Макс Мах - Хищник

— Хочешь вина? — спросил Че.

— Нет, — покачала головой О, — сегодня я пью только водку.

Она протянула белую изящную руку, в которой трудно, практически невозможно было угадать смертоносную длань превосходной танцовщицы, и взяла с полки-столика, устроенной в изголовье, нефритовую чашечку.

— Налей мне, Че.

— Слушаюсь и повинуюсь, мерайя, — улыбнулся господин Че и, подхватив терракотовый кувшин, плеснул, не расплескав, впрочем, ни капли, прозрачной, обдавшей их дыханием виноградников жидкости, в две одинаковые чашечки, Ши и себе. Потом взял свою двумя пальцами и поднес к лицу. Это была виноградная водка с восточного побережья, «Кровь солнца», крепкая, чуточку сладкая, и невероятно ароматная. Дышать ею было не менее приятно, чем пить.

— Итак, господин рассказчик… — улыбнулась О, пригубив водку. — С чего вы начнете свой рассказ? С принесения страшных клятв? Или потребуете, быть может, платы, несовместимой с моими честью и достоинством?

Ее глаза сияли, она была счастлива и красива, и, как выяснилась, умела понимать не высказанное вслух не хуже лучших из мужчин, смарагдового господина Ё, например, или жемчужного господина Э.

— Да, красавица! — Серьезно, насколько мог, кивнул Че. — Тебе предстоит услышать длинную повесть о делах давних и таинственных, но плату я, так и быть, с тебя не возьму. Вернее, не возьму сейчас. Она слишком велика, моя госпожа, и тебе придется теперь расплачиваться всю жизнь, Мерайя, потому что я тебя никуда от себя не отпущу. Никогда.

— Господин Че, — нахмурилась Вторая Младшая О, — вы делаете мне формальное предложение вступить с вами в брачный союз?

— Да, — в тон ей ответил Че. — Это так, моя сапфировая госпожа. И через два восхода Аче я предполагаю навестить Первого О в вашей семейной резиденции на Сладких Водах и обсудить с ним условия брачного договора.

— Дед может захотеть за меня много денег, — как бы в задумчивости, произнесла О, но из ее интонации было неясно, гордится ли она своей «ценой» или сожалеет о «жадности» главы клана. — Я довольно дорогое украшение, мой жемчужный господин, если вы об этом не знали.

— Мне принадлежит одно из самых больших состояний империи, — сказал тогда Че и снова понюхал водку в своей чашечке, давая О возможность вполне оценить смысл его слов. — Но думаю, что Первый О не запросит больше «одного гроша».

— Почему? — Ши не могла не знать об обычае «условной платы». «Один грош», говорили в этом случае, хотя на самом деле такой монеты в империи давно уже не существовало. Самой маленькой была, кажется, «восьмушка», но так ли это Вторая Младшая О в точности не знала, она редко и с неохотой пользовалась «железными деньгами», как, впрочем, и большинство других известных ей лично людей. Да, и пользуясь, — расплачиваясь «ракушками и камешками», — вряд ли ей хоть раз приходилось иметь дело с суммами меньше большого золотого империала.

— Почему? — спросила она, стремительно перебирая в уме различные предположения относительно мотивов, способных заставить ее великого деда отказаться от возможности продать ее «лоно и имя» подороже.

— Потому что, выйдя за меня замуж, Мерайя, ты поднимешься вровень со своим дедом, а возможно, встанешь и выше него. И он это знает, корфа, как знает и то, что за такую честь денег не берут, за нее платят. Но мы найдем, чем одарить друг друга, я и он, — откровенно усмехнулся Че. — Он ведь любит редкости, не правда ли?

— Так, — кивнула женщина, на которую уже эта несколько затянувшаяся преамбула будущей истории произвела, по всей видимости, весьма сильное впечатление.

— Ну, вот и славно, — еще шире улыбнулся господин Че, знавший, что сейчас удивит Ши еще больше. — Я заплачу ему за тебя, Мерайя, настоящий гегхский грош. Их дошло до наших дней всего два. Один принадлежит императорской сокровищнице, другой — мне.

— Гегхский грош? — недоверчиво переспросила пораженная этим сообщением О, сила ее эмоций выразилась в падении речевого тона сразу на два уровня. — Сколько же может стоить теперь гегхский грош?

— Он бесценен, как любая по-настоящему редкая, а вернее, уникальная вещь, — ответил Че и отпил наконец из чашечки.

— Великолепно! — воскликнул он через мгновение, вполне насладившись живым огнем, омывшим язык и небо. — А теперь, с твоего позволения, красавица, я набью себе трубку — не хочется звать сюда рабов, не так ли? — закурю, и начну свой неспешный рассказ. Не возражаешь?

— Ничуть! — Казалось, она не изменила положение тела, а само это божественное тело перетекло плавно и завораживающе грациозно из одного «статического состояния» в другое, такое же эфемерно краткое и необязательное, как и любое мыслимое положение «динамического начала» в непрерывно изменяющихся пространстве и времени.

Боги! Ши'йя Там'ра О была прекрасна, желанна и любима. И она была Она, и большего счастья господин Че не мог себе вообразить. Честно говоря, еще менее суток назад он вообще не знал, что такое счастье, и это в нынешней — так резко и неожиданно — изменившейся ситуации было удивительнее всего. Но он не удивлялся, он был счастлив.

— Ты ведь знаешь, Мерайя, историю принцессы Сцлафш? — спросил он голосом опытного повествователя и пыхнул трубкой.

Могла ли она не знать? Был ли вообще в империи хоть кто-нибудь, кому не рассказали бы эту историю еще в раннем детстве и не вдолбили затем со всеми подробностями в пору ученичества? Ее удивил вопрос Че, и чувство удивления выразили глаза, вспыхнувшие голубизной так, что затмили, кажется, и набиравшую силу Аче, и терявшую светимость Че.

— Значит, знаешь, — кивнул господин Че, как бы соглашаясь с очевидным. — Мятеж был подавлен, — сказал он, словно бы продолжая начатый загодя рассказ. — Мятежники уничтожены, и Ахан проснулся к новой жизни, имея принцессу в качестве единственного выжившего члена королевской семьи, и новую аристократию, пришедшую на место начисто вырезанной старой. Ведь и твой предок, сапфировая О, до мятежа был всего лишь городским кузнецом, не так ли?

— Да, — согласилась Ши, да и не о чем тут было спорить: история дома О являлась частью истории империи. — Он ковал оружейную сталь в Пре… Но старая аристократия исчезла, — добавила она, начиная «разматывать» в уме «простые хитрости» непростого повествования. — Королевский дом не был возрожден в связи с гибелью всех законных наследников первой и второй очереди. Поэтому Сцлафш создала новый — императорский — дом.

Ну, что ж, Ши'йя Там'ра О была почти права и наверняка повторила сейчас по памяти слова кого-то из своих учителей. Но все так и случилось тогда, три тысячи лет назад. Или почти так, потому что не все ясно и просто было с этой историей, и не все очевидное оказывалось при ближайшем рассмотрении действительным.

Начать с того, что последний король Ахана, — а Йаар, что бы ни утверждала писаная история, сначала все-таки стал королем, — и первый Аханский император, по всем законам, божеским и человеческим, с большими основаниями мог считаться князем Майяны, чем наследником королевского дома Йёйж. Он ведь был всего лишь внуком принцессы Сцлафш — дочери последнего законного короля. Не сыном, как утверждали официальные историки, а внуком, наследуя, таким образом, корону по женской линии и через поколение, но являясь одновременно родным внуком (и уже по главной — мужской линии) Серва — князя Майяны, знаменитого Седого Льва, великого злодея аханской истории. Однако обстоятельство это, хоть и не скрывалось, но было хорошо спрятано за завесами слов. Его обходили стороной, предпочитая вести род аханских императоров от Защитницы Очага Сцлафш, правившей не столько в силу закона, сколько по праву силы или, лучше сказать, по праву Воздаяния. Но даже она не решилась возложить на себя корону королевства Ахан, в котором всегда правили только короли. И своего сына, зачатого в ужасе насилия, она не короновала тоже. Возможно, из мести, а, может быть, и из других соображений, однако только ее внук Йаар стал королем, хотя и пробыл им недолго. Буквально через три года после коронации, на Легатовых полях, где были в последний раз начисто разгромлены гордые гегх, родилась Аханская империя, и, потеряв родовое имя Йёйж, Йаар стал Ийааром — Первым Императором.

— Как видишь, — сказал Че, попыхивая трубкой. — Как минимум, один потомок великих князей жив и поныне.

— В чем смысл притчи? — чуть прищурилась Ши. — Что здесь кажется, а не есть?

Очевидно, история, рассказанная господином Че, задела женщину не на шутку, вот только, что именно заинтересовало Вторую Младшую О, сказать было сложно. Исторический ли экскурс, сделанный для нее любовником, стремительно превращавшимся в «возлюбленного супруга», или сам Че Золотоглазый, его незаурядная внешность, странное, тревожащее душу обаяние и изысканная манера говорить. А речью, если уж не входить во все иные подробности, господин Че владел, как мало кто другой из известных даме Ши людей.