Андрей Федорив - Тени
Когда Кира была на Тенерифе в последний раз, она спасла от полиции негра, который делал отдыхающим массаж на пляже. Тенерифе находится близко к берегам Северо-Западной Африки, и оттуда приплывают на заработки негры без виз и каких-либо документов, ну и, естественно, скрываются от местной полиции – своеобразное развлечение для туристов. Полиция на мотоциклах гоняется за неграми, а остальные помогают либо полиции, либо чернокожим. Кира помогала чернокожим.
Спасенный негр так расчувствовался, что отвел Киру к слепой негритянской гадалке. А гадалка эта сообщила Кире, что если она хочет жить, то должна найти мужчину (негритянка называла его воином), который защитит Киру. Для этого Кира должна была совершить последовательность неких действий, которые Кира, вернувшись в Москву почему-то, недолго думая, совершила, хотя нисколько не поверила этой подозрительной негритянке. Результатом этих действий явился Кирилл. Самым удивительным и обескураживающим было то, что гадалка сообщила, что именно Кирилл должен сказать при первой встрече, и он это сказал – слово в слово. Кира старалась не думать об этом и не делать никаких выводов, а если получится, то вообще забыть – к жизненным странностям она привыкла и по мере возможности не обращала на них внимания. Но сейчас записка деда Георгия заставила ее вспомнить этот эпизод и задуматься. Но думала Кира недолго – вывалила всю информацию на Кирилла – раз он воин, который ее защищает, да еще и такой известный в определенных узких кругах – пусть он и думает.
И Кирилл задумался. Вообще все происходящее заметно влияло на Кирилла. Он изменялся, что Киру чрезвычайно радовало. Уже не говоря о том, что он становился нежнее и заботливее, менялись его взгляды, мысли и то, что внутри. Очень глубоко внутри. Изменения были едва заметны, но то, что они были, не вызывало никаких сомнений. Кира любила изменения. Сама она менялась постоянно, впитывая все новое, необычное, не концентрируясь на нем и не делая оценок, а просто принимая и впуская в себя, по необходимости видоизменяясь, чтобы вместить; она все время училась и развивалась, и за время своего пути успела так измениться, что стала похожа на себя прежнюю меньше, чем были на нее похожи другие.
Выйдя из задумчивости, Кирилл попросил Киру узнать у мамы, остались ли в живых друзья ее деда и деда Георгия, что опять зародило в Кириной душе сомнение, что Кирилл знает больше, чем говорит. «Значит так надо. Просто не хочет меня расстраивать», – промелькнуло в голове и сразу успокоило. Друг нашелся только один. Жив он или нет, мама не знала – дала телефон и е-mail, сообщила, что живет где-то в Калифорнии, зовется Муслимом.
Звонить Муслиму Кирилл не решился, но написал письмо, и вскоре получил ответ. У них завязалась переписка, в подробности которой Кирилл не вдавался в разговорах с Кирой, а она и не настаивала. Общение Муслима и Кирилла приобрело настолько доверительные нотки, что спустя какое-то время Кирилл сказал Кире, что летит к Муслиму. В Калифорнию. Один. Без Киры. Так надо.
Надо так надо. Кира уже научилась принимать все решения Кирилла, сильно не заводясь, не выплескиваясь и не выворачиваясь наизнанку непониманием и недоверием. Ее жизнь – теперь его жизнь.
Кроме того, внутри у Киры начинались какие-то новые процессы. Она чувствовала движение, что-то либо зарождалось, либо умирало, рвалось наружу, или боролось со своим собственным прошлым. На физиологическом уровне Кира теряла сознание, на нее накатывала тупая слабость и нежелание что-либо делать. Иногда ей казалось, что в глубине ее существа кто-то шевелится, кого-то зовут, о чем-то просят, в общем, кто-то живет своей жизнью. Кира обычно отмахивалась от этих странных ощущений, пыталась не обращать внимания, абстрагироваться и думать о хорошем. Порой получалось… Но когда о хорошем думать не было никакой возможности, дыхание перехватывало, тело разрывалось, а сознание кипело, – она погружалась в себя, так глубоко в себя, куда ныряют, и откуда не возвращаются, в надежде встретить, увидеть, понять и, может быть, и принять того, кто там сидит и уже основательно мешает ей жить. Но каждый раз, когда она, казалось, натыкалась на что-то и начинала чувствовать присутствие, какая-то сила мешала ей, и прогоняла ее, переключая ее внимание, давя и опрокидывая сознание. Однажды Кире даже как будто удалось увидеть ее лицо… Лицо было Кирино. Только не такое, как сейчас, а такое, какое у Киры было в детстве, лет в шесть, шкодливое и любопытное. Причем лицо это было закреплено на длинной извивающейся шее или ноге, постоянно изменялось, надевая свои детские гримасы, и просило Киру не соваться и не переживать, что оно само справится, а Кира только мешает. Жуть! Недолго мучаясь, Кира решила, что ей все это привиделось из-за плохого самочувствия. А потом и вовсе она решила, что просто заснула и сон увидела. В тему.
– Проходи, проходи, Кирочка, – засуетился дед Георгий, когда Кира показалась в дверях. – Вот, знакомься – Владимир Вольтерович…
Навстречу Кире поднялся худой, высокий и совершенно лысый мужчина с добрыми глазами под очками, полными губами и все время меняющимся выражением лица. Создавалось впечатление, что лицо двигалось само по себе и даже как будто меняло свой цвет в такт этому движению.
– Можно просто дядя Володя, – бодро сказал он, протягивая Кире руку.
– Ну какой же ты дядя, посмотри на себя… Джинсы нацепил… – он махнул рукой. – Вы с Киркой, как близнецы – оба в джинсах, оба в майках… Это что, сейчас мода такая – в майках по улицам ходить?
– Это не майка, дядя Георгий, это футболка, – Кира снисходительно хихикнула.
– Ну правильно, футболка. В ней надо в футбол играть, а не по улицам бегать. Вы бы еще голыми ходили… Так что ты Володя, до дяди еще не дорос, даром, что лысый.
– Я бритый…
– Ну, я и говорю, что лысый… А Кира у нас, между прочим, уже взрослая. Какой ты ей дядька? Она в этом году школу заканчивает.
– А… Ту, что за решеткой? – живое лицо ожило еще больше.
– Типун тебе на язык. Что ты такое говоришь? Очень хороший интернат. И делают они там, что хотят. Любой позавидует.
– Ну да, конечно, что хотят… Я слышал, у них там даже есть секта… – Лицо, живущее свой жизнью, смеялось.
– Какая там секта, Володька? Что ты несешь? Группа там, они ушу занимаются… Кира, а ты чего молчишь? Расскажи этому невежде про вашу школу.
– А что рассказывать? – Кира пожала плечами. – Школа как школа. Интернат. Там хорошо. Мне нравится.
– Ты ему про секцию ушу расскажи.
– Ну, есть секция. Ушу там занимаются. Но принимают не всех. Туда что-то типа экзамена сдать надо… Только правильно Владимир… Вольтерович говорит. Секта она и есть секта. Под видом секции ушу…
– Кирочка, и ты туда же…
– Ну да. Сами просили рассказывать, – Кира надула губы. – Я занималась там ушу, медитацией, поисками пути и истины, ну и иже с ними. Давно, правда, уже… Меня выгнали. Я не подходила. Я им там все перебаламутила. Они перепугались и на дверь мне указали. – Кира посмотрела на деда. – А Сандро до сих пор туда ходит. Вы у него спросите. – Она хитро прищурилась.
– Ладно, спросим, – дед оскалился. – Вот, Володька, видишь, какая она у нас сложная девушка. Говорит – не думает. Может, ты ей объяснишь, что можно говорить, а что нельзя.
– Да ладно, Георгий, все она прекрасно понимает и знает, кому и что говорить. Правда, Кира?
– Ну да.
– И хорошо, раз «ну да», – дед поднялся и направился к двери. – Общайтесь. Ты просил тебя с Киркой познакомить, получи. Только смотри, чтобы она тебя ненароком не проглотила.
– А может?
– Запросто. И не заметит… – Дед вышел и плотно закрыл за собой дверь.
– Ну, будем знакомы, зови меня Владимиром. – Он еще раз протянул Кире руку.
– Зачем? – Кира плюхнулась в кресло.
– Что зачем?
– Зачем звать? Мне и без вас неплохо. Было. И, надеюсь, будет всегда. Так что мне вас звать не придется. А вот если я вам нужна… Вот тогда вы можете попробовать звать меня Кирой.
– Ладно, идет.
– Ну, и зачем я вам понадобилась?
– Много слышал о тебе, хотел познакомиться.
– Познакомились?
– Ну да.
– Теперь все? Я могу идти?
– Можешь. Но можешь и остаться.
– Зачем?
– Чтобы послушать, что я тебе скажу. Я завтра уезжаю. И у тебя не будет больше возможности со мной поговорить. В ближайшее время, по крайней мере.
– Ну и не надо, – она встала и направилась к двери. Но что-то внутри повернулось, дернулось и заставило Киру остановиться. Она обернулась. – А куда уезжаете?
