А&В. Бабочка - Tais
— Сочувствую.
— Да мне-то чего сочувствовать, — отмахнулся Эндрю, отпил из бокала и чуть погодя продолжил. — Но парень, конечно, крайне невезучий. Черт, мы же только преодолели ту травму, а тут вот держите новую! — воскликнул он раздраженно.
— Тяжело тебе, наверно.
— Работы теперь будет невпроворот, но по сравнению с ним мне вовсе не тяжело.
Тишина повисла в комнате, ее лишь слегка нарушал камин. Парни понемногу пили свой мартини, да закусывали фруктами. Каждый в тот момент витал в своих мыслях, где-то далеко от реальности.
— Зачем люди делают это друг с другом? — вдруг спросил Новак.
— Ты о чем? — Он перевел свой взгляд с бокала и вопросительно взглянул на него.
Он сидел нахмуренный, смотря на закуски. Они не так давно общаются, но он уже успел выучить его привычки. Теперь ему несложно было предсказать, что на душе у его товарища. Если смотрит себе под ноги понуро и изо всех сил старается скрыть лицо — смущается. Если теребит что-то в руках — раздражен. Если смотрит в одну точку перед собой и хмурится — о чем-то размышляет. Он смотрит на эту несчастную тарелку, но не видит ее. Сейчас он погрузился в свои мысли, словно в вязкую смолу, и она окутала его полностью, закрыв глаза и уши. Она заблокировала все сигналы из внешнего мира. Молчание затянулось. Он не услышал вопроса.
— Алекс! — чуть громче позвал его Эндрю, чтобы растормошить.
— Что? — удивленно спросил он, встрепенувшись. Возвращение к реальности, видимо, произошло неожиданно.
— Ты о чем, спрашиваю?
— А. Да так. Просто стало интересно, зачем люди причиняют друг другу боль.
— Вот это вопрос. Из разряда вечных. Ты бы еще про смысл жизни спросил, — сказав, он коротко хохотнул.
— И все же. Я не понимаю.
— А зачем понимать? Это есть, с этим ничего не поделаешь. Это как камень у дороги. Вот ходишь ты каждый день мимо него, он есть, он существует, но смысла и причины ему там лежать нет. Он там лежит не почему-то, а так просто. Ты можешь пытаться докопаться до истины: кто его туда положил, как долго он там лежит, какой породы этот камень. Но все эти факты тебя ни на йоту не приблизят к ответу на вопрос «по какой причине он там лежит». Знаешь, почему? Потому что ответа не существует. Вот так же и с насилием, жестокостью и со многими другими вещами. Это часть жизни и всё. — Он пожал плечами и допил остатки в бокале.
— Камень можно убрать, — сказал он, покачав головой. — Если тебе этот камень мешает, ты его выкинешь, уберешь с дороги, пнешь, в конце концов. Но как убрать насилие? — Ему вспомнился тот разговор с Дэном, почему-то он сильно врезался в его память и терзал с того дня постоянно. Мысли крутились вокруг вопроса, как создать мир без насилия? Он был уверен, что ответ есть. Его не может не быть. У любой загадки есть разгадка.
— Клин клином, — коротко бросил он, наполнил свой опустевший стакан, закинул в рот виноградинку, прожевал. Новак ждал, пока он закончит, и чуть погодя Эндрю продолжил. — Насилие можно убрать только насилием.
— Это как?
— А ты разве не видишь? Все законы опираются на насилие. Если ты что-то противозаконное натворишь, тебя силой лишат свободы. А в исключительных случаях так и вовсе могут казнить. Если бы этих правил не было, то, я уверен, количество преступлений было бы куда выше. Вот и тут так же. Проблема наличия насилия в нашем мире заключается лишь не в абсолютном правосудии. Есть шанс, и отнюдь не маленький, избежать наказания. Надо этот шанс уничтожить и тогда, как мне кажется, не будет насилия.
— Нет. Оно все равно будет. Надо бороться не с последствиями, а с причиной.
— Очень интересно. Это как?
— Каким-то образом нужно заставить всех людей без исключения, ибо даже одно исключение все к чертям испортит, осознать, что причинять боль другому неправильно и иррационально. Надо сделать так, чтобы ни у кого не возникало тяги к жестокости и вот тогда насилие исчезнет.
— И как же это сделать?
— В том то и проблема, не знаю. Не знаю, потому что не понимаю, откуда растут ноги у этой тяги, почему люди раз за разом истязают друг друга. Ведь это нелогично. Это приносит кучу проблем тебе и другим людям. Понимаю, раньше в доисторическое время. Там либо ты, либо тебя. Там приходилось убивать животных, враждебные племена и так далее. Кто этого не делал, тот погибал. Но сейчас же человечество стоит на новой ступени эволюции. В настоящее время насилие — это рудимент, вроде аппендикса. Нужно просто найти способ его «вырезать».
— Занимательная теория. — Он с широкой улыбкой на лице посмотрел ему в глаза и поправил очки.
— Прости, я что-то заговорился, — внезапно Новак смутился, и отвел взгляд. Не часто ему приходилось быть откровенным, а сейчас его, и правда, несколько занесло. Лицо зарделось румянцем, и он изо всех сил постарался спрятать его. Благо тусклое освещение ему немного в этом подсобило.
Эндрю сразу засек его смущение, даже полная темнота ему бы не помещала. И от этого зрелища по телу прокатилось тепло, а сердце застучало сильнее. Этот его застенчивый взгляд, неловкость, беготня взгляда от пола к рукам и обратно. Все отдавалось в душе Эндрю. Так хочется его коснуться, почувствовать его тепло, его запах, его тело в своих руках. А ведь он тут, совсем рядом, только руку протяни. И осаживать этот порыв он не собирался. Поставив бокал, он нежно коснулся его подбородка кончиком указательного пальца, плавно заставив его поднять голову. И он послушался. Один взгляд и он понял, что Алексом сейчас завладели те же эмоции. Медленно, максимально осторожно, его рука скользнула дальше. Ладонь коснулась мягкой теплой щеки. Он придвинулся к нему и сам не заметил, как они сплелись в поцелуе.
Алекс почувствовал его теплые мягкие губы, влажное сбивчивое дыхание. Поцелуй не был актом страсти, наоборот он был сдержанный, осторожный, всего лишь легкое касание, что его удивило. И вдруг он осознал, Эндрю боится испугать своим желанием. Но ему хотелось, чтобы он не испытывал страха, чтобы он не сдерживал себя.
Эндрю отстранился и посмотрел на него выжидающе. Как он себя поведет? Что если он ошибся? Может, он даст ему пощечину? Или испугается и сбежит? А может, почувствует отвращение? За секунду в его голове пронеслись все эти невеселые мысли. Но
