Ари Ясан - Дом тысячи дверей

«Все это только приснилось тебе», - промяукала серая кошка, перебежавшая В. дорогу.

«Ничего не было», - пробурчал нетрезвый мужчина, дыхнув на В. перегаром и бросив ему под ноги окурок.

«Не бывает никаких Домов», - прошамкала седая старушка, сверкнувшая потусторонним взглядом на В. из-под очков с мутными стеклами.

«Ты никогда не был другим, мир никогда не был другим, все одно и то же, везде одно и то же, всегда одно и то же», - говорили неслышно встречавшиеся В. люди. Они не произносили этих слов, но В. все же слышал их, слышал так же ясно, как если бы прохожие кричали это ему прямо в уши.

 «Ты такой же, как мы, такой же, как мы, такой же, как мы!» - слова гипнотизировали В., и он, понимая, что пропадает, понимая, что эти слова ложь, тем не менее начинал верить им. Он отчаянно сопротивлялся, пытаясь изо всех сил помнить, но все же он забывал и забывал.

«Будь как мы, думай как мы, живи как мы…» - твердили ему голоса, и В. уже соглашался с ними, сам не зная, как это случилось и когда.

«Да, да, да - отвечал он им, - я такой же, как вы, такой же, как вы, такой же, как вы. Я никогда не был другим. Мне все приснилось. Не бывает никаких Домов! Это просто мечты… только мечты… Ничего не было! Ничего нет! Нет Дома, и нет Мистера, и ТриВик тоже нет, и светозарного Эл Рэла, и бородачей. А я не могу летать. Люди не летают. Смешно! Как такое можно было вообразить! Ничего не было…» И В. смеялся сам над собой. Но все же какая-то часть его еще помнила о Доме, и эта часть ужасалась, наблюдая, как В. погружается в пучину забвения.

На один ничтожный миг в голове у В. прояснилось, и он осознал, что пропадает. Он метался по улицам в отчаянных попытках найти Дом, но безуспешно. Ему вспомнился Аун и В. мысленно пожелал ему «всяческих благ». «Вот обормот! - ругался В. - Зачем только тебя снарядили в провожатые! Что мне теперь делать?» - он не знал ответа на этот вопрос, который беспрестанно задавал самому себе.

Но пока у В. были силы, он шел по городу, надеясь, что Дом каким-нибудь чудом отыщется. Но чем дольше В. блуждал по городу, тем туманнее становились воспоминания о Доме и тем быстрее таяла надежда его найти. Зато горожане теперь не обращали внимания на В. Их злость сошла на нет, потому что теперь В. перестал быть чужаком. Он стал таким же, как они.

В. устал от бессмысленной беготни и остановился посреди улицы, надеясь, что на него вдруг снизойдет озарение, но напрасно, ничего путного в голову не приходило, В. не знал, как вернуться в Дом. Зато В. увидел в толпе знакомое лицо. Неужели? Ведь это его отец!

Отец В. шел куда-то торопливой походкой. В. преградил ему дорогу и сказал:

- Здравствуй, отец!

Отец посмотрел на него рассеянным взглядом и, ни капли не обрадовавшись их встрече, несмотря на то, что они не виделись уже несколько лет, сказал только:

- А, это ты… здравствуй…

В. даже показалось, что отец хочет обогнуть его, как досадное препятствие, и пройти мимо. Но отец спросил его:

- Как ты, В.?

- Нормально, - ответил В.

- Ну и молодец, - кивнул отец. - Пойдем, - сказал вдруг он. Отец взял В. под руку и повел за собой.

- Куда мы идем? - спросил его В.

- Ко мне домой, - сказал отец, недовольно поморщившись.

- К тебе? - удивлялся В. - Ты теперь живешь на этой улице? Когда ты переехал?

- А, - махнул рукой отец, - это неважно.

Они зашли в подъезд многоэтажного дома и поднялись на третий этаж. Отец открыл дверь ключами, и они вошли в квартиру. Это была совершенно обычная городская квартира, и все же В. не мог избавиться от нехорошего чувства – ему стало здесь очень тоскливо, но почему, он не мог понять.

Отец скрылся в глубине квартиры, а потом объявился с целой кипой бумаг в руках.

- У меня куча дел, ты не представляешь, как я устал! - и отец тяжело вздохнул. В. промолчал.

- Вот! - сунул ему под нос бумаги отец. - Видишь? Это все мне! Они не кончаются, день ото дня бумаг становится только больше. Видишь?

В. кивнул.

- Пойдем, пойдем, я тебе покажу, - позвал его за собой отец. Они прошли в комнату. В. увидел здесь стопки обтрепанных бумаг. Они громоздились повсюду в виде неустойчивых башен, грозивших обрушиться на всякого, кто проходил мимо.

- Вот они! - вскричал отец. - Видишь, сколько их? А еще вчера этого не было! - и он разрушил рукой одну из башен. Бумаги разлетелись по всей комнате.

- Нет, я не могу! - вскричал отец. - Не могу! Не могу! Я с ума сойду из-за них! Что же мне делать? С утра до вечера я ни черта не вижу, кроме этих треклятых бумаг! Ничего кроме поганой макулатуры! Я не могу, не могу! - и отец застонал.

В. молчал. Он почему-то не чувствовал жалости к отцу. «Когда же ты замолчишь?» - думал В., но отец не унимался. Он все жаловался В. на свои беды, а В. ничего другого не оставалось, как только слушать. Он слушал, но не чувствовал сострадания. Ему был неприятен и отец, и все его бумаги.

 «Неужели ему не о чем больше говорить? - спрашивал себя В. и сам же себе отвечал: - Да, не о чем. Проблемы это все, что осталось в его жизни. Вся его жизнь – одна большая проблема».

Чем дольше причитал отец, тем больше росло недовольство В. Ему захотелось поскорее избавиться от этого человека, который так утомил его своим беспокойством.

Беспокойством, беспокойством… беспокойник! Что за беспокойник такой вспомнился В.? Откуда это? Ах да! Дом! Он же искал Дом! И тут В. понял, что начисто забыл о Доме. Он представил, что с ним будет, если он окончательно забудет о Доме, и пришел в ужас. Потихоньку он попятился к двери, надеясь улизнуть. Но отец словно почувствовал, что В. норовит сбежать, и вцепился в его руку.

- Поможешь мне? - заискивающим голосом спросил он.

В. хотелось развернуться и убежать прочь из квартиры, но он ответил:

- Конечно, помогу…

И они сели на пол и погрузились в работу с бумагами. В. пришлось что-то переписывать, перечитывать, пересчитывать. Он все думал: еще одну, последнюю бумажку, и я свободен, но бумагам не было конца. В. уговаривал себя как мог, убеждал, что его помощь необходима отцу, что от него не убудет, если он немного посидит здесь и покопается в бумагах, но в глубине души он знал, что лжет себе.

Он знал, что поступает неправильно. Он понимал, что в этих бумагах нет никакого смысла, что занимаясь такой ерундой, он и сам теряет ясность рассудка и забывает о том, что действительно ему дорого. Он все понимал, но он не мог бросить отца. Ему хотелось, как маленькому ребенку, вскочить и прокричать: «Я не хочу-у-у-у-у-у!», но он не был ребенком. Он был взрослым, а у взрослых есть обязательства, у взрослых есть семья, у взрослых есть чувство долга.

В. боролся за то, чтобы помнить. Но Дом становился все более далеким, призрачным… Все волшебство, которое В. обрел там, рассеялось, и осталась только серая обыденность. Остались одни проблемы.

Этого В. не мог вынести. Он поднялся и бросил на пол бумаги, которые держал в руках.

- Я ухожу! - сказал он отцу.

- Уходишь? - не понял отец. - Как уходишь? Ты не можешь уйти!

- Могу! - ответил В. - Могу и уйду!

- Я тебя не держу, - усмехнулся отец, - только куда же ты пойдешь?

- Я хочу вернуться в Дом!

- Что за Дом? Не мели чепухи!

- Это не чепуха! - вскричал В. - Дом есть, и я там был. Я снова вернусь туда!

- Ну, ну, - успокаивающе протянул отец. В. понял, что отец воспринимает его пылкую речь только как детский лепет и не более. Это его взбесило:

- Дом есть! И еще много чего есть на этом свете, ты и сам бы это понял, если бы хоть на миг оставил свои бумажки в покое!

- А ты думаешь, - со слезами на глазах спросил отец, - что мне нравится этим заниматься? Думаешь, я без ума от этой макулатуры? Да я каждый день только и мечтаю о том, как избавлюсь от нее!

- Так брось этот мусор ко всем чертям!

- Э нет, - отец посмотрел на В. как на опасного сумасшедшего, - я не могу. Я не хочу по миру пойти. Каждый должен работать, чтобы прокормить себя. Кто обо мне позаботится? Не ты же! Я слышал, какой ты выкинул фортель! - он смотрел на В. усмехаясь. - Бросил все – работу, невесту, квартиру! И что теперь? Что? Смотрю на тебя и ничего не вижу. Ничего в тебе не осталось. Раньше ты хоть что-то из себя представлял, а теперь кто ты? Ничтожество, фикция…

Что у тебя есть? Где оно, твое достояние? Покажи его мне! Покажи! Может, ума у тебя прибавилось? Так этого я не заметил. Или, может, ты добрее стал? Этого тоже не наблюдается. Или ты сокровище какое-то отыскал? Так где оно? Покажи! Нет у тебя ничего! Ничего! - кричал отец, сверкая глазами. - Ты нищий голодранец! Хочешь, чтобы и отец твой стал таким же? Хочешь, чтобы я, как ты, побирался на старости лет? Этого ты хочешь? Так ради чего мне так страдать, объясни мне! Ради чего?

В. смотрел на отца и не знал, что сказать. Как объяснить отцу в двух словах то, что В. осознал за многие годы тяжких раздумий? Как вдохновить его на подвиг, на который тот, очевидно, не был способен?

Отец рухнул без сил на колени, словно обличительная речь опустошила его. Он закрыл лицо руками. Этот жест был знаком В., он сам часто так закрывал лицо руками. И он знал, что выражает этот жест: отец чувствует себя одиноким и беспомощным. Отец страдает сейчас, и будет страдать завтра, и будет страдать еще неизвестно сколько. В. знал, что такое эта жизнь, беспросветная и невыносимо скучная, тягучая и топкая, как болото. Но как помочь отцу выбраться из этого болота? Никак. Изменить отца В. не мог. Одно только оставалось В.: уйти, не прощаясь и не оборачиваясь.