Копье Судьбы - Валерий Игоревич Иванов
«Имя мое – Слово Божие».
Из крайнего купе выглянул пузатенький лысый еврей с седой бородкой.
– Шо за геволт? – спросил он добродушно и вдруг побледнел и попятился: «турист» с рюкзаком за плечами выдернул окровавленный «кинжал» из оседающего по стенке пограничника и, походя, пырнул еврея в выпирающее под белой майкой пузо.
Грохнула дверь в тамбур, крики сзади отрезало.
«Ты что творишь? – выдохнула Даша. – Дай сюда копье!»
Она сбросила рюкзак и растянула горловину.
Как-то автоматически Сергей спрятал копье.
«Она права, подумал он, нельзя демаскироваться».
Они прошли в следующий вагон. Даша зашла в купе проводницы и закатила за собой дверь. Щелкнула дверная задвижка.
Сергей подождал немного. Постучал.
«Уходим, Даша!» – Подергал ручку. – «Открой!»
Прижался ухом к двери. Послышался Дашин голос. «Не открывайте, он нас убьет».
Сука! Бросила! Подставила!
Скворцов в ярости ударил ногой в филенку.
– Открой! Открой немедленно!
– Я не открою! – донеслось из купе. – Опомнись, Сережа, ты сошел с ума!
Сзади распахнулась тамбурная дверь, забурлила мундирами, на Скворцова набросились.
– Трымай його!
– Руку, руку йому!
– Вин наших вбыл…
Сергея скрутили.
В голове ударил молот, вспышка горна ослепила: Даша – это же Хазва!
Ее озлобленное лицо у Скинии Собрания: «Уйди, или убью тебя, как пса!»
Оглушенный предательством, Сергей бессильно уронил плечи и отпустил бразды правления своим телом, передавая их Андрею Чану.
«Вау, классно-то как!» – вздохнул тот спертый воздух вагона. Сквозь узкие бойницы в мир глянули раскосые глаза.
Надпочечники впрыснули в мышцы адреналин, личность Сергея Скворцова съежилась и уместилась в височной доле.
Ударом каблуком по плюснам Чан ослабил хватку держащего его сзади представителя закона, а затем, оттолкнувшись ногами от двери купе, впечатал его позвоночником в металлический поручень, идущий вдоль вагона на уровне окон. Офицер вскрикнул и разжал руки. Пограничник, спешивший ему на помощь, получил удар локтем в челюсть и серию ударов коленом в пах.
Миг – и «Чан» свободен. У ног его корчатся враги.
С двух сторон по узкому коридору пробираются крепкие парни в голубых форменках. Первого Чан тормознул ударом стопы в надкостницу и локтем в глазницу. Наступив на упавшего, он оттолкнулся от пружинящего тела и в прыжке тоже локтем врезался в грудь следующего офицера – мощного парня, явно качающего «железо». Удар вышиб из того дух. Чан добил его фронт-киком в живот. Офицер завалил на спину.
Из другого конца вагона тоже показались люди в мундирах.
Ладно, твари, хотите войны, будет вам война. Пусть нет Копья, но есть руки. И ноги. И локти. И лоб – с кровоточащей шишкой на месте удара в Аджна-чакру, чакру древних знаний. Сергей Скворцов вспомнил, кем он был на самом деле.
Кулаком – в печень!
Лбом – в подбородок!
Локтем – в висок!
Коленом в пах.
В солнечное сплетение!
Под сердце! В кадык! В ключицу!
Священное безумие Первосвященника, слившись с яростью людоеда Гуськова, придало каратисту Чану убийственную мощь. Рвала зубами врагов Шалава, Егерь впрыскивал анестезию в размозженные костяшки кулаков, в ушибленные локти и ступни, Сергей почти не чувствовал боли. Ярость, древняя библейская ярость обуяла его!
Я – Финеес, длань Господня!
Ки-и-и-йьяа-а-а!!!
Силы противников прибывали, но это только распаляло «божьего воителя». В него брызнули слезоточивым газом. Послышалась команда всем пассажирам закрыться в купе. Появились милиционеры с дубинками. Сергей-Чан-Финеес шагал по телам, ощущая под ногами их жалкие содрогания. Довольно! Хватит! Унижали, преследовали, оплевывали, избивали, делали неправедное! Пришла Судная Ночь! Каждый получит по делам своим.
Кья-а-а-а-а-а-а-а!!!
Перепуганные пассажиры, запершись в купе, слушали звериные вопли. В руках у «бесчинствующего молодчика» оказались милицейские дубинки. С их помощью он проложил себе дорогу через забитый представителями власти вагон. Сзади стонали и ворочались изломанные люди в форме.
«Он пасет их жезлом железным».
На перроне Сергей глубоко вдохнул свежий ночной воздух.
К вагону бежали вызванные по рации подкрепления. Пропеллерообразно прокручивая в ладонях тяжелые палки, «Чан» пошел навстречу первому наряду.
Если вы видели киношные сражения, забудьте! В реальном бою не было кульбитов, сальто-мортале, обменов ударов. Тычок, блок, удар! Ломались надкостницы, лопались ключицы, трескались челюсти. Единожды ударенные более не вставали, им предстояло лечиться долгие месяцы в гипсе, шинах Илизарова и проволочных намордниках.
«Он топчет точило вина ярости и гнева Бога Вседержителя».
Хрипели рации милиции, таможни и пограничной службы.
Подтягивались подкрепления.
Был шанс ускользнуть в темноте и возникшей неразберихе. Но привокзальная площадь осветилась фарами. На перрон въехали два милицейских бобика.
Сергей на бегу через ворот куртки засунул себе за спину ментовские палки, зацепил их выступающими ручками за воротник. Из бобиков выскочили милиционеры, фонарями осветили застывших вдоль вагонов редких пассажиров, багажную телегу, перепуганного носильщика.
– Белгород-один! Я Припять. Прием. Приметы? В чем? В белом? Видим! Стоять! Руки вверх!
Слепя фонарями, подошли «мусора».
Сергей сощурился, бледный, в мазках изжелта-зеленых синяков.
– Я не при делах, начальник, покурить вышел…
– Документы.
– В купе мои документы…
– Откуда кровь на одежде? Стоять! Лицом к вагону! Белгород-один, мы у третьего вагона задержали пассажира согласно ориентировке. Прием.
Мент говорил в рацию, укрепленную на портупее на правом плече. В одной руке у него был фонарик, в другой табельный «Макаров».
Захрипела рация.
– Разыскивается молодой мужчина, одетый в белые брюки, белую майку и камуфляжную куртку. Особые приметы – синяки на лице…
Из-за шиворота вылетели черные палки, одна ударила по голове, вторая по руке с пистолетом. Слетела сбитая фуражка, милиционер упал.
Дуплет палок молниеносно стеганул по второму менту – в том же порядке – по голове и по руке с пистолетом.
Миг – и стражи порядка полегли, освещая друг друга своими же фонариками.
«Чан» присел, вывернул из ладони милиционера пистолет, отбросил ногой фонари, чтобы не демаскировали. Вытяжной шнур не позволял убежать с оружием. По перрону бежали пляшущие лучи.
«Чан» выпустил по ним всю обойму. В тишине ночного перрона гулко бухали выстрелы.
Включились фары второго милицейского бобика, осветили стреляющего с колена преступника. «Макара» заклинило в заднем положении.
Сергей бросил пистолет, спрыгнул в колею, пролез под вагоном, побежал.
«Врешь, не возьмешь!»
Включились лампионы на фермах электропередач, залили перроны белым светом.
Отовсюду бежали с оружием, кричали, требовали остановиться.
Раздались предупредительные выстрелы в воздух.
Понимая безвыходность ситуации, «Чан» отбросил палки и поднял руки.
Его скрутили, защелкнули на запястьях наручники.
Он попал в плен, потому что вырвался на волю.
Книга вторая
«Многомер»
Посвящается моему сыну Роману Иванову
КАМЕРА № 547
Киев. Лукьяновское СИЗО
10 часов 22 минуты. Температура
