Умри, если сможешь (СИ) - Лучан Борисов
— Верно, — признался Андрей. Отправив автомат за спину, он отодвинул стул и сел напротив. — Как вы здесь оказались? — требовательно спросил он.
— Вас же не удивляет присутствие моего мужа в ваших видениях, так отчего вы удивляетесь мне? В конце концов, у нас с ним равные права на изобретение флуорисцита.
— С чего вдруг? Конечно, если речь не о совместно нажитом.
— Нет, не о нём. Я равноправный партнёр по созданию флуорисцита… — на лице Раменской промелькнула досада. — Вообще-то, как химику, идея принадлежит мне, а Лев больше по технической части, но я не умаляю его вклад. Без его участия флуорисцит вряд ли был бы создан.
— А Слоневский с вами согласен?
Раменская пожала плечами.
— Мне всё равно. Я знаю себе цену.
— Значит, нет, — резюмировал Андрей и смерил её взглядом. Чутьё говорило ему, что она не лжёт. — Скажите, в той тетрадке, что нашёл отец Слоневского, химические формулы принадлежали вам? — что-то надоумило его спросить.
— Да, — ответила Раменская. — К тому времени меня уже упекли в сумасшедший дом, — она грустно улыбнулась. — Окружающие посчитали, что мои бредни о тёмной материи уже выходят за рамки здравого смысла. Возможно, пиши я фантастические романы, мне бы сошло это с рук, но тогда графомания ещё не настолько была распространена. В общем, если бы не Лев, я действительно сошла бы с ума. Это он вытащил меня из Кащенко.
«И всё же вред был уже нанесён», — подумалось Андрею.
— Вам жаль меня? — догадалась Раменская и скривила губы. — Терпеть не могу, когда меня жалеют. И вам это тоже не сойдёт с рук. Думаю, вы уже догадались, что я мстительна. Я никогда не прощаю тех, кто переходит мне дорогу. И не важно сделано это осознанно или по недомыслию.
— Чем же я перешёл вам дорогу? — поинтересовался Андрей.
— Вы покусились на самое дорогое, что есть у меня. Вы хотите отобрать у меня дочь.
Он смерил собеседницу долгим взглядом.
— Странная у вас любовь. Вам плевать, что Жанна может погибнуть в зоне СВО, но вы ревнуете её к мужчине.
— Любовь, вообще, странное чувство, — парировала Раменская. — К тому же, что бы вы ни думали, я не диктатор. Дочь свободна в своих поступках. Просто я знаю, что с вами она будет несчастна, и хочу уберечь её от ошибки.
— Я уже вам говорил, что нам не быть вместе.
— Вопрос в том, можно ли вам верить.
Андрей заколебался, а потом всё же сказал:
— Это обещание я дал не вам, а мирозданию, поэтому можете не переживать.
— Мирозданию? — переспросила Раменская и сухо рассмеялась. — Думаете, я куплюсь на такие глупости?
— Для вас глупости, для меня реальность, с которой нужно считаться, — сдержанно проговорил Андрей.
Раменская с любопытством посмотрела на него.
— Вы это серьёзно?
— Серьёзней некуда, — ответил Андрей. — И давайте закроем эту тему. Я не собираюсь выслушивать ваши измышления. — Он помолчал. — Людям кажется, что мирозданию на них наплевать, поэтому можно творить, что угодно. Но это не так. Мы все в одной лодке под названием «Земля». Если кто-то из идиотов начинает её слишком сильно раскачивать, беда грозит всем. Вот вы и ваш муж хоть на минуту задумались, к чему может привести ваше открытие?
— Кто не рискует, тот не пьёт шампанское.
— С кем вы собираетесь пить шампанское, если на планете никого не останется? — вопросил Андрей и с удивлением посмотрел на Раменскую: — Разве Слоневский вам не сказал, в каком направлении развиваются события?
— Чушь! — уверенно проговорила она. — Если вас послушать, то учёных нужно сжигать на кострах, чтобы они не смели делать никаких открытий.
— Это было бы самое умное со стороны человечества. А то все боятся всякого рода диктатур, хотя они, как правило, временное явление, а так называемый прогресс принимают на «ура», и он идёт непрерывно. При этом редко кому приходит в голову, что даром ничего не даётся. Экологический баланс на планете, благодаря которому мы существуем, это шагреневая кожа, и с каждым вмешательством в естественный ход вещей она уменьшается. Мы рубим сук, на котором сидим. Но даже те, кто это понимает, не в силах остановиться.
Раменская презрительно фыркнула.
— Прогресс не остановить.
— В том и проблема, — ответствовал Андрей. — Пока изменения не столь критичны, хотя горы химикатов и радиоактивные отходы уже сожрали немало жизней. Но флуорисцит станет последней каплей.
— Плевать! — нетерпеливо воскликнула Раменская. — Я должна получить мировое признание, и я его получу. Нобелевская премия мне точно светит.
— Это всё, что вас заботит? — недоверчиво вопросил Андрей и она засмеялась.
— Да, мой милый наивный мальчик! Это всё, чего я хочу. Сомневаешься? Зря! Такие, как я, не лгут… — она сделала паузу и ядовито добавила: — Когда в этом нет особой нужды. Скоро ты будешь мертвее мёртвого, так какой смысл лгать?
— Абсолютно никакого, — подтвердил Андрей и, метнувшись к Раменской, молниеносным движением свернул ей шею.
Она так и умерла с презрительной улыбкой на губах.
***
Прогностика сменилась реальностью, и Андрей с трудом разлепил глаза. Судя по тому, что захватчики не обращали на него внимания и о чём-то озабоченно переговаривались, у них произошло нечто экстраординарное. Наконец врач-азиат заметил, что он пришёл в сознание, и сказал об этом старшему группы.
Хоук глянул на пленника, и они вдвоём подошли к нему.
— What is his condition?
— Satisfactory.
— Headache, — пожаловался Андрей.
— Говорите по-английски? — поинтересовался Хоук, заложив руки за спину.
— Ага, говорю, — подтвердил Андрей. — А что делать? Вы же своим языком засрали весь мир.
— Зато ваш скоро вымрет, — спокойно парировал американец.
— Не дождётесь.
— Дождёмся.
— Мечтать не вредно.
— Вот именно. Особенно, когда мечты осуществляются.
Виду Андрей не показал, но уверенный тон американца его покоробил, причём настолько, что он с трудом подавил всколыхнувшееся раздражение. «Чёрт побери нашу пропаганду! Вот как нужно работать! Чтобы не только дураки, но и умники верили, что их государство — лучшее в мире», — с досадой подумал он.
— Не расстраивайтесь, мистер Белозёрский, — угадал его мысли Хоук — Америка была, есть и будет великой страной, а вот ваша — это ещё большой вопрос. Впрочем, нет никакого вопроса. России больше не быть великой державой.
Выведенный из себя Андрей скрипнул зубами.
— Понятно. Пойдёте на любые подлости, но не дадите нам подняться.
— В политике нет подлых методов, есть только удачные и неудачные решения по подавлению противника. Понимаю ваше возмущение, но расслабляться нельзя, даже если он уже повержен и перешёл в разряд потенциальных, — у Хоука слегка дрогнули уголки губ. — Я
