на, ходим к одному психиатру, оказывается, — преодолевая некоторое смущение, пробормотал я.
— И тебе наш индюшка тоже диффузный нейроинтерфейс скормил? Волосатую таблетку ел? — сразу стал уточнять взявшийся на мою голову одноклассник.
— Вроде да, с щупальцами такую. Ее доктор в начале дал. А потом улыбнулся и все равно вставил обычный интерфейс в разъем у основания черепа — моего, конечно. Ну как, кибернаркоманам делают.
— Что лечишь-то, Спицын? — подмигнув, спросил Рождественский.
— А ты?
— Что точно, не венерическое.
— А я лечу посттравматический синдром методом оживления долговременной памяти. Экспериментальными, понимаешь, методами.
— И я, типа этого.
— А что было много психотравм, Саша? Ты ж на вид такой… бодренький.
— И труп, бывает, ничего смотрится.
Он закатывает глаза и высывает набок язык. Сашка — всё тот же приколист.
В этот момент появляется куколка из ресепшн и говорит, что доктор Ваджрасаттва просит извинить его, сегодня он не может принять господ такого и такого-то и вручает им приглашения на другой день.
— Еще те «господа». Я теперь как дурак с помытой шеей, — хмыкает Саша, пытаясь приложить ладонь к кукольной попке, едва девушка поворачивается.
— А я просто дурак, без «как». Поэтому мне без разницы, когда сюда приходить. Все равно другой работы нет и не предвидится. Только добрый доктор и платит мне за участие в экспериментах.
— Слушай, Паш, вдруг ты и сейчас участвуешь в эксперименте. Та куколка потихоньку тебе запистонила очередной нейроинтерфейс, вот ты увидел призрак из прошлого, то есть меня. А на самом деле мой гордый труп давно миноги съели.
— Или это я тебе привиделся, — пришлось поддержать шутку. — А меня на самом деле давно соседи по дому слопали, папуасы-то ведь это могут при недостатке белков.
— А нас Европа слопала при полном достатке белков… Слушай, Паша, поехали ко мне. Посидим, расскажешь про все эти психотравмы. Жена подождет.
— Да нет у меня теперь жены. Ушла и пообещала не возвращаться.
— Это брюнеточка такая, за которой ты в десятом бегал?
— Угадал.
— А ведь наверняка не ко мне ушла.
— Тогда поехали.
Тут в стойле ожидания появляется та дама, забрать свой плащ. Прямо скажем, чтобы с этой особой заигрывать, надо много тестостерона в тестостеронницах иметь. Не то, чтобы уродина, однако со взглядом таким тяжелым, совсем неигривым, что хочется стать мышкой и юркнуть в норку. Но, что странно, она мне кажется знакомой, как будто. С чего вдруг? Может, она раньше фонарным столбом работала?
— А давай ко мне в гости, Елена Дмитриевна, — неожиданно предлагает Саша. — С девушками всегда веселее.
Она, не обращая внимания на его слова, идет к вешалке за своим плащом.
— С такой «девушкой» веселее не будет, — шепчу я ему.
— Я думал, жрачку приготовит, да и вообще, потанцуем, — отвечает Рождественский также шепотком.
— Ты лучше с лопатой потанцуй.
— Ладно, доложу тебе по секрету. Это — старая знакомая, секретаршей в штабе ЛВМБ[8] служила. Правда, у нас тогда дальше поцелуев за шкафом не зашло.
Да, сегодня что-то слишком много совпадений. Впрочем, товарищ детских игр постарался развеять мои опасения.
— Это она насоветовала мне сюда придти, после того как я ей позвонил и стал всякую околесицу нести. Мол, ей помогли и меня вылечат.
«Старая знакомая» идет от вешалки к дверям, а потом останавливается и говорит, тихо и глядя почему-то в мою сторону:
— Я поеду к вам, Рождественский. Но если станете распускать руки, сразу вызову голубую полицию. И про поцелуи вы всё врете.
— А что тут такого? — нашелся Сашок, был нахалом и остался. — Да, выдаю желаемое за действительное — так принято у тех, кому не везет в любви. И пожалуйста, Елена Дмитриевна, не надо голубых полицаев. Побей и изнасилуй меня сама. Необходимые для этого инструменты возьмем напрокат у моей соседки, фрау Менгеле; она приехала обучать «руссише дефочка» антимужскому садизму.
Саша довез всю компанию на колымаге, единственной незаржавленной частью которой был чип-контроллер, без которого нынче и двух шагов не проедешь — без него ты враг свободы и нарушитель прав дороговладельца на взымание дорожной платы.
Дом, в котором проживал Рождественский, был под стать моему — заполнен людьми с югов, которые там оказались лишними. В тех краях демократизаторы сожгли белым фосфором и залили самонаводящимся напалмом все «диктатуры», пытавшиеся создавать какие-то заводы, фабрики и плотины, и учредили вместо этого «управляемый хаос» с освобожденными личностями, обвешанными стволами. А пар из демографических котлов был направлен в наш гостеприимный регион. Кто же виноват, что аборигенное питерское население проиграло в капиталистическом соревновании и пострадало в межвидовой борьбе имени Дарвина. Как ранее проиграли-пострадали австралийские аборигены, ирландские кельты, индейцы, индийское население, усеявшее своими костями равнины Бенгалии. Это диктатор всегда и во всём виноват, а демократия — никогда; как не может быть виноватой стая прожорливой саранчи или выводок гадюк. Ах да, скажите еще спасибо Петру, это он стал строить огромный город на северном болоте, а в огромном городе может жить, как известно, кто угодно…
На первом этаже явно работала птицефабрика и из дверей выносили ящики с убитыми курами-сферушками, такие загаженные шарики из перьев; на втором трудился кибербордель, где роль девушек выполняли филипинские контрафактные Surreal Dolls. Здесь воняло паленой резиной. На третьем этаже слышалась канонада. Дама приложила к носу платочек, а Саша смущенно, как мальчишка, заулыбался — проживавшее здесь племя страдало от дезинтерии и массово пускало ветры.
А квартирка у Саши оказалась совсем уж запущенной. Мебель, которой лучше бы на помойке стоять, ржавая железная кровать, на которой зачинали еще первых кроманьонцев. Или как минимум его родного дедушку. Из относительного новья — пленочные экраны-трехмерки на окнах. Благодяря им, вместо блошиного рынка, видишь едко-синее море, катящее сопливо-блестящие волны на токсично-желтый песок. Уже через пару минут начинаешь жмуриться и отводить глаза.
Но пили мы хорошее — древний армянский коньяк из янтарного цвета бокалов.
Если честно, я не очень люблю встречать сокурсников, одноклассников, товарищей детских игр. Те, у кого жизнь не удалась, давно уже вылетели в трубу с помощью «Элизиума» или исчезли в мясорубке у трансплантологов. Немногие уцелевшие доживали в глубоком миноре, выращивая у себя внутри порцию почек и трехкилограммовую печень — вырастил с помощью генной стимуляции, прямо в нанопленочной упаковке с имуннорегулирующими свойствами, продал свои потроха по дешевке посредникам, «приконнектился», забылся. И зачем общаться с этими ходячими плантациями органов?
Есть, конечно, и такие, у которых всё в шоколаде — жизнь удалась, в современном смысле этого слова. Нормальный счет в банке, при котором не придет добрый дядя с предложением продать богатеньким гомикам детишек и внутренние потроха, хорошая работенка, с которой не выпрут при любом неудачном чихе. Он — или кочующий менеджер, умеющий присоcаться к любому финансовому потоку, или служит в ЧОПе. Но я не любитель слушать их натужную похвальбу в пиндосовском стиле, да и неприятно видеть, что люди тупят, потому что так теперь принято.
