Юрий Симоненко - Работа над ошибками
— Что-то с Эваалем? — с любопытством прокаркало похожее на птицу существо.
— Да, — ответила Эйнрит-аватар.
— Хм… Ты его вернула? — поинтересовался лысый мужчина.
Мужчина был голубокожий, почти как Эйнрит, и на голову ниже своих подруг. Красная тога на нем была тонка и облегала тело, почти не скрывая деталей рельефа его развитой мускулатуры.
— Да, — снова ответила она. — Эвааль сейчас на Земле… Он, и еще двое контакторов…
— На Земле? — Каркнуло согласие.
— Вот координаты и информация…
— О… Очень интересно… — медленно произнес андрогин.
Андрогин, представлявший собой композицию из троих любовников, фигурой походил, скорее на пышнотелую брюнетку, цвет кожи аватар унаследовал от «живой статуи», как и нежные черты лица последней, глаза его были темно-синими, как у лысого мужчины, от которого андрогину также досталась и мускулистость того. Грудь аватара была крупная, с торчавшими, как и у брюнетки, крупными сосками. Из одежды на аватаре была только длинная по щиколотку стального цвета юбка, сквозь которую отчетливо выпирала еще одна, также доставшаяся от лысого мужчины, деталь…
— …значит, для него все же нашлось достойное дело…
— …значит, Эвааль отправился на Землю с тем, чтобы исправить допущенные землянами ошибки… — прокаркало вслед за аватаром-андрогином аватар-согласие.
— …уверена, он сможет… — добавила, похоже что, от себя лично одна из пяти сущностей единой личности Аллаиллити — белая женщина.
— Он сможет, — согласилась Эйнрит-аватар. — Но, у меня нет уверенности в том, что он простит себя…
— …за Агар… — покачала головой «живая статуя».
— И не только… — сказала Эйнрит-аватар. — Он был настроен весьма решительно, отправляясь на Землю… Вряд ли он станет проявлять особый гуманизм к тем, кто встанет на его пути…
— Агар его изменил, — сказал андрогин. — Ведь он теперь отчасти агарянин…
— …а это значит, — продолжила за андрогином пышнотелая брюнетка, — что и принятые тогда у агарян средства и методы…
— …для него приемлемы, — закончило своим каркающим голосом существо в перьях.
Наступила тишина, во время которой стоявшие на лужайке аватары молча смотрели друг на друга. Лишь существо в перьях при этом продолжало переминаться на своих когтистых четырехпалых лапах.
— Мой прообраз хорошо знала Эвааля… — тихо произнесла Эйнрит-аватар.
— Но не знала Аиб-Ваала… — добавил лысый мужчина.
— И, тем не менее, Эйнрит-человек знала Эвааля большую часть его жизни, — мягко настояла Эйнрит-аватар и, помолчав немного, продолжила: — Если Эвааль решил не считаться с этикой аиви, если решил идти к цели невзирая на средства, ни перед чем не останавливаясь, лишь бы выполнить миссию, то…
— …возможно, он уже осудил себя… — прокаркало согласие.
Аватар Эйнрит лишь медленно кивнул, подтверждая проницательность существа в перьях.
— Ты боишься, что он не захочет снова архивироваться и покончит с собой? — задал вопрос андрогин.
— Да.
— Ты испытываешь к нему привязанность… Ты любишь его… — сказала «живая статуя».
— Да, — подтвердила Эйнрит-аватар. — Часть меня… Та часть, что восемь тысяч лет назад осознала себя тем, чем мы с тобой являемся…
В тот самый момент, поодаль, в двух десятках метров от транспортного дрона и стоявших рядом с т-дроном аватаров, у опушки леса, где из-под земли выступала труба транспортной системы, раздалось характерное шипение, с каким заполнявший пространство обители воздух врывался разгерметизировавшуюся трубу. Это говорило о том, что в трубу был подан болид.
— А вот и тот, кого ты желаешь видеть, сестра… — прокаркало согласие сущностей Аллаиллити.
Все аватары повернулись в направлении станции, откуда к ним уже шел высокий чернокожий гуманоид, мужчина с по-звериному хищными чертами лица; волосы гуманоида, густые и длинные, темно-коричневые, почти черные, косматыми волнами ниспадали на его широкие (по аивлянским меркам), немного угловатые плечи; он имел на каждой руке по семь длинных, оканчивавшихся широкими и короткими когтями пальцев, два из которых были противостоящими остальным пяти. Одет он был в напоминавшую юбку серебристую набедренную повязку, золотой пояс и хламиду из того же, что и повязка материала, закрепленную на плече золотой застежкой с темно-серым камнем.
— Аватары Аллаиллити. Аватар Эйнрит… — агарянин, подойдя, приветствовал всех учтивой улыбкой (которая могла бы показаться незнакомым с агарянами хищным звериным оскалом). Из аватаров Аллаиллити только существо в перьях каркнуло что-то неразборчиво, остальные четверо просто улыбнулись (такова была принятая во многих аивлянских сообществах форма приветствия).
— Я рада, что нашла тебя… — сказала Эйнрит-аватар и тоже приветственно улыбнулась агарянину.
Все семеро — трое любовников, андрогин, существо в перьях, высокая голубокожая брюнетка и семипалый гуманоид с хищным лицом, оставались в том месте не один час. Они говорили об Эваале.
ЧАСТЬ III
ГЛАВА 11
Земля
год 1597-й Новой Эры
Она не любила засыпать одна. Нет, совсем одна она, конечно, никогда не засыпала. Ведь всегда, сколько она себя помнила, рядом был Зевс — ее рыжий друг. Утробно урча и слегка подергивая толстым, с густым подшерстком, хвостом, Зевс обычно дрых рядом с ней на ее старой, видавшей виды, кровати. Когда Рина была совсем маленькая, и когда папа еще жил с ними, мама не одобряла этих, ставших впоследствии привычкой, повадок Зевса, но потом смирилась и уже не ругала старого кота за то, что стоявшей в углу их маленькой комнатушки специальной кошачьей лежанке тот предпочитал кровать своей маленькой хозяйки. Вместе с официальным разрешением на переселение Зевса, Рина получила и первую в своей жизни обязанность — убирать с кровати линялую шерсть при помощи специальной липкой ленты, к которой девочка отнеслась со всей ответственностью.
Девочка любила усатого друга, — если бы не его уютное урчание, ей наверняка бы было страшно оставаться дома одной. Как тогда… год назад, когда Зевс заболел, и мама отнесла его к доктору. До самого маминого прихода с работы Рина боялась засыпать в те две ночи, когда Зевса не было. Врач тогда вылечил Зевса, и на третий день мама принесла его обратно домой. Рина заботилась о друге: меняла ему воду в миске, гладила его и говорила ему все ласковые слова, какие знала, и вскоре Зевс поправился.
Днем семилетняя Рина училась в корпоративной начальной школе для детей из семей специалистов шестого и пятого уровней. Рано утром мама, приходившая с работы поздно ночью, отводила дочь на школьный троллейбус, а сама возвращалась домой спать до времени, когда нужно было идти встречать девочку из школы. Потом они проводили время вместе: гуляли в парке, ходили в кино, посещали кафетерии на верхних этажах самых высоких башен, откуда любовались закатом за порцией вкусного мороженного или направлялись в торговый центр за новым костюмом для Рины. С наступлением вечера они возвращались домой, в маленькую квартирку на двенадцатом этаже старого сорокаэтажного здания в спальном районе Полиса, где их ждал заскучавший Зевс, и мама собиралась на работу.
Шел уже третий год как Дейл, отец Рины, оставил их, и заработка Лейсин стало не хватать для пропитания и аренды жилья… Так, писавшая до этого статьи для еженедельника районного уровня, Лейсин стала проституткой.
Нет, не той проституткой, каких можно было встретить в дешевых барах и на ночных бульварах Полиса. Лейсин была слишком хороша для этого. Она устроилась на официальную работу в фирму и оказывала услуги респектабельным господам и госпожам, чьи имена, согласно трудовому контракту, была обязана сохранять в тайне под страхом увольнения с последующим судебным преследованием.
Работа отнимала силы, истощала Лейсин физически и эмоционально. Порой ей приходилось терпеть унижения со стороны клиентов (разумеется, в пределах оплачиваемого тарифа), но зато теперь она могла позволить себе устроить маленькую Рину в приличную школу и не бояться, что, случись ей незапланированно потратить часть из их некогда скудного бюджета, и они с дочерью окажутся на улице. Так, к примеру, случилось, когда рыжий любимец дочери внезапно заболел и Лейсин отдала за его лечение в ветеринарной клинике две с половиной сотни терракредитов (без малого почти двухмесячная плата за их квартиру). И это того стоило! Радостный блеск больших карих глаз на черненьком, как и у Лейсин, личике дочери заставили ее тогда отбросить последние сомнения и сожаления о потраченных деньгах.
В тот вечер, когда маленькая Рина в последний раз видела мать, она по обыкновению прижалась к ее щеке своей пухлой щечкой, обняв ее за шею, запустив пальцы в ее иссиня-черные волосы. «Я уже по тебе скучаю, мамочка!» Лейсин крепче прижала к себе дочь. В такие минуты она прилагала все усилия, чтобы не позволить соленым капелькам выступить на ее глазах. «И я по тебе, моя милая». «Мамочка, я тебя люблю, сильно-при-сильно!» «И я тебя, доченька. Не сиди допоздна. И не забудь покормить Зевса».
