Корпорация - Владимир Александрович Дараган

терялся, когда на нас сваливались новые проекты. Я долго перебирал список сотрудников, решая, кому это поручить, какого проект-менеджера поставить для контроля. Потом ко мне пришла гениальная мысль – я сделал Пена своим заместителем. Пробил ему внеплановое повышение зарплаты и с чистой совестью стал поручать распределение новых проектов. С проект-менеджерами я тоже разобрался. Их у меня было четверо. Я смотрел, сколько у кого проектов, и поручал новый тому, кто был меньше занят. В результате у меня осталась одна обязанность – проверить почту, и если приходила заявка на новый проект, то переслать это письмо Пену. Раз в неделю проходили совещания начальников отделов. Мы по очереди отчитывались о наших успехах. Иногда вел такие совещания Ян, рядом с ним всегда сидел Иден. Третьим из небожителей присутствовал какой-нибудь мрачный мужчина. Каждый раз другой, но все они были похожи друг на друга, на совещаниях сидели молча, с укоризной поглядывая на докладчика. Но ни их, ни Яна с Иденом никто не боялся. Начальники бойко показывали графики успеха, говорили о процентах, непрерывном росте всех показателей и о том, что мы все одна семья, причем, чем дальше, тем крепче становились семейные узы. Никто из них не рассказывал, чем занимается его отдел. Только проценты и рост показателей. Ян слушал внимательно, удовлетворенно кивал и говорил, что успехи налицо, но надо работать еще лучше. Как-то случайно я узнал, что таинственный отдел ВХ, о котором на холме спрашивала Ольга, – это отдел продаж. Они бойко докладывали об успехах, не упоминая о катастрофически низких оценках сотрудников. Я спросил Ольгу, что она об этом думает. – Тебе проценты показали? – сказала она. – Успехи продемонстрировали? Что еще тебе надо? – Не может быть таких успехов при таких оценках. Хотя, Ян говорил о многомиллионных прибылях нашего отдела. Не верю, не понимаю. – Правильно делаешь, что не веришь. Он на собрании даже числа назвать не смог. То ли миллионы, то ли десятки миллионов. Тебе это ни о чем не сказало? Я согласился, что дело тут мутное, и больше на эту тему с ней не разговаривал. Ольга приходила ко мне раза два-три в неделю. Первое время она буквально влетала в мою квартиру, и вместе с ней влетали веселье и дурашливость. Мы ужинали, пили кофе, ругали окружающий мир, но ругали весело, даже с радостью. Этот мир был где-то за стенами, там было все неправильно, а тут, пусть даже среди беспорядка, который она устраивала, все было так, как надо. Ольга обожала разбрасывать свои вещи – куртка скособоченно висела на стуле, кроссовки могли оказаться посреди комнаты, сумка валялась на диване, где мы целовались и радовались, что наконец одни, что сейчас исчезли все заботы, можно ни о чем не думать, не решать проблемы, а обсуждать ее синяк, в котором был виноват стул, бросившийся ей под ноги. Мои попытки положить ее вещи на место решительно пресекались. Ольга говорила, что так она метит территорию и что она лучше знает, как надо вести себя женщине у мужчины. В общем, нам было хорошо. Часа три. Потом наступал момент, когда она становилась серьезной, говорила, что ей пора спать и исчезала, как мне казалось, мгновенно. Она никогда не разрешала себя провожать, говорила, что ей надо привести свои мысли в порядок, а это можно сделать только на прогулке. Затем все начало меняться. Ольга входила в комнату, просила меня сесть на диван, устраивалась у меня на коленях, прижималась ко мне щекой и начинала плакать. Плакала она беззвучно, я чувствовал, что слезы катятся у нее по щекам, мое лицо тоже начинало намокать. Я спрашивал, что случилось, она говорила, что, к сожалению, ничего, ей нужно просто поплакать, что это женское и это пройдет. Потом она вставала, вытирала лицо ладонями, подходила к окну и начинала раздеваться. Почему-то она любила раздеваться, глядя в окно на парк, по дорожкам которого бродили сотрудники корпорации. Голая, она еще долго стояла, прижавшись лбом к стеклу, а на мои вопросы отвечала, чтобы я подождал, что ей надо сосредоточиться. Проходило минут пять, Ольга начинала ежиться, говорила, что замерзла, бежала в спальню, укутывалась с головой одеялом и звала меня, чтобы я ее согрел. Иногда Ольга оставалась на ночь. Засыпала она быстро, я любил слушать ее сопенье, казалось, что ничего более мирного и спокойного на свете не существует. Однажды мы лежали в кровати и смотрели в окно, залитое светом полной луны. – Давай уедем отсюда, – вдруг предложила она. – Все бросим и уедем в большой город, будем по вечерам бродить по улицам, смотреть на витрины и говорить, что нам этого ничего не надо. – Бросить и уехать? – удивлялся я. – Корпорация нас так просто не отпустит, уволит задним числом по десятке, заблокирует карты и мы будем бродить по улицам нищими. И смотреть на витрины мы будем по-другому – все это нам надо, но мы не можем себе ничего позволить. – У меня есть немного денег на Большой земле, – говорила она, положив голову мне на грудь. – Мы с тобой умные, энергичные, придумаем что-нибудь. Накопим, купим дом с верандой, в саду посадим яблони и шиповник. По вечерам будем пить чай с шиповником, слушать, как дождь стучит в окна, и рассказывать друг другу, что интересного у каждого случилось за день. – Почему шиповник? – В этом чертовом городе шиповник не продается. И нет ни одного куста – я все облазила. А чай с шиповником я обожала с детства. Я говорил, что это было бы здорово, мы обсуждали какие мы посадим яблони, какого цвета будет абажур у лампы на веранде, спорили, чем лучше накрыть стол – скатертью или клеенкой? Утром мы забывали про ночной разговор, Ольга вставала рано, варила кофе, делала мне бутерброды и иногда жарила омлет с помидорами и луком. Сама она почти ничего не ела. Выпивала два чашки крепкого эспрессо, ковыряла вилкой в омлете и уходила в ванную, приводить себя в порядок. На работу мы шли вместе, нам было наплевать, что о нас могут подумать. Впрочем, никому до нас не было никакого дела. Никто на нас не оглядывался, все шли, опустив головы, как будто на дорожках могло лежать что-то интересное и ценное. К моему удивлению Ольга подружилась с Марией. Я часто видел их в «Метелке». Они сидели, болтали и смеялись. «Тебе надо иногда с ней встречаться,