Олег Рой - Страх. Книга 1. И небеса пронзит комета
Тирада вышла не шибко логичной, но мне было плевать.
– Ну и гадюшник, – прошипела я. – Подумать только, какая-то шестерка, подай-принеси, строит из себя далай-ламу. Учитель жизни, черт побери! Нет бы со своей жизнью разобраться, нет, надо посетителей поучить, тьфу! Ноги моей в этой дыре больше не будет! – Я демонстративно выплеснула кофе на пол, забрызгав свои белые «лодочки», вытащила из сумки десятку и засунула в пустую чашку, затушила там же недокуренную сигарету и резко двинулась к выходу. Быстрее, быстрее отсюда!
– Мадам! – заорал мне в спину кельнер. Я не оборачивалась – вот еще, и заботливый идиот конкретизировал: – Мадам, вы забыли сумочку!
Проклятье! Я развернулась… и тут меня снизу вверх, от паха до диафрагмы, пронзила такая пронзительная боль, что… Что это? Кажется, это в средневековой Турции людей на кол сажали? Но они же их не раскаляли на огне…
Растерянный кельнер спешил ко мне с моей сумочкой в руках.
Люди поднимались из-за столиков, задирая головы.
Темное небо вспыхнуло зеленоватым пламенем…
– Мадам! У вас… у вас кровь…
Ногам стало горячо и мокро, словно я вылила кофе не на пол, а на себя. Горящее зеленым пламенем небо померкло… померкло все вокруг…
06.09.2042.
Национальный парк. Макс
В отличие от большинства моих знакомых, больше всего мне нравятся не какие-нибудь там развлечения, а состояние приятной усталости, когда расслабляются натруженные мышцы и в теле чувствуется необычайная легкость. Любимое ощущение. Быть может, самое любимое. Поэтому я сполна наслаждался долгожданным отдыхом на вершине горы. Свежий воздух, прекрасный вид на окрестности, звездное небо над головой – что еще нужно, чтобы чувствовать себя по-настоящему счастливым? Этот подъем для меня, конечно, детские игры в песочнице. Знал бы Ойген, какие скалы я покоряю, когда хожу в горы один! Но я ему ничего не говорю, иначе он забубнит свое: тебе нельзя так рисковать, ты сорвешь весь эксперимент, узнает Эдит… Подумаешь! Но лучше, конечно, пусть не знает. Не люблю конфликтов.
Мы разожгли на старом, выложенном камнями «очаге» (все-таки тут не просто лес, а Национальный парк, и правила разведения огня достаточно суровы) небольшой костерок и поставили переносной мангал, на котором пристроили шампуры с заранее замаринованным шашлыком. Я сам нарезал для него мясо и сам же его замариновал, так что теперь скромно ждал заслуженных восторгов. Меня беспокоило только одно: парни всю дорогу казались какими-то напряженными, словно не на прогулку шли, а в разведку. Если от Ойгена я ничего другого и не ожидал, то подобное состояние Феликса было для меня загадкой. Уж не слышал ли он вчерашний мой разговор с матерью?
Моя мама… Я люблю ее, но она ужасная перестраховщица. А уж ее отношение к Ройзельману меня просто удивляет. Ведь он, насколько я могу судить, фактически спас жизнь мне, а возможно, и ей. По-моему, важно именно это, а не то, какими побуждениями он руководствовался. Дерево узнается по плодам, а человек – по делам. Лично я Ройзельману (которого и видел-то не больше десятка раз, а общался и того реже) благодарен и уж точно никакого страха перед ним не испытываю. Тем более чего мне бояться Ойгена? Он мой друг, свой в доску парень, а то, что я нахожусь в фокусе его профессиональных интересов, лично меня не колышет совсем. Хотя, конечно, чрезмерная опека порой раздражает. Такое впечатление, что Ойген на полставки работает моим инстинктом самосохранения. Но это можно пережить, раздражает это не так уж часто, чаще забавляет.
Мне показалось, что Феликс и Ойген друг другу не понравились. Какой-то холодок в их отношениях чувствуется. Жаль, если так. Впрочем, сейчас парни вроде бы несколько оттаяли. Вон сидят, травят анекдоты на медицинские и около темы, поминутно заливаясь хохотом, которому вторит горное эхо. Я, тихонько посмеиваясь, сосредоточился на шашлыке, не уставая любоваться округой.
В горах ночь наступает быстрее, чем в городе. Сумерки здесь стремительны, да их почти и нет, а первые звезды проглядывают еще до того, как солнце скроется в море. Проглядывают, разумеется, с востока – на западе их свет тонет в лучах заката, который способна пересилить разве что Венера. В древности люди думали, что эта яркая точка – две разные звезды: Утренняя и Вечерняя. Ну, то есть когда ее вообще видно. Вечернюю, являющуюся рядом с заходящим солнцем, называли Геспер.
Но сегодня ждать Венеры не приходилось. На западе последние отблески заката уже смешивались с нарастающим бледно-зеленоватым сиянием, а зеленоватая искра кометы становилась все ярче и ярче буквально с каждой минутой. До момента наибольшего приближения к нашей планете оставалось совсем немного.
В городе, полускрытом от нас горными возвышенностями, комету уже встречали: над россыпью его огней взлетело несколько фейерверков, да и сам город сегодня сиял как-то ярче обычного. Странные люди, они делают праздник из банальнейшего на первый взгляд явления природы. Хотя, конечно, кометы пролетают над нами не каждый год, и уж тем более – так близко.
Я посмотрел на часы. Осталось сорок пять минут до полного расцвета небесного фейерверка. Шашлыки мои поспели в самый раз.
– Ойген, доставай пиво, – скомандовал я. – Все уже готово.
Прихватив шесть шампуров (по два на брата), я присоединился к друзьям.
– Народ гуляет. – Феликс смотрел на вспышки очередного салюта, и выражение его лица было каким-то задумчиво-отстраненным. Он вздохнул. – А Рита работает, как всегда. Даже больше, чем всегда.
– Ничего страшного, – засмеявшись, заметил я. – Это пока. А вот когда у вас отношения дальше зайдут, она тоже станет увиливать от работы. Хотя бы по праздникам.
– Ага, – скептически хмыкнул Феликс. – Когда они зайдут… Вопрос: куда они зайдут? И зайдут ли вообще куда-нибудь. Пока что мне кажется, что работа для нее значит гораздо больше, чем я и наши отношения. Могла бы ведь с нами пойти, а вместо этого схватилась за чертову профессиональную необходимость.
– Ну что ты, старик. – Я отхлебнул пива и вгрызся в мясо. Отличный, надо сказать, шашлык получился, нежный, сочный, в меру прожаренный. Поэтому я попробовал сменить тему: – Кстати, сейчас я на тебя обижусь! Ты почему мою стряпню игнорируешь?
– И пфафда, Фефикс, – заметил жующий Ойген, – фафлык пфофто фыкарный. Как в фефтофане. Фет, фуффе, фем ф фефтофане.
Феликс наконец соизволил отведать мяса и через минуту уже тоже уплетал за обе щеки. Какое-то время все наше внимание было посвящено пиву и шашлыку, так что мы не сразу заметили происходящие вокруг нас перемены.
Первым на них обратил внимание Феликс:
– Народ, вы только поглядите, что делается!
Только после этой реплики я обратил внимание на то, что, хотя солнце уже село, вокруг сильно посветлело, словно наступила белая ночь. Я такие ночи видел на Балтике. Но свет этот был какой-то неестественный, зеленовато-белесый, гнилостный, я бы сказал. Мы синхронно подняли головы и раскрыли от изумления рты, забыв жевать.
Комета зависла над нами во всей своей красе – какой-то неправильной, надрывной, болезненной. Она напоминала огромную вытянутую каплю, за которой и вокруг которой стелился искрящийся шлейф. Не шлейф, а целое покрывало. Больше всего он походил на северное сияние или на Млечный Путь, который кто-то насильно подтянул поближе к Земле.
На наших глазах центральная «капля» сначала потускнела, словно отдав все силы сиянию своего шлейфа, а затем ярко заискрилась и рассыпалась на мельчайшие искорки, немедленно вытянувшиеся широкой сверкающей стрелой с запада на восток. Это было круче любого салюта!
– Вот это да! Представляю, что творится сейчас в городе! – восхищенно сказал Ойген. Я невольно перевел взгляд с нерукотворной россыпи огней на рукотворную.
Зрением меня природа-матушка тоже не обделила, но все же сперва я не понял, что, собственно, вижу и почему зрелище вызывает тревогу. Через секунду до меня, однако, дошло, что именно не так: город был буквально заполнен спецсигналами муниципальной техники. Работали мигалки «Скорых», полицейских, даже пожарных машин!
– Там что-то случилось! – Я мгновенно вскочил на ноги. – Ребята, в городе какие-то беспорядки.
– С чего ты взял? – Феликс, нахмурившись, тоже поднялся и теперь напряженно всматривался в россыпь городских огней под нами.
– На улицах слишком много спецтехники, – пояснил я. – Видишь, так и мелькают проблесковые огни.
Феликс тут же достал мобильник и принялся нажимать на кнопки, наверное, пытался вызвать Риту. Я тоже попробовал дозвониться до своей работы. Но тщетно: городские АТС были перегружены, мобильные операторы тоже, скорее всего, не справлялись с потоком звонков (или, быть может, из-за кометы случился какой-нибудь сбой на ретрансляторных башнях), а уж линия службы спасения, вероятно, вообще раскалилась, если не лопнула от перенапряжения. Это я так мысленно шутил, пытаясь себя успокоить, и продолжал свои попытки дозвониться хоть куда-нибудь – снова и снова.
