Стивен Кинг - Низкие люди в желтых плащах
— Да что сегодня такое? — спросил Джорджи. — То гудок прогудел раньше времени, а теперь чертовы городские часы убежали вперед.
— Может, от жары, — предположил Бобби.
— Ну-у-у… — Он с сомнением посмотрел на Бобби. — Объяснение не хуже других.
«Угу, — подумал Бобби, выходя на улицу. — И куда безопаснее некоторых других».
* * *Бобби пошел к Ривер-авеню, покусывая на ходу хлеб. К тому времени, когда он нашел свободную скамейку на берегу реки Хусатоник, значительная часть половинки батона уже успела исчезнуть у него в животе. Из камышей вперевалку появились утки, и Бобби принялся крошить для них остатки батона, по обыкновению посмеиваясь над тем, как жадно они кидались за брошенными кусками, и над тем, как они запрокидывали головы, чтобы проглотить схваченный кусок.
Через некоторое время у него начали слипаться глаза. Он посмотрел на реку, на узоры отраженного света, скользящие по ее поверхности, и ему захотелось спать еще больше. Ночью он спал, но его сон не принес с собой отдыха. Теперь он задремал, зажимая в кулаке хлебные крошки. Утки покончили с тем, что было рассыпано в траве и придвинулись ближе к нему, тихо задумчиво покрякивая. В двенадцать двадцать куранты на городской площади пробили два часа. Прохожие покачивали головами и спрашивали друг у друга, куда идет мир. Бобби все глубже уходил в дремоту, и когда на него упала тень, он не увидел ее и не почувствовал.
— Э-эй, малыш!
Голос был негромкий и напряженный. Бобби выпрямился, судорожно вздохнув. Кулаки у него разжались и рассыпали оставшиеся крошки. Снова у него в животе заклубились змеи. Это не был Уилли Ширмен, или Ричи О'Мира, или Гарри Дулин — он знал это даже во сне. Но он почти пожалел, что это не кто-то из них. Или даже пусть все трое. Кулачная расправа это еще не худшее, что может случиться. Да, не худшее. Черт, и как это он умудрился заснуть?
— Малыш.
Утки наступали Бобби на ноги, дрались из-за неожиданно обильного угощения. Их крылья задевали его лодыжки и икры, но ощущение это было далеким-далеким. Он видел на траве перед собой тень мужской головы. Мужчина стоял позади него.
— Малыш!
Медленно со скрипом Бобби обернулся. На мужчине будет желтый плащ, а на нем будет глаз — сверлящий красный глаз.
Но на стоявшем позади мужчине был бежевый летний костюм, пиджак топорщился над брюшком, которое начинало наливаться в брюхо, и Бобби сразу понял, что это не один из них. Глаза не зазудели сзади, поле зрения не исчертили черные нити… но самое главное было, что это не тварь, прикидывающаяся человеком, а настоящий человек.
— Что? — спросил Бобби вялым голосом. Он все еще не мог поверить, что он вот так задремал, вот так провалился в сон. — Чего вам нужно?
— Я дам тебе два бакса, если ты позволишь мне пососать, — сказал мужчина в бежевом костюме. Он сунул руку в карман и вытащил бумажник. — Встанем вон за тем деревом, и нас никто не увидит. И тебе понравится.
— Нет, — сказал Бобби и встал. Он не совсем понял, о чем говорил человек в бежевом костюме, однако и того, что он понял, было достаточно. Утки прыснули во все стороны, но крошки были слишком большим соблазном, и они вернулись, поклевывая и вертясь возле кроссовок Бобби. — Мне пора домой. Мама…
Мужчина шагнул ближе, все еще держа перед собой бумажник. Словно он решил отдать его Бобби целиком, а не какие-то там паршивые два доллара.
— Тебе не надо будет меня. Только я тебя. Что скажешь? Ладно — три доллара.
— Да нет, правда. Я…
— Тебе понравится. Всем мальчикам нравится. — Он потянулся к Бобби, и внезапно Бобби вспомнил, как Тед взял его за плечи, как Тед положил ладони ему на лопатки, как Тед притянул его к себе так близко, что они почти могли поцеловаться. Теперь было совсем не так… И все-таки так. Почему-то так.
Без всякой мысли Бобби нагнулся и схватил утку. Он поднял ее — возмущенно крякающий вихрь клюва и крыльев, перепончатых лап — еле успел заметить черную бусину одного глаза — и швырнул ее в мужчину в бежевом костюме. Мужчина завопил и вскинул ладони, чтобы заслонить лицо, выронив бумажник.
Бобби убежал.
* * *Он шел через площадь, направляясь домой, когда увидел на столбе перед маленькой кондитерской объявление. Подошел к нему и прочел в безмолвном ужасе. Он не помнил своего сна, но в нем было что-то вроде такого. В этом он был уверен.
ВЫ НЕ ВИДЕЛИ БРОТИГЕНА!
Он просто СТАРЫЙ ДВОРНЯГА, но МЫ ЛЮБИМ ЕГО!
У БРОТИГЕНА БЕЛЫЙ МЕХ И ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА!
ОЧЕНЬ ЛАСКОВЫЙ
БУДЕТ ЕСТЬ ОБРЕЗКИ ИЗ ВАШИХ РУК!
МЫ уплатим ОЧЕНЬ БОЛЬШУЮ НАГРАДУ
($$$$)
ЕСЛИ ВЫ ВИДЕЛИ БРОТИГЕНА!
ПОЗВОНИТЕ ХОуситоник 5–8337!
(ИЛИ)
ДОСТАВЬТЕ БРОТИГЕНА в № 745 Хайгет-авеню!
Дом СЕМЬИ САГАМОР!
«Нехороший день, — подумал Бобби, глядя, как его рука тянется к объявлению, срывая его со столба. Чуть дальше со шпиля навеса кинотеатра «Харвич» свисал голубой хвост воздушного змея. — Очень нехороший день. Не надо было мне уходить из дома. И вообще, надо было остаться в кровати».
ХОуситоник 5–8337 — точно, как в объявлении о Филе, вельш-корги… вот только если в Харвиче была телефонная станция ХОуситоник, то Бобби никогда про нее не слышал. Некоторые номера были станции Харвич. Другие — станции Коммонвелф. Но ХОуситоник? Нет. Ни здесь, ни в Бриджпорте.
Он смял объявление и выбросил его на углу в урну «СОХРАНИМ НАШ ГОРОД ЧИСТЫМ И ЗЕЛЕНЫМ». Однако на другой стороне он нашел точно такое же. А еще дальше — третье на угловом почтовом ящике. Он сорвал и их. Низкие люди либо были совсем близко, либо пришли в отчаяние. Или же и то, и другое вместе. Теду вообще нельзя сегодня выходить — надо поскорее сказать ему. И пусть готовится бежать. Придется сказать ему и это.
Бобби направился напрямик через парк — он и сам почти бежал, торопясь поскорее добраться домой, и почти не услышал слабого срывающегося зова, который донесся откуда-то слева от него:
— Бобби…
Он свернул с дорожки и нырнул под деревья. То, что он там увидел, заставило его уронить на землю бейсбольную перчатку. Она была модели Алвина Дарка, эта перчатка, и потом он ее не нашел. Кто-то, решил он, проходил мимо и увел ее, ну и что? В дальнейшем ходе дня эта паршивая перчатка меньше всего его заботила.
Кэрол сидела под тем же вязом, под которым утешала его. Она подтянула колени к груди. Лицо у нее было пепельно-серым. Черные круги шока опоясали ее глаза, придав ей сходство с енотом. Из одной ноздри сочилась ниточка крови. Левая рука лежала поперек живота, туго натягивая ее блузку на две маленькие выпуклости, которые через год-другой превратятся в груди. Локоть этой руки она поддерживала правой ладонью.
На ней были шортики и широкая блузка с длинными рукавами — такая, какие надевают через голову. Позднее Бобби возложит большую часть вины за то, что произошло, на эту ее дурацкую блузку. Наверное, она надела ее, опасаясь солнечных ожогов — зачем еще нужны длинные рукава в такой убийственно жаркий день? Сама она ее выбрала или миссис Гербер ее заставила? Но так ли уж это важно? «Да, — подумает Бобби, когда найдется время подумать. — Да, важно! Черт дери, очень важно!»
Но пока блузка и ее длинные рукава значения не имели. В этот первый миг он видел только плечо Кэрол: казалось, что их не одно, а два.
— Бобби, — сказала она, глядя на него блестящими мутными глазами. — Они меня покалечили.
Естественно, она была в шоке. Да и он сам уже был в шоке и действовал инстинктивно. Попытался поднять ее на ноги, и она закричала от боли — Господи, какой это был крик!
— Я сбегаю за помощью, — сказал он, опуская ее на землю. — А ты жди тут и не шевелись.
Она мотнула головой — осторожно. Чтобы не потревожить руку. Ее голубые глаза казались совсем черными от боли и ужаса.
— Нет, Бобби, нет, не бросай меня тут! Что, если они вернутся? Что, если они вернутся и покалечат меня еще больше? — Часть того, что произошло в этот жаркий четверг, он забыл, забыл, как от удара взрывной волны, но эти минуты навсегда остались четкими: Кэрол смотрит на него и говорит: «Что, если они вернутся и покалечат меня еще больше?»
— Но… Кэрол…
— Я смогу идти. Если ты мне поможешь, я смогу идти. Бобби осторожно обнял ее за пояс, надеясь, что она не закричит. Это так было страшно!
Кэрол медленно поднялась на ноги, опираясь спиной о ствол дерева. Пока она вставала, левая ее рука чуть шевельнулась.
Нелепое двойное плечо вздулось и дернулось. Она застонала, но, слава Богу, не закричала.
— Может, не надо? — сказал Бобби.
— Нет. Я хочу выбраться отсюда. Помоги мне. Господи, как больно!
Когда она совсем выпрямилась, ей как будто стало чуть легче. Они вышли из деревьев с медленной торжественностью, будто пара, идущая к алтарю. За тенью деревьев день еще больше обдавал жаром и был слепяще ярок. Бобби огляделся, но никого не увидел. Где-то в глубине парка десяток малышей (наверное, Воробушки или Малиновки из Стерлинг-Хауса) хором пели песню, но вокруг бейсбольных полей не было ни души — ни ребятни, ни мамаш, катящих коляски с младенцами, и никаких признаков Реймера, здешнего участкового, который в хорошем настроении мог угостить мороженым или арахисом в пакетике. Все от жары попрятались по домам.
