Максимальный уровень - Татьяна Михайловна Василевская
Рофт вскочил с места в отчаянии протягивая руки в сторону, где темная вода уже скрыла тело Перти.
— Неееет!!! — беззвучно орал юный таориец. — Ааааа! Аааа! Ненавижу! Гады! Твари! Ненавижу!..
Бот несся вперед набирая скорость. Рофт старался удержать тяжелое правило, ведя бот между камнями. Генка, не без труда подняв «трубу» из которой стрелял Перти, взвалил ее на плечо и навел и постарался прицелиться. Мутная пелена застилавшая ему глаза, мешала, размывая очертания. Генка поморгал, прогоняя слезы. Сейчас нельзя плакать. Сейчас точно не время для этого… Отдачей его отбросило назад и он едва не упал. Восстановив равновесие, Генка встал в ту же позу, которую принимал Перти во время стрельбы. Колени у Генки дрожали. Перед глазами все плыло теперь уже от невероятного напряжения…
— Давай! Бей их! Бей этих тварей! Всех!.. — лицо у Рофта исказилось от ненависти. Он обеими руками вцепился в руль, очевидно впервые управляя плавучей посудиной самостоятельно на таком сложном участке.
Когда Генка в очередной раз прицелился, бот снова «завилял» и Генка чуть не упал, едва удержав тяжеленное орудие. Скривив лицо от боли Рофт изо всех сил навалился на руль и выправил ход. Одна рука у него, была простреляна выше локтя. Генка сжал зубы и снова выстрелил. Плечо у него болело от тяжести и от постоянной отдачи, но он не обращал внимания.
— Ты как? — спросил он у Рофта.
— Нормально. У Энси серьезная рана. Когда проскочим, нужно будет его перевязать…
— Рофт, если что-то случится… Попроси Нито разыскать девушку… Тиру. Он знает как ее найти. Пусть он скажет, что у меня все хорошо. И что я помню ее и всегда буду помнить…
— Хорошо. Но лучше ты сам его об этом попросишь, а может и ей сам скажешь, кто знает… — лицо у Рофта было бледное. Костяшки руки, вцепившейся в руль тоже побелели.
Впереди показались горы.
— Главное продержаться до Таорийских гор. Там река становится слишком узкая и олбам на своем крактене там не пройти.
Генка кивнул. Нужно продержаться. Только это очень сложно, когда время, превратившись в вязкую субстанцию, бесконечно растягивается. Кажется, что эта погоня, стрельба, страх, отчаяние, боль за товарищей длятся уже целую вечность.
Генка прицелился в тысячный, а может в стотысячный, как ему казалось, раз. Когда он выстрелил ему почудилось, что разряд на этот раз разделился не на множество мелких, а поделился ровно надвое. Но это просто был разряд, посланный в то же самое время со стороны преследователей. После того как он врезался в корпус каюты, высекая из металла искры, свечение не погасло. Оно как будто расползлось и обволокло металлическую поверхность, продолжая мерцать тусклым пульсирующим светом. Тянущаяся от от него к вражескому судну светящаяся линия застыла в воздухе. Бот дернуло, в который уже раз, и потащило против течения.
— Это гарпун!!! Они нас зацепили… — выпустив бесполезный руль Рофт вскочил. По лицу стекали капельки пота.
Вдали, дразнясь своей недоступностью возвышались горные склоны. Они не дотянули совсем чуть-чуть… Рофт поднял лежавшее рядом с ним ружье и уперев его приклад в здоровое плечо начал, выпускать здоровой рукой в сторону преследователей разряды один за другим…
Опустив отдавившую ему все плечо «трубу», Генка, понимая, что все кончено и перестав здраво соображать из-за этого понимания, схватил лежавший у борта колун, которым Перти рубил во время стоянки дрова, и повинуясь не голосу разума, подсказывающему нужное решение, а исключительно инстинкту заставляющему бороться за свою жизнь до последнего, и делать хоть что-то, рубанул светящуюся линию, удерживающую их бот и неумолимо приближающую их к верной гибели. Зеленые «щупальца» выпустили корпус. Бот снова мотнуло. А свечение, «перекинувшись» на колун поползло по нему, обволакивая призрачным сиянием. По Генкиному телу разошлась сводящая с ума невыносимая волна боли. Все исчезло. Превратившись в ничто, став одной всепоглощающей заменившей собой все прочее болью. Генка чувствовал, как его тело рассыпается, разваливается, разделяясь на миллиарды атомов. Он не мог дышать, потому что у него больше не было легких. Его самого больше не было.
Глава 19
— Ааааа, — захрипел Генка.
Что-то грохнуло. Потом еще, чуть потише. В нос ударил нестерпимо вонючий запах чего-то мерзкого. Генка приоткрыл глаза. Рядом с его лицом находилась полуоткрытая крышка мусоропровода с воткнутым в нее пакетом с отбросами. Снова что-то грохнуло.
— До восьми! Ты слышишь меня?! До восьми! Придешь позже, вообще больше гулять не пойдешь, будешь дома сидеть, поняла!!! — проорал визгливый женский голос.
— Да! Хорошо!.. — отозвался тоненький детский.
Генка огляделся. Лестница. Стены окрашенные масляной краской бледно зеленого, никакого цвета. И забитый мусоропровод с которым он сидит чуть ли ни в обнимку. Ясно что это подьезд. Только как он тут очутился? И вообще, почему именно тут?
Генка опустил глаза. Кофта, подаренная Тирой. Как раз настолько грязная, что они с мусоропроводом отлично дополняют друг друга. Пошарив по карманам Генка достал картонку с надписью сделанной значками, значение пары из которых он все же успел выучить. Значит не сумасшедший он, страдающий расстройством психики, навязчивыми идеями и галлюцинациями. Это он в каком-то фильме увидел, как психиатр перечислял симптомы сумасшествия. Вернее шизофрении. Там еще про пограничные состояния было. А вдруг у него как раз это самое состояние? Хотя ведь футболка и карточка они же настоящие…
Но почему он в вонючем грязном подьезде? Почему не в кабинете ученого откуда он и попал туда не знамо куда?
Генка отлепился от негигиеничной металлоконструкции и пошел по лестнице вниз. Одет он был не по сезону. Прохожие косились, кто-то удивленно, кто-то с жалость, кто-то с неодобрением или даже испугом. У Генки зуб на зуб не попадал когда он дошел до автобусной остановки. Посмотрев на табличку, Генка узнал что он находится где-то в районе Бауманской. Подьехал автобус, Генка вскочил в него, дергаясь всем телом как паралитик. Какая-то бабка перекрестилась, глядя на синее чудо в красной драной
