Джон Бересфорд - Только женщины

Джаспер пожал плечами. - До Соутгамптона больше ста миль, если не все сто пятьдесят.

- Но мы должны, мы должны! - настаивала Эйлин.

Это было очевидно и для Джаспера. Он стоял в задумчивости с озабоченным напряженным лицом, словно решая какую-нибудь техническую задачу. Эйлин уже видала его таким и не сомневалась, что он сумеет найти выход.

- Мотор! - вырвалось у него, наконец, отрывистыми, короткими фразами. - Если б найти парафину, бензину и свечи - или хоть какого-нибудь освещения. Машины вряд ли заржавели, но грязи налипло в винтах. Парафину надо для чистки. Бензином опасно, при искусственном освещении. Пожалуй, на моторе можно… Надо попробовать…

Эту ночь Джаспер не спал вовсе, но Эйлин, сидя возле него в мягко катившем моторе, скоро перестала видеть темную ленту дороги и черную реку изгородей. К полуночи выплыла на небо луна, в третьей четверти, и задремавшей Эйлин грезилось, будто они мчатся в открытое море на крылатом корабле, и навстречу им несется луна, но странно! - нисколько не увеличиваясь. Она вздрогнула, проснулась и, к удивлению своему, увидала, что на дворе белый день, и с моря надвигается косой дождик с туманом.

- Идет! - сказал Джаспер, указывая на что-то поблескивавшее вдали, под ними.

Оба разом привстали в моторе, вглядываясь в отдаленное пятно дыма, темнившее тонкий туман.

- Он идет в Соутгэмптон, - сказал Джаспер, делая отчаянные усилия над собой, чтобы остаться спокойным.

ЭПИЛОГ

Вечером в этот день Эйлин и Джаспер обедали на борту «Напыщенного» (Bombastie), представлявшего собою последнее слово трансатлантического судостроительства. Это был тот самый пароход, который первый перед чумой увез с собой в Нью-Йорк беглецов из Англии. «Напыщенный» не оправдал своего имени: он без всякой помпы удрал из Соутгэмптона и больше чем с год не возвращался. И в поведении толпы тихих серьезных людей, собравшихся в его раззолоченном салоне, ничего напыщенного не было. С глубоким вниманием слушали они повесть двух запыленных и довольно-таки плохо одетых гостей, приехавших встретить их издалека, на велосипедах. Они пришли не как завоеватели, но как друзья.

- Но что же это, однако, - вдруг перебила себя Эйлин. - Мы все сами рассказываем, - а, ведь, мы хотим, знать про вас.

До тех пор странно спокойная, она вдруг заметила дефекты своего костюма. И сразу на нее нахлынули старые ассоциации мыслей. Всего каких-нибудь полтора года назад она сидела вот в таком же пароходном салоне, окружения толпой вздыхателей и поклонников, аристократка, дочь знатного рода. И для всех была недоступной, словно поставленной на пьедестал. Теперь же она никому не казалась недоступной; она была такая же, как окружавшие ее мужчины, не больше и не меньше. Она невольно взглянула на свои руки, с которых ей еще не удалось смыть черных масляных пятен.

Джасперу не меньше Эйлин хотелось услышать каким чудом спаслись все эти мужчины, неожиданно посетившие их, но он сдержал нетерпение и сперва рассказал свою повесть. Он знал, что так его любопытство будет полнее удовлетворено и что удобнее слушать людей, которые сами уже не задают вопросов.

Он сидел теперь за длинным столом, после завтрака, в котором в числе приправ фигурировала и давно невиданная соль.

- Ну-с - начал американец, сидевший во главе стола, обращаясь к Эйлин, - может быть, мы и вправду поступаем эгоистически, осыпая вас вопросами, а сами ничего не рассказывая, но не забудьте, что мы должны уяснить себе положение. Перед нами большое дело.

- Но как вы добрались сюда? Как это вышло, что вы все уцелели?

- Об этом лучше спросите вот того доктора. Он ваш соотечественник: он попал в самую гущу и знает историю микроба чумы так же детально, как историю Англии.

Доктор, бородатый господин с серьезными глазами, поднял голову и усмехнулся.

- Ну это вряд ли. История этого микроба надеюсь, так и останется неизученной. Его никто не изучал под микроскопом - нам всем было не до того, - а теперь, надо думать, бацилла этой чумы - если только это была бацилла - сама себя съела. Но, ведь, вас не это интересует, а тот быстрый и губительный для человечества круг эволюции, который она совершила. Судя по тому, что вы рассказываете, я думаю, она уже и в Англию пришла ослабленной. У вас на Западе люди, по-видимому, больше умирали от истощения и от недостатка разумного ухода.

На минуту он задумался, затем продолжал:

- В Америке заболевали одинаково и мужчины, и женщины. Среди мужчин процент заболеваний был больше, но, все-таки, переболела и половина женщин. Но умирали далеко не все. Очевидно, бацилла потеряла силу - или, может быть, вступила в новый период развития, уже не пагубный, а благодетельный для человека. Что мы знаем об этом?… Мир бесконечно малых так же скрыт от нас, как и великий мир, частицу которого мы составляем…

- Как бы то ни было, - продолжал он уже веселее, - в Америке симптомы болезни были иные, чем в Старом Свете, судя по описаниям. В Англии паралич, по-видимому, длился не долее сорока восьми часов и кончался смертью; в Америке смертельный исход был редок, но зато в некоторых случаях болезнь длилась до шести месяцев. Это был так называемый «парезис». Больной был в полном сознании, но не в силах двинуть ни рукой, ни ногой.

- Этот парезис многих научил думать, - вставил сосед доктора, американец. - Я, например, имел четыре месяца свободного времени, чтобы уяснить себе свой взгляд на жизнь.

Доктор задумчиво кивнул головой. - Америка изменилась не меньше Англии, - продолжал он, - но в другую сторону. Ну-с, вы понимаете, заболевали не все; процентов десять оставалось, чтобы ухаживать за больными…

- И добывать пищу, - подсказал другой.

- Ну, и времячко было! Никогда мы его не забудем, - вздохнул третий.

- Я думаю! Еще бы! - подхватили другие.

- Разумеется, вся машина остановилась, - продолжал доктор - и даже, когда мы стали оживать, пришлось прежде всего думать о том, как бы прокормиться.

- Если б не это, мы давно были бы здесь, - вмешался молодой человек. - Мы все чувствуем себя как бы виноватыми перед Англией и Европой, но ничего не поделаешь - только недели три назад удалось освободить достаточное количестве людей, чтобы набрать экипаж корабля.

- Да, теперь нам все понятно, - помолчав, сказал Трэйль, - но нам и в голову не приходило, что в Америке могут быть живые люди. Мы думали, что иначе они бы как-нибудь прислали нам весточку. Все забываешь…

- Мы пробовали - и каблограммы посылали, и депеши по беспроволочному телеграфу. Месяцами стучали по клавишам, ответа не было. Мы думали, у вас тут все вымерли. А, все-таки, решили добраться до вас и проверить…

- Ну, теперь мы можем обрадовать Эльзи, - говорила на другой день Эйлин Джасперу. - Теперь есть и для нас надежда.

- Да, надежда есть, - согласился Джаспер.

Они стояли на платформе городской железнодорожной станции с группой американцев, осматривавших состояние рельсового пути и подвижного состава. Ни то, ни другое не могло быть признаны удовлетворительным.

Из окрестных селений пришло несколько женщин, привлеченных необъяснимым столбом дыма, висевшим в воздухе, но рассказы их о местных условиях жизни не могли поднять настроения. Все жаловались на голод и на неудачи, но лица их светились бодростью при виде нежданных гостей мужчин. В сердцах измученных непривычной работой женщин воскресла надежда.

Джаспер и Эйлин смотрели на гавань. Начинался прилив; волны медлительно набегали, ударяясь о заплесневевшие борта лодок, простоявших тут на якоре больше года. Позади, вдоль набережной, тянулись убогие домики, крытые сланцем.

- Да, надежда есть… - задумчиво повторил Джаспер.

Он думал о том, как много еще труда впереди, но верил, что на развалинах прошлого восстанет новая и лучшая цивилизация. - Надо опять пустить в ход машину, - говорили американцы, очевидно не тревожась за будущее. Но Джаспера пугала сложность предстоящей работы. Ему казалось, что центральный узел всей задачи лежит на севере, в графствах, производящих каменный уголь и железо. Там необходимо, хотя бы в скромных размерах, возобновить работы - пусть Америка пришлет еще мужчин, побольше мужчин. Завтра они поедут осматривать кабель и попробуют восстановить сообщение с Америкой. Только бы удалось! - а там из Америки придут еще корабли с мужским экипажем.

И то, вначале, им не удастся многого сделать - ведь позади вся опустошенная Европа и за нею - Азия. Может быть, и там тоже женщины напрягают остатки сил в борьбе за пищу. - Нам необходимы уголь и сталь - думал Джаспер, и воображению его уже рисовались пробуждение фабрик и угольных копей и вертящиеся колеса машин…

Эйлин думала о другом, о том, что, быть может, им удастся создать новый, обновленный, очищенный мир Раз все начинается сначала, можно избежать прежних ошибок и сделать лучше. В этом мире не будет больше потовыжимательства, не будет того, чтоб одни жили потом и кровью других. Мы будем работать все вместе, один для другого и каждый