Федор Ильин - Долина Новой жизни
– Мы пользуемся биологическим свойством злокачественных опухолей к безграничному росту, – объяснял Фишер. – Эти животные – носители этих опухолей. Однако, такие же опухоли и другие ткани, необходимые нам, произрастают на свободе, без всякого хозяина, с помощью питательных сред.
Моя дорогая Анжелика с трудом справлялась с чувством гадливости, вызываемым этими ужасными животными. Я видел это по ее лицу, но она не хотела мешать мне докончить осмотр.
В бараке отдельных органов я старался не задерживаться долго и поторапливал Фишера: уж очень мне были неприятны внутренности животных и человека, снабжающиеся питательной жидкостью и выделяющие разные соки.
Мы вздохнули более легко, оказавшись среди растительного царства. Оранжереи, парники и теплицы были наполнены образцами чудес, которых может достигнуть человек с помощью культуры и скрещивания. Фрукты и орехи были таких гигантских размеров, что я не мог бы узнать их, если бы Фишер не сообщил мне их названий. То же самое относилось и к овощам: хрен, редька, самые обыкновенные овощи, походили здесь на целые бревна. Все это, полученное путем скрещивания, было представлено здесь в бесконечном количестве вариаций.
– То, чего мы здесь достигаем, дает нам возможность получать такие разновидности, которые имеют в своем составе именно то, что нужно для получения идеальных питательных средств и питательных и балластных веществ, – сказал Фишер, выводя нас из бесконечно-длинной теплицы, в которой мы пробыли не менее часа.
Я горячо благодарил его за его объяснения и поторопился попрощаться, так как видел, что Анжелика едва стоит на ногах.
На обратном пути, который мы совершили на автомобиле, Анжелика была очень грустна и задумчива. Наконец она выразила свои мысли словами:
– Я никогда не привыкну к этой стране, мне все здесь представляется ужасным. Эти животные с опухолями, эти внутренности и даже эти овощи и фрукты мне противны. Здешние люди мне кажутся ненастоящими. Вся жизнь в этой стране – какой-то страшный сон, кошмар.
Прижавшись ближе ко мне, она страстно прошептала:
– Бежать, бежать! Во что бы то ни стало – бежать!
На следующий день моя любимая, моя дорогая Анжелика выглядела так плохо, что я испугался и про себя решил держать ее как можно дальше от всех здешних «чудес», которые производят на нее впечатление ужаса. Но как я мог исполнить это, когда «чудеса» встречались на каждом шагу!
Через два-три дня после посещения фабрики Фишера я и Анжелика отправились на прогулку в лес. Солнце стояло уже низко, и длинные тени стлались по земле. Розовые легкие облака тихо плыли по небу. Мы шли по узкой лесной дорожке. Я старался шутками разогнать печальное настроение, не оставлявшее Анжелику до сих пор. Вдруг она вскрикнула. Я посмотрел вперед. Из-за деревьев навстречу нам двигалось знакомое мне существо человек-обезьяна. Я говорил уже, какое неприятное впечатление произвел он на меня впервые, и постарался успокоить мою нервную спутницу, объяснив ей в нескольких словах, в чем дело.
Она взяла меня под руку, и мы пошли вперед, продолжая беседу, как будто не замечая встречных.
Хриплый голос прозвучал над самым моим ухом:
– Добрый вечер!
Я поднял глаза и увидел перед собой Ура. Это был он. Он шел босой, с непокрытой головой. Через расстегнутый ворот рубахи была видна волосатая грудь; через плечо на палке он нес сапоги, шляпу и куртку. Рот его был широко открыт, и белые большие зубы оскалены. Он улыбался, а сощуренные его глаза быстро осматривали с ног до головы Анжелику.
Она попятилась назад, подальше от этого зверя. Рука ее дрожала на моей руке.
– Добрый вечер, – ответил я и, чтобы что-нибудь сказать, добавил: Откуда идете?
– Я возвращаюсь от своих, они работают там, в лесу. – Ур поднял свою длинную, покрытую густыми волосами руку и указал назад. – Там, далеко. Я устал.
В это время я заметил у него на груди грязный шнурок, на котором болтались какие-то блестящие предметы. Приглядевшись, я узнал, что среди них было несколько серебряных монет и какие-то амулеты и бусы.
– Это что такое? – спросил я.
Он вынул из-под рубашки всю нить и, перебирая пальцами, говорил:
– Очень красиво, блестит. Те, которые ездят на аэропланах далеко за горы, часто привозят. Мы любим.
Несмотря на то, что Анжелика незаметно тянула меня за руку, я продолжал беседу. Не знаю, почему я это сделал. Может быть, на это толкало меня что-то подсознательное.
– А ваши летают на аэропланах?
– Наши чистят, – мрачно отвечал Ур.
– Вы хотите сказать, что ваши чистят аэропланы?
– Да, чистят.
– Почему же вы не летаете сами?
– Здесь летаем, а туда не пускают.
Этот отрывистый разговор продолжался недолго, однако первое впечатление, которое произвел Ур на Анжелику, сменилось состраданием к нему, жалостью, которой так много было в сердце этой нежной женщины. Она сняла со своей груди небольшую золотую брошку в виде кольца с маленьким брильянтом посредине и подала ее стоявшему против нас человеку.
Ур не сразу взял этот подарок, он долго смотрел на него, и глаза его горели восторгом. Потом он осторожно подцепил кольцо своим длинным пальцем и начал крутить его со всех сторон. Смех, похожий на ржанье, потряс его большое тело. После долгого всестороннего изучения этого блестящего предмета Ур решительно протянул руку, намереваясь отдать подарок назад Анжелике.
Она запротестовала. Я объяснил ему, что он может оставить эту вещь себе, она подарила ему.
Ур несколько минут стоял, разинув рот. Его бедная голова, по-видимому, не сразу могла взять в толк то, что я говорил. Наконец он сказал:
– Благодарю. Я никогда не видал. Очень красиво. Благодарю.
Смущение изобразилось на его лице, и он, позабыв попрощаться, продолжал свой путь, все время рассматривая подарок и через каждые несколько шагов оборачиваясь.
ГЛАВА VIII
Это было в начале мая. Я собирался ехать к месту своей работы. Я допивал свой кофе, сидя у себя в столовой, и просматривал только что полученный лист приказов о производстве работ, получаемый ежедневно рано утром.
В комнату вошел слуга, и по его быстрым движениям я сразу понял, что произошло что-то чрезвычайное. Он остановился около меня и произнес взволнованно:
– Мобилизация.
Я сейчас же сообразил, в чем дело. Я уже слышал раньше, что подготовляются большие маневры. Все население страны, от мала до велика, переходит на военное положение. Для каждого имеется особое назначение. Мы, иностранцы, назначаемся на заводы военных заготовок или пищевых продуктов и непосредственного участия в военных операциях не принимаем.
Когда я вышел на улицу, повсюду было необычное движение. Цветные плакаты, возвещающие мобилизацию, были развешаны чуть не на каждом доме. Аэропланы один за другим отлетали во все стороны. Автомобили, бешено ревя сиренами, неслись по дороге. Земля сотрясалась от грузовиков. По улицам беглым шагом проходили колонны рабочих по направлению к станциям тюба и на аэродром.
Я распечатал конверт, давно уже присланный мне, с наставлением вскрыть его в случае объявления мобилизации.
Начал накрапывать дождь, и налетевший шквал вырывал у меня из рук непослушную бумагу. Все же я разобрал: «В инкубаторий, в распоряжение Петровского». Я направился к станции тюба и должен был прождать там два часа. Вагоны, идущие по дальней трубе, были переполнены рабочими, отправляемыми с копей; на вагоны же, отходящие непосредственно от Колонии, была установлена очередь. Порядком размещения руководил один человек с красным флажком в руках. Все одиночно следующие попадали в вагон только через два часа.
Я успел побывать в доме Фишера. Его уже там не было: он на своем автомобиле понесся к себе на фабрику. Ему предстояла большая работа. Громадные транспорты питательных веществ должны были быть брошены на поле предстоящих маневров. Мадам Фишер охала и ахала, рассказывая мне это. Я нашел Анжелику только что вставшей с постели. Ее разбудил шум на улице. Она нежно попрощалась со мной и была очень огорчена, услышав, что мое отсутствие может продолжаться несколько дней.
Вагон тюба был набит до отказа. Конечно, стоять в нем во время движения было невозможно, поэтому все, не получившие места на скамьях, уселись на полу.
В Главном городе улицы поражали своей пустотой. За эти несколько часов все население оставило свои дома и направилось в поле. Когда я вышел на станции в Детской колонии, там – бесконечной вереницей тянулись войска. Пехота, артиллерия и особые машинные команды проходили по всем улицам, двигаясь в одном и том же направлении на север, в Долину Большой дороги. Издали уже доносились пушечные выстрелы и пулеметная трескотня. Солдаты производили прекрасное впечатление. Ни одна армия в мире не могла похвастаться такими молодцами. Техническое оснащение этих войск, конечно, было самое выдающееся. Отсутствие кавалерии пополнялось летающими солдатами; целые тучи их проносились над нашими головами. Легкие и грузовые аэропланы следовали за войсками. Громадные машины с гуденьем, потрясая все вокруг себя, проползали мимо. Целые крепости на колесах с глядящими во все стороны пушками стояли на перекрестках, готовые двинуться вперед по первому приказанию. Твердый, ритмический шаг колонн, проходящих мимо, бил точно молот, что-то несокрушимое, железное слышалось в нем.
