Виктор Пелевин - Смотритель. Книга 1. Орден желтого флага

Когда я открыл глаза, Ангел Воды смотрел прямо на меня. Простершись на полу, я беззвучно произнес просьбу об аудиенции. По мне сразу же прошла волна горячего воздуха, и вокруг стало гораздо светлее — как будто в часовне запылал костер.

Я испуганно поднял голову.

Свет излучал Ангел, висящий передо мной в воздухе.

Все вокруг него переливалось и дрожало. Изменилось даже пространство: стены искривились и уплыли далеко в стороны, потолок выгнулся до самого неба, и только поэтому Ангел до сих пор помещался внутри часовни -так он сделался огромен.

На него было страшно смотреть. Он казался расплавленным металлом, залитым в тонкую стеклянную форму — и каждый раз, когда его руки или крылья делали какое-нибудь движение, металл как бы крошил стекло прежней формы — и ненадолго застывал в новой.

Зачем, подумал я, Ангелу смущать меня демонстрацией своих сил? Разве я не понимаю и так, что они у него есть?

- Это не сила, Алекс, - сказал Ангел. — Это слабость. Сильный Ангел бесплотен. Небо сейчас совсем ослабло — и ты принимаешь за мощь судороги агонии. Нам следует провести Saint Rapport как можно быстрее. Весь мир зависит от тебя одного.

Эти слова мне не понравились. Алексей Николаевич убеждал меня, что духу Павла якобы свойственна подобная mania grandiosa. Я, естественно, не поверил - и вот слышу от Ангела нечто похожее... Может ли быть, что Ангел - действительно порождение моего заблудившегося ума?

Ангел засмеялся, и я понял, что он прочел мои мысли.

-Ты был в Комнате Бесконечного Ужаса, - сказал он. - Вижу, вижу... Как ты думаешь, почему она так называется?

- Полагаю, - ответил я, - там становится страшно. Мне страшно до сих пор.

- Это не бесконечный ужас. Тебе всего лишь жутковато от допущения, что услышанное там может быть правдой, разве нет?

- Да, — согласился я.

- Но в глубине души ты все же веришь, что это неправда? Надеешься на это? И хочешь, чтобы тебя побыстрей разубедили?

Я кивнул.

— Так вот, — сказал Ангел, — эта комната называется Комнатой Бесконечного Ужаса, потому что услышанная там жуть сможет теперь бесконечно воспроизводить себя в твоей голове — если ты сам не наведешь там порядок. Ужас действительно может сделаться бесконечным, ибо отныне ты всегда сумеешь увидеть происходящее через призму этой версии бытия. Всегда.

- Значит, это правда?

— Только если ты захочешь, — сказал Ангел. - Если ты сам сделаешь такой выбор.

- Как так может быть? Это или правда, или неправда.

— Скажи, что такое Флюид? — спросил Ангел. - Правда или неправда?

- Подобная постановка вопроса бессмысленна, — ответил я.

— Точно так же, как твоя. Мир — это просто поток Флюида. Ты сам — тоже. Смотритель может придавать потоку любую форму. Именно это искусство тебе и предстоит изучить. Тот, кто управляет Флюидом, не склоняется перед чужой силой и тем более чужой правдой. Но он может быть побежден собственной слабостью или страхом, как ты хорошо знаешь на опыте.

Если ты захочешь быть призраком, Алекс, никто не сможет тебе помешать. Даже я.

— Хорошо, — сказал я. — А если я не хочу быть призраком, ну совсем ни капли не хочу, может мне кто-нибудь с этим помочь?

Ангел опять засмеялся, и в этот раз смеялся долго, поглядывая на меня со своей высоты -и каждый раз будто заряжаясь весельем заново.

— Извини, — сказал он наконец. — Я смеюсь не над тобой.

— А над кем?

— Над собой, — ответил он.

— Почему?

— Нам, Ангелам, тоже необходимо смирение. Я смотрю на тебя, Алекс, и вспоминаю, что ты наша главная надежда. Когда я осознаю, что именно от тебя зависит мое собственное существование, я постигаю, насколько я ничтожен в причинно-следственном смысле. От этого мне делается одновременно и смешно, и легко, и спокойно...

Это, в общем, трудно было принять за комплимент.

— Я тоже хотел бы, чтобы мне стало смешно и легко, — сказал я хмуро. - И спокойно тоже. Кто-нибудь может это устроить?

— Так и быть, — ответил Ангел. — Я объясню тебе, как обстоят дела на самом деле. Во всяком случае, с канонической точки зрения.

— Прошу вас, сделайте это.

Ангел поднял палец.

На полу передо мной что-то блеснуло - и я увидел узкий маленький ларец, отделанный золотом и яшмой (усатые пасти золотых драконов сжимали желтые яшмовые шары -словно каждый пытался заглотить свое маленькое личное солнце).

— Что это? - спросил я.

— Тайная часть дневника Павла Великого. Она считается утраченной. По традиции, ее позволено читать лишь Смотрителю и нескольким его ближайшим сподвижникам. Здесь идет речь о возникновении рода де Киже. Прочти все внимательно - прямо здесь и сейчас. Этот документ не дозволяется выносить из часовни.

Я открыл ларец.

Внутри был свиток из чего-то похожего на тонкую прозрачную слюду с запечатанными внутри пятнами черного пепла — видимо, остатки сгоревшей рукописи. По черному пеплу золотом были прочерчены восстановленные латинские буквы. Прочесть это я вряд ли бы смог - но, по счастью, в ларце лежал и свиток с переводом.

Я взял его в руки — и благоговейно погрузился в чтение.

Конец первой части

ЧАСТЬ II

ЖЕЛЕЗНАЯ БЕЗДНА

И Андрей закричал: «Я покину причал, если ты мне откроешь секрет!»

И Сиддхартха ответил: «Спокойно, Андрей, Никакого причала здесь нет...»

Ветхая Земля, неизвестный автор (Из архивов Железной Бездны)

Латинский дневник Павла Алхимика (1790-1801, тайная часть)

Крысы, котята, голуби, стрекозы, мухи -все они выглядят здоровыми, но дух не желает входить в их тела. Вернее, дух входит - но не остается надолго. Прежде чем испустить его, мои несчастные создания делают несколько вялых движений, и хоть на это время они неотличимы от живых существ, краткий миг их бытия слишком мимолетен.

Так же, наверное, дрожало бы мельничное колесо, если бы вместо речной струи на него вылился кувшин воды. Водопад жизни где-то рядом, но дотянуться до него я не могу.

Как пригласим мы дух в материю? Как вдохнем Улыбку Авроры в новый мир?

Я делаюсь чувствителен и плачу после своих неудач. Больше никаких синеглазых котят - особенно если их хватает лишь на один

грустный взгляд. Только крысы, лягушки и пауки.

Брат Бенджамин уже ждет нас на том берегу; он сообщает, что чувствует себя чудесно и словно сбросил двадцать лет. Поистине, Флюид может все - но отчего его сила не желает проявить себя в моей работе?

Гроза, осветившая сегодня ночную террасу, страшно исказила лица мраморных истуканов, и на миг мне сделалось жутко от их общества. Но одновременно в мою душу упал луч света. Я понял наконец, в чем ошибка.

Отчего-то я решил, будто муху или стрекозу создать легче, чем человека. Так, может быть, обстоят дела для Высшего Существа - но не для меня. Сколь мало я знаю о мышах и пауках, и сколь многое - о людях! Не проще ли мне будет достичь цели, приступив сразу к задаче великой и сложной, но внятной во всех ее частях?

Флюид может все, повторяет брат Франц-Антон - и я знаю, что он прав. Путей и троп вокруг нас бесконечно много, но слабый человеческий ум не видит окружающего ландшафта во тьме своего неведения - до тех пор, пока не сверкнет случайная молния прозрения...

Сегодня я счастлив.

Один из кадавров сказал сегодня что-то похожее на “Пить” - или, быть может, это мои надежды заставляют меня различать слова в их предсмертном хрипе.

Вскрытия раз за разом показывают, что полученные из Флюида тела совершенно неотличимы от человеческих. Отчего же мне не удается создать пригодный к делу ум? Флюид не ошибается. Значит, что-то делаю неверно я сам.

Мне не дает покоя одна мысль. Мы, члены тайного Братства, дали клятву освободить человечество от мук. Но как можно победить страдание, не постигнув его природу? Сводя причины к материальным, мы сильно упрощаем дело - сколько богатых красавцев закончили жизнь, бросившись на шпагу, свою или чужую... Были, говорят, в восточных странах мудрецы, говорившие о причинах страдания. Но есть ли у боли причина иная, чем сама боль?

Мне не хватает сосредоточенности ума.

Вот что открылось мне во время ночных раздумий: говоря, что любой человек - “дитя своего времени”, мы имеем в виду, что он воспитанник не столько своих родителей, сколько толпы. Он созревает из чужих мнений, впечатлений, опыта - словом, из потоков Флюида, проходящих сквозь чужие умы и души. “Личность” - творение всего человечества или хотя бы значительной его части. Именно это должна учесть моя алхимия.

Уловить в свои сети поток Флюида, как бы окрашенного в цвета чужих душ, захватить внимание и веру других умов - и направить их в сердце кадавра. Только так можно заставить мир согласиться с моим актом творения. Сами люди должны оживить моего питомца - так же, как они оживляют своих детей, идолов, богов и святых. Лишь тогда Флюид обретет требуемый модус.