Владимир Орлов - Останкинские истории (сборник)
— Он как там, в манаусском госпитале, — вспомнил Крейсер Грозный, — поднялся в полный рост, все и охнули… А уж тут-то, в Парадизе, да на московских харчах… Пойдемте к нему! Сейчас мы его поднимем. Под самую крышу!
Спустились к бассейну. Призывы Сергея Андреевича приподняться были оставлены змеем без внимания. Случилось лишь слабое колыхание листьев виктории. Да мартышки будто бы смеялись.
— Паш, — обратился к Павлу Петровичу Крейсер Грозный, — будь добр, дай-ка мне свою палку.
Усердия палки возымели действие. Змей высунул из воды морду. И даже поднял ее метра на три. «Давай! Давай, родимый! — поощрял его Крейсер Грозный. — Помнишь, как в Манаусе…» Сан Саныч и Савкин побуждали змея бодрствовать стрельбой из рогаток. Затем, поскребя буденновские усищи, Савкин предложил подвесить на лианах жареного поросенка, тогда у змея возникнет животный стимул. На лианы с поросенком отправили эфиопского императора. Украшение лианы заинтересовало змея. Он поднялся было метров на семь, но потом расхо тел, опал и скрылся под лотосами и викториями.
— У, скотина! — осерчал Крейсер Грозный. — Разнежился! Отъелся на московских харчах!.. Или, может, харчи не те?..
Тут же вспомнили, что Игорь Константинович и Илларион Васильевич приглашены в Парадиз в качестве экспертов и инспекторов, должных определить, нет ли в провианте и напитках змея каких-либо изъянов, способных навредить здоровью не только самого змея, но и хрупких погонщиков и дегустаторов. Вернулись в гостиную. Изъяны, естественно, были обнаружены. Требовалось немедленно составить челобитную-рекламацию на имя господ Кубаринова и Дударева. За бумагу усадили Алексея Юрьевича Савкина, текст же ему подсказывали все, с эфиопского (ахмарского) переводил Крейсер Грозный. Шеврикука вспомнил челобитную погонщиков елизаветинского слона, и его фраза «к удовольствию змея водка, поставленная в ящиках 30 ноября, неудобна, понеже явилась с пригарью и некрепка» была положена на бумагу. Подписи под челобитной среди прочих поставили императоры Хайле Селассие и Павел Петрович. А под ними и флотский, Александр Федорович.
— Народ не унывает! — потряс бумагой Крейсер Грозный.
И Сергей Андреевич предложил подписавшим исполнить хором «Прощайте, скалистые горы!». Что и было исполнено.
82
Утром Шеврикука чувствовал себя скверно. Снег шел густой. В Сокольники, что ли, съездить, раздумывал Шеврикука, или сходить в Ботанический сад? Пошел в Ботанический сад. Один из столбов металлической ограды притянул Шеврикуку. Будто что-то призывно трещало на нем. Или верещало. Паучок сидел на столбе, ему бы замерзнуть, а он ползал, видно, был искусственного происхождения.
— Шеврикука, — раздалось из паучка. — Это я, Бордюр. Тот, кто называл себя Бордюром.
— И что? — спросил Шеврикука.
— Мы вас недооценили. Как и все ваше сословие. А именно вас-то надо было уничтожить еще в июле…
— Что-либо изменилось бы?
— Может, и ничего не изменилось бы, — печально прошептал Бордюр. — Мы ослабли… Мы искорежены… Но мы еще кое на что способны… Меня нанимают компьютерным вредителем… Мы воспрянем… И вы от нас хорошего не ждите…
— Мы и не ждем, — сказал Шеврикука. — Вы подозвали меня, чтобы сообщить мне это?
— Нет. Открывшись вам, я поступил неблагоразумно, — сказал Бордюр. — Но я уже не мог… У меня к вам личный мучительный интерес… Он меня жжет… В чем сила ваших бархатных бантов?.. Почему вы их развесили перед Чашей?
— Кабы я сам знал! — чуть ли не вскричал Шеврикука. — Это и для меня тайна!
— Я так и полагал, что вы мне не скажете, — прошептал Бордюр. — Но я уже не мог…
— Да нечего мне вам сказать! — Шеврикука готов был выругаться.
А верещащий паучок исчез со столба.
«Отродья окрепнут, Бушмелев окрепнет… Любохват пойдет с ними… — размышлял Шеврикука. — Так и будет. А Векка-Увека? Она ведь выходила на Отродий… По моей же подсказке…»
На всякий случай Шеврикука направился к маньчжурскому ореху. Но никакая миловидная барышня в пушистой шубенке, с трогательной беличьей муфтой под орехом его не поджидала…
В Салоне благодействий и чудес в Сверчковом переулке Шеврикуку встретили с шумом и приязнью. Шеврикука опасался сегодняшних проявлений расположения к нему Совокупеевой, но жаркая женщина Совокупеева вела себя чрезвычайно деликатно. К тому же все были оживлены новостью: через две недели произойдет наконец свадьба Леночки Клементьевой и Мити Мельникова. Уж на что был опасен сейчас Шеврикуке Крейсер Грозный (вдруг — новая дегустация!), но и тот обошелся с ним милостиво, никуда не потянул, а только сытно пофантазировал по поводу свадебного застолья. «Помнишь, Игорь Константинович, — подтолкнул он Шеврикуку, — как славно мы посидели на поминках Департамента Шмелей!» Никаких намеков на особенность отношений Крейсера Грозного с Веккой-Увекой Шеврикука не углядел. Может, ничего и не сложилось? Или — гвоздики съедены, опали лютики?.. И такое могло быть. Увека же лишь помахала Шеврикуке ручкой, в разговор с ним не вступала, будто бы и не молила его (и не раз) оказать ей честь — сделать помощницей в его, Шеврикуки, делах. Может, дела эти ее разочаровали. А может, увлекли ее новые затеи и интересы. Оно и к лучшему. Пусть поживет в них.
В связи с зимними каникулами футбольные заказы почти прекратились (остались лишь — связанные с перекупкой игроков), но поступали заявки баскетбольные, хоккейные и — единичные — от фигуристов (падения соперников, выбоину устроить, шпильку для волос обронить на лед). Но все чаще оплачивались пожелания, для Салона — «профильные», вызванные лирическими или гражданскими причинами. Снять порчу, вернуть мужа, отбитого злыдней-красоткой, найти украденный «форд» (поручения ясновидящим — Векке-Увеке и супруге Радлугина), выбить неплатежи, отменить заказной взрыв (исполнитель — колдун, хахаль Радлугиной) и т. д. Забегал в Салон Олег Сергеевич Дударев, шумел, распоряжался и убегал на Покровку. Офисные помещения концерна были почти отделаны, а вот реставраторы в исторических залах тянули, капризничали, то мрамор италийский был им нужен, то бронза и хрусталь для люстр-паникадил. «Придется терпеть и тратиться, но уж все будет как у Тутомлиных, и даже лучше! — разъяснял Шеврикуке Дударев, затащивший Игоря Константиновича в дом на Покровке. — Но и не дождавшись реставраторов, скоро будем освящать здание. Освящать! Как же без этого! Тем более после черного столба…» Он не забыл напомнить Игорю Константиновичу о том, что его заработная плата снова увеличена и ее непременно выдадут. А в день открытия Парадиза амазонского змея Игорь Константинович сможет рассчитывать и на премию. Дударев находился в чудесно-щедром расположении духа, ему уже и сейчас, похоже, не терпелось что-нибудь выдать достойнейшему Игорю Константиновичу.
— Вот, Игорь Константинович, я вам одну вещь презентую, если не возражаете.
— Не возражаю. Отчего же… — без охоты, из вежливости произнес Шеврикука.
Дударев открыл шкафчик, достал оттуда бинокль и протянул его Игорю Константиновичу. Это был хорошо знакомый Шеврикуке перламутровый бинокль.
— Спасибо… — растерялся Шеврикука. — Спасибо! Вещь изящная. И, видно, старинная…
— Старинная, — подтвердил Дударев. — Может, и от самих Тутомлиных. Сыскалась при ремонте нижних помещений.
— А более там ничего не сыскалось? — медленно, стараясь не выдать волнения, произнес Шеврикука.
— Нет, более ничего. Уже после этой находки там ковыряли, ковыряли и щупы приволакивали, но более ничего не нашли.
— Может, еще и найдут… — предположил Шеврикука. — Очень вам признателен… Даже неловко принимать такой подарок…
— Берите, берите! — барином поощрял его Дударев. — Вы его заслужили. Рад, что он вам приглянулся. В театр с ним сможете сходить. В Малый или в Большой…
— Непременно, — пообещал Шеврикука.
— Да, Игорь Константинович, а вы слышали про Мельникова-то с Клементьевой?
— Слышал, — сказал Шеврикука.
— Очень хорошая новость! Очень! После свадьбы мы заставим этого гения Митеньку потрудиться на концерн!
— Будем надеяться…
«Вот уж для кого, наверное, это хорошая новость, — подумал Шеврикука, — так для Пэрста-Капсулы…» В дни недавних недомоганий Пэрста-Капсулы чрезвычайно занимало, как у этих двоих дела. Не исключено, что Пэрст-Капсула находился теперь вблизи Мельникова и Клементьевой, возможно и не объявляя себя. Несколько дней Шеврикука его не видел. И не искал. Полагая, что, коли случится надобность, Пэрст-Капсула сам возникнет. И если пожелает, расскажет о своей жизни и своих развлечениях. Он натура теперь самостоятельная…
Через четыре дня Сергей Андреевич, Крейсер Грозный, снова позвал Шеврикуку поглядеть на змея.
— Только без дегустаций, друзей и императоров! — потребовал Шеврикука.
