Марина Дяченко - Мир наизнанку (сборник)
Трамвай замедлил ход и остановился. С шипением открылись задние двери. По салону пополз холод.
– Мне выходить? – громко спросила Лиза и поразилась, до чего жалобно прозвучал ее голос.
Вагоновожатая прокашлялась в микрофон, но ничего не ответила.
Лиза поднялась и, по-прежнему сжимая в руке мокрый зонтик, подошла к выходу. За распахнутыми дверцами горел снег на солнце, на снегу лежали тени голых кустов, похожие на синие веники, и ни единого следа не отпечатывалось на высоченной гладкой целине.
Лиза посмотрела на свои туфли-лодочки, мокрые, белые, под стать снегу. Ей всегда нравились фильмы-сказки про зиму, где герои могли танцевать на снегу чуть ли не босиком.
Она спрыгнула с подножки и утонула сразу по колени. Последние лоскуты тепла соскользнули, остались в салоне; дверь за спиной захлопнулась, трамвай звякнул, и тронулся с места, и укатил, оставив после себя рельсы – настоящие стальные рельсы, горящие на ярком, но совершенно не греющем солнце.
Лиза почувствовала, что дрожит. Что зуб не попадает на зуб и что она замерзнет прямо здесь, на трамвайной остановке, если немедленно не найдет пристанища.
Вдоль улицы стояли дома с плотно закрытыми ставнями. На дверях висели замки, каждый был размером с голову казненного и украшал собой массивный засов. Здесь не ждали гостей, здесь и хозяева, кажется, были в отлучке; солнечные блики играли на флюгерах и оконных стеклах верхних этажей. Печные и каминные трубы смотрели в синее небо, пустые, бездымные.
Грохот трамвая стих вдалеке. Лиза прислушалась. Еле слышно поскрипывал флюгер где-то в вышине, хотя ветра, кажется, не было вовсе.
– Эй! – сказала она, и голос прозвучал очень хрипло.
Банда волшебников-аферистов, выманивающих у людей последние деньги. Галлюциногены. Хорошо бы этот холод был галлюцинацией; ладно с ними, с деньгами, приду обратно к Алене, буду ночевать в парадном на коврике…
Лиза заплакала просто оттого, что больше нечего было делать, и пошла по снегу, оставляя неровную цепочку следов. Третий справа дом был снабжен вывеской, заваленной снегом. Дверь его почти сливалась со стеной, но замка не было видно. С железной балки свисал на цепях огромный медный чайник.
Лиза пошла на блеск чайника, как на огонь маяка, взяла молоток, висящий у двери, и не почувствовала рукоятки. Бахнула раз, выронила молоток, тот запрыгал на веревке, беспорядочно ударяясь о дверной косяк. Лиза стукнула по двери зонтиком и бросила его, и ромашки с ягодами живописно распластались на снегу.
Она безо всякой надежды нажала на ручку, и дверь легко поддалась. Потеряв равновесие, Лиза не вошла – ввалилась в полутьму, сырую и теплую, с еле слышным запахом очага.
Дверь захлопнулась, оставив холод снаружи. Хлопья снега, прилипшие в ногам и подолу юбки, теперь опадали с Лизы, как с весенней елки, и ложились на каменный пол. Внутри, в доме, кто-то был; на темно-красных кирпичных стенах играли отблески огня.
– Здравствуйте, – очень тихо и хрипло сказала Лиза.
И, не дождавшись ответа, вошла.
В большом камине горел огонь, блестела лакированным боком стойка, похожая на барную, вдоль стен высились шкафы из темного дерева. Человек в сером свитере стоял перед круглым столом, наблюдая, как варится над спиртовкой бурая жижа в джезве с длинной ручкой. Лиза стояла, не шевелясь и почти не дыша, несколько минут, и имела возможность разглядеть все это в подробностях: камин, заключенный в кованую ограду, огонек спиртовки, медную ручку джезвы, замкнутые лица шкафов и грубые нитки свитера, связанного «косичкой».
– Входи, – сказал человек, не оборачиваясь. – Чего ты ревешь?
Лиза вспомнила, что плачет в три ручья. Задержала дыхание, чтобы не всхлипывать, и нащупала в сумке упаковку бумажных салфеток.
– Входи, – повторил Хозяин с оттенком раздражения. – Не ко времени, конечно. Но, раз уж пришла…
Он поддернул рукава свитера, снял джезву со спиртовки и переставил на стойку. Принюхался, раздувая ноздри.
Лиза, не чувствуя под собой ног, вышла в центр комнаты. От камина тянуло жаром, снег окончательно растаял, и от туфель-лодочек повалил пар.
– Как уже было сказано, у тебя приличные проблемы. – Хозяин, остановившись напротив, оглядел ее с ног до головы. – Ты это чувствуешь?
– Я…
– Ты не человек, да?
– А кто я? – спросила Лиза, очень удивленная этим вопросом.
– Не знаю. – Хозяин смотрел пристально, глаза его были цвета очень горького шоколада. – Поглядим…
И он пошел куда-то прочь от камина, жестом приглашая Лизу следовать за собой. Лиза шла, на ходу чихая, кашляя, вытирая бумажным платком лицо; Хозяин открыл дверь в маленькую комнату, сплошь уставленную картотечными шкафами.
На маленьких полках пирамидками, как детские кубики, одна на другой стояли сигаретные пачки… Нет, не сигареты. Упакованные колоды карт.
– Значит, так, – Хозяин подумал. – Вариант, – он снял с полки упаковку, – вот еще, и для разнообразия вот это…
Пирамидка на стеллаже покачнулась, покосилась и снова обрела равновесие. Хозяин бросил три упаковки на деревянный стол, и Лиза увидела, что это действительно карты – если считать картами любой комплект изображений на прямоугольниках с закругленными углами.
– Возможно, – Хозяин ногтями разорвал полиэтиленовую пленку на первой колоде, – ты информационный фантом, скажем, неверная формулировка. Держи колоду, тасуй, сдвигай, раскладывай против часовой.
Онемевшими пальцами Лиза приняла из его рук колоду. Она оказалась трескучей, и легкой, и сыпучей, будто крупный песок. Двумя пальцами левой руки Лиза взялась за края карт и потянула вверх – колода тасовалась легко, приятно, это занятие успокаивало.
– Достаточно. Раскладывай. Рубашками вниз.
Лиза принялась раскладывать карты, просто ронять их на стол одну за другой, и тут только увидела изображения. Кусочки фотографий – будто кто-то нарезал, не глядя и вперемешку, глянцевый журнал, черно-белые фото из старого альбома и фотодневник патологоанатома: половина серьезного женского лица с тенью вуали, отрезанная кисть руки с золотым кольцом на окровавленном пальце, новая сумочка с ценником, ребенок в бассейне, сердце на цинковых весах. Лиза зажмурилась.
– Стоп, – сказал Хозяин. – Это не твое, долой, – он рукавом смахнул карты на пол. – Попробуй вот эту.
Он провел ногтем по шву упаковки, распечатывая новую колоду. Рубашки карт оказались гладко-белыми, неотличимыми от лиц – пустых, без изображений и меток. Лиза взяла их, чуть содрогнувшись, и начала тасовать.
Эта колода поддавалась трудно, будто каждая карта была смазана жиром. Лиза всматривалась, пытаясь понять, чем они отличаются друг от друга – может, весом? Колода не слушалась, топорщилась неровным веером, смысла в тасовании не было; Лиза поскорее начала ее раскладывать: белые прямоугольники на деревянный стол.
– Не твое, – констатировал Хозяин задумчиво. – Многовато ты у меня отнимаешь времени…
Он в раздражении отбросил, не распечатывая, третью отобранную колоду и пошел вдоль стеллажей, присматриваясь. Остановился, что-то снял с полки, небрежно запустил Лизе через всю комнату, и она поймала.
Надорванная упаковка топорщилась пластиком. Лиза осторожно высвободила карты. Пол у ее ног был усеян забракованными, она не хотела наступать на них – не то опасаясь испортить, не то боясь обжечься.
Она принялась тасовать эти новые карты и почувствовала, как они нагреваются под пальцами. Торопливо стала выкладывать их против часовой стрелки – и карты вдруг загорелись. На лицевой стороне у них были дорожные схемы, как на «Яндекс-картах», странички из паспортов незнакомых людей, планы каких-то комнат, набросанные от руки красными и синими чернилами, распечатки счетов и чеки из супермаркетов. Все это двигалось в огне: на счетах менялись цифры, по нарисованным схемам комнат метались человеческие фигурки, лица на ксерокопиях паспортных фотографий улыбались и старели.
Лиза заплакала снова.
– Все не так страшно, – Хозяин, не боясь огня, сбросил карты на пол. – Ты не человек, Елизавета, ты второстепенный герой сериала.
– Это шутка? – Она нащупала в кармане бумажный комочек, остаток салфетки.
– Нет. Ты не воплотившаяся вещь, как я поначалу боялся, ты не проклятие и не тень. Всего лишь герой сериала, самый безобидный из информационных фантомов. Второстепенный герой, заметь, а не статист. Статисты – те вообще не понимают, что с ними происходит, просто живут, и живут комфортно.
– Я – информационный фантом?
– Разумеется. Ты и сама давно почуяла. Ведь почуяла?
– Да.
– С этим можно жить.
– Но я ведь родилась, выросла… Среди людей… У меня кровь в жилах, трудовая книжка в конторе, карточка в поликлинике, паспорт…
– Биографии сериальных героев написаны до последней детали. И у них тоже кровь в жилах. Известно, что было с ними в прошлом, но в будущем – только планы. Только предположения.
