Александр Громов - Феодал
– Трудный клиент, – изрек проводник, ни к кому не обращаясь.
– Ах ты!..
На этот раз кряжистый попытался ударить ногой. Теперь он стоял выше проводника, ему было удобно бить. Но удар почему-то не достиг цели, а кряжистый неловко упал на бок и покатился, подняв облако пыли.
– Достаточно? – спросил проводник, позевывая.
Ему и вправду было скучно. А еще было обидно оттого, что клиент попался глупый. Возись с ним… Нашел чем пугать: бурным наскоком, громким ором да волосатым кулаком!
Главное, нашел кого пугать! Владетеля здешних мест, восьмой год топчущего Плоскость и все еще живого! Смешно и нелепо. Особенно со стороны того, кто наел килограммов двадцать лишнего мяса и сала, не поднимая притом ничего тяжелее кружки пива.
Матерясь, кряжистый вертелся всем корпусом, ища камень. Не найдя – взревел и кинулся в третий раз.
Первое нападение – уход с линии удара. Второе – уход и подсечка. Третье – уход и ответный удар. Давно отработанная процедура. Уж извини, если тебе, двоечнику, нужен третий урок…
– Па-а-а-а-па!!!
Мальчишка бежал вверх по склону. Его отец, проскочив мимо проводника, громко икнул, сложился пополам, прилег на склон и дико завыл. Внизу билась в истерике женщина.
– Не бей папу! Гад! Гад!..
– Ты видел, кто напал первым? – холодно осведомился проводник.
– Все равно! Все равно! Ты гад! – И сейчас же мальчишка нашел новый аргумент: – Ты хотел нас бросить, вот!
– Да ну? Я взялся довести вас до приличного места. Не хотите идти – дело ваше.
– Моя мама не может идти!
– Она может идти и пойдет. Иначе останется здесь и может симулировать сколько ее душе угодно. Носильщиков нет.
– Она свихнула ногу!
– Разве что мозги. Обычно люди ими не ходят.
– Она устала!
– Верю, – согласился проводник. – Но идти она может. Придется потерпеть. Кстати, к взрослым нужно обращаться на «вы», даже когда оскорбляешь их. Тебя этому не учили?.. Ну вот что, я сейчас пойду не торопясь. Если есть желание – догоняйте. Если хотите умереть быстро – ступайте в белый туман, он человека вмиг обгладывает. Хотите помучиться – сидите на месте. Пока.
…Все трое догнали его еще до вершины холма.
Часа через три удалось кое-как утолить жажду.
Воды в лощине не встретилось, ее следов не попалось и после, зато среди низких сыпучих дюн проводник нашел несколько сухих плетей какого-то растения. На каждой плети сидело не то сморщенное яблоко, не то безбожно перезревший пузатый огурец. Под грубой коркой оказалась горьковатая вяжущая мякоть с мелкими семенами. Ее можно было жевать, высасывая влагу.
Белесое небо потемнело, наступили сумерки. Кажется, немного похолодало, если только не шалило воображение. Проводник объявил привал и первый улегся на песок.
Он не спал. Лежал с открытыми глазами, глядел в серую небесную муть. Зачем она? Для чего служит эта пародия на белую северную ночь? Кому от нее польза? Может, растениям?
Не исключено. Хочется верить, что здесь хоть в чем-нибудь присутствуют зачатки смысла.
Мальчишка не подходил к нему – дулся. Женщина охала и жаловалась. Мужчина щупал ободранный нос, тихо ругался и не глядел в сторону обидчика.
Через час проводник скомандовал подъем. Двинулись дальше. Неровности рельефа кончились, и теперь всем стало понятно, почему этот мир назван Плоскостью. Скучная равнина таяла в дымке, заменяющей горизонт. Позади в такой же дымке исчезли дюны. Ни ложбинки, ни кустика. Как проводник умудрялся выдерживать направление без ориентиров, оставалось его тайной.
Один раз встретилась гравитационная аномалия, положительная и настолько серьезная, что даже проводнику пришлось преодолеть ее не иначе как на четвереньках, кряхтя под неподъемной тяжестью собственного тела. Трижды меняли направление, обходя внешне ничем не примечательные места. Несколько минут брели в густом, почти как вода, воздухе, и вот странность: этот воздух не пропускал звуков. Проводник показал жестами, что бояться не надо, а надо просто потерпеть. Видели вдали гнутый смерч, начинающийся у земли и в земле же заканчивающийся, похожий одновременно на арочный мост и на грязно-желтую радугу. Временами налетали порывы ветра – то горячего, как из печи, то ледяного. Ловушек не попадалось, а на подлянки Плоскость всегда щедра.
Cерые сумерки рассеялись, снова наступил «день». Проводник шагал, как заведенный. Та малость влаги, что удалось высосать из странных плодов, осталась только в воспоминаниях. Всех мучила жажда.
Позади раздраженно зашептались, и вскоре мальчик опять догнал проводника.
– Мама просит сделать привал, – сообщил он неприязненно и зачем-то добавил: – Вот.
– Незачем, – последовал ответ. – Мы уже почти пришли.
– Скоро уже, да?
– Скоро.
Мальчик побежал сообщить родителям радостную весть и вскоре вернулся.
– А там правда хорошее место?
– Одно из лучших. Много воды. Много зелени. Большая плантация.
– Какая еще плантация?
– Там увидишь.
– А где мы будем жить?
– В коттедже.
– Коттедж – это круто, – с уважением сообщил мальчик. – А сколько этажей? У нас в Барвихе коттедж всего-навсего двухэтажный. И тачка у отца так себе, не очень крутая. Мы как раз поехали крутую покупать, и тут…
Проводник без интереса вторично выслушал историю о том, как ничего не подозревающее семейство ни с того ни с сего мгновенно перенеслось с Земли на Плоскость. Он много раз слышал подобные истории, а одну – о себе – мог рассказать и сам.
Но он не стал рассказывать, а спросил:
– Тебя как звать – Борис?
– Да. – Утвердительно кивнув, мальчик вдруг насторожился: – А что?
– Борис, ты не в сказку попал, запомни это. Твои родители этого еще не поняли. Молодые всегда легче привыкают, а старшим поначалу приходится трудно. Постарайся помочь им понять. Для их же пользы.
Трудно было сказать, понял мальчик или кивнул просто так. И сейчас же перевел разговор на другую тему:
– А вас правда, что ли, зовут Фома?
– Правда.
– А фамилия и отчество у вас есть?
– Зачем? – Проводник пожал плечами. – Они на Земле были нужны.
– А почему вы не сменили имя?
– Я сменил. Теперь я Фома, понятно? Не устраивает?
Мальчик хихикнул.
– Да нет, прикольно даже. «В одном переулке стояли дома, в одном из домов жил упрямый Фома…» Вы это в его честь, да?
– Глупости. Так меня называл Нсуэ, мой учитель, бушмен из Калахари. Я не знаю, что имя Фома означает по-бушменски. Трудный язык. Щелчки, хрюканье и ничего не поймешь. Фома – это в русской транскрипции.
– А-а, – протянул мальчик. – Тогда понятно. А как вы с ним объяснялись?
– Он немного говорил по-английски. Но больше на пальцах.
– А чему вас учил этот бушмен?
– Всего лишь ходить по Плоскости и оставаться живым. Он наткнулся на меня, когда я уже совсем загибался от жажды. Мое счастье, что у него с собой были цама.
– Что было?
– Пустынные дыни, те самые, что мы ели. Они тоже родом из Калахари, бушмены в сухой сезон только ими и спасаются. Ну и мы тут… На Плоскость ведь попадают с Земли не только люди. Иногда и звери, и вещи, и семена растений.
– А-а…
– Бэ.
– Я только хотел сказать: странные дыни. Мелочь невкусная. Совсем они на дыни не похожи. А где сейчас этот бушмен? Посмотреть хочу.
– Он давно умер, – сказал проводник. – Думаю, что умер. Однажды ушел в обычный обход и не вернулся. Никто его с тех пор не видел, значит, умер. Где, как – Плоскость знает.
– А…
– Ну хватит! – оборвал проводник. – Видишь вон там впереди пятно? Это и есть оазис. Иди обрадуй родителей.
– Ни фига себе «обрадуй»! – возмутился мальчик. – Да тут еще целый час топать!
– От силы полчаса. Я же сказал: мы почти пришли, привал не нужен…
Глава 2
– И это – коттедж?!
Кривобокая хибара невеликих размеров выглядела как нарочитый шедевр зодческого безобразия. Неизвестно, какие инструменты использовал ее строитель, но отвеса он не знал в принципе. Стены, сложенные из дикого камня на сомнительной связке из рыхлой глины, шли волнами. Одну из трех стен рассекала трещина, в которую без труда пролезал кулак, а четвертой стены не было вообще – не считать же стеной прободенный дверным отверстием корявый плетень, не достигающий ростом потолка! Да и щелистый потолок, сработанный из такого же плетня, вынуждал пригибаться – не столько для того, чтобы не набить шишку, сколько для того, чтобы уберечь конструкцию от повреждений. Окон в строении не было.
– Это коттедж, – объяснил проводник.
– Ха! – Мальчишка жизнерадостно заржал. – Во прикол!
Его родители были настроены не столь юмористически.
– Не в этой же лачуге… – начала женщина, выискивая взглядом более достойное строение. Напрасно: насколько хватал глаз, в широкой котловине не наблюдалось никаких иных сооружений, если не считать обложенного камнями колодца с грубо сработанным воротом. Плоское дно котловины буйно зеленело, там вовсю росла молодая трава, и ветерок доносил запах воды. Пологие склоны тоже поросли сплошным соломенно-желтым ковром, очень приятным на вид после надоевших пустынных ландшафтов. Вот только больше ничего в котловине не было.
