Харуки Мураками - 1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 1. Апрель-июнь
Сторонники второй группы точно так же отрицали капиталистическую систему труда, но от политики держались подальше и своим идеалом считали жизнь в первозданной природе на полном самообеспечении. Общим числом «умеренные» значительно превосходили «боевиков». Однако отличались от них, как вода от масла. Поскольку у земледелия задача только одна, по хозяйственным вопросам разногласий не возникало. Но всякий раз, когда перед коммуной вставал вопрос, куда и как развиваться дальше, мнения тут же разделялись. Принимать решения становилось все сложнее, любые дебаты переходили в ссоры. Окончательное размежевание было всего лишь вопросом времени.
Вскоре примирять «умеренных» с «боевиками» стало практически невозможно. Вопрос, чью позицию занять окончательно, встал перед Фукадой ребром. А уж он-то прекрасно понимал, что в Японии 70-х для революции не может быть ни условий, ни предпосылок. Та революция, о которой он говорил до сих пор, была всего лишь метафорой, мифическим идеалом для лучшей самоорганизации людей. Чем-то вроде пряности, от которой блюдо вкуснее.
Но бывшие студенты Фукады стремились к совершенно иному исходу. Они жаждали настоящей революции с настоящей кровью. Конечно, он сам во всем виноват. Пока молодежь бунтует, вбивать в головы студентиков бред о кровавой расправе над мировой тиранией — верх безответственности. Если бы он хоть напоминал им почаще, что все это — просто красивый миф. Человек он, конечно, порядочный и большого ума. Ученый просто блестящий. Да вот беда — слишком увлекся теорией и пьянел от собственных формулировок. Забывая о том, что на практике даже самые красивые замыслы должны подкрепляться стройными аргументами. Которых ему — увы! — постоянно недоставало.
Вот так «Авангард» раскололся на два лагеря. «Умеренные» остались в той же деревне, а «боевики» переселились в заброшенную деревушку по соседству, километров за пять от первой, и устроили там революционный форпост. Как и все, кто переехал в коммуну с семьями, Фукада остался в первом поселении с большинством «Авангарда». Общину разделили по-дружески. Средства для обустройства «боевиков» на новом месте Фукада снова откуда-то добыл. И по крайней мере внешне отношения между группами оставались дружественными даже после раскола. Деревеньки договорились обмениваться продуктами и вещами, а для пущей экономии продавали свой урожай совместно одним и тем же оптовикам. Оба хозяйства просто не выжили бы на подножном корму, не помогай они друг другу, когда нужно.
Но время шло, и постепенно всякие сношения, кроме экономических, между коммуной и «новыми раскольниками» прекратились. Неудивительно — все-таки у них были слишком разные цели. И только Фукада продолжал общаться со своими студентами-радикалами. Ему не давала покоя ответственность за их судьбы. Все-таки именно он собрал их когда-то в единую группу, а потом привел в горы Яманаси. И бросить их там на произвол судьбы было выше его сил. Не говоря уже о том, что радикалы постоянно нуждались в деньгах из его секретного источника.
— Я чувствовал, что сознание моего друга не на шутку раздвоилось, — вздохнул сэнсэй. — С одной стороны, ни в саму возможность революции, ни в ее героическую романтику Фукада больше не верил. Но и полностью отрицать необходимость революции тоже не мог. Отрицание революции привело бы его к отрицанию всей жизни, прожитой до сих пор. Ему пришлось бы выйти к людям и публично покаяться в своих заблуждениях. Но как раз на это он был не способен. Мешала и непомерная гордость, и опасение, что после такой покаянной речи среди его учеников-радикалов начнется паника. На данном же этапе Фукада мог хоть как-то этих ребят контролировать.
Вот почему, несмотря на раскол общины, он продолжал регулярно навещать своих студентов-сепаратистов. Оставаясь лидером «Авангарда», он получил роль советника в группе «боевиков». Человек, разуверившийся в революции, продолжал разъяснять людям революционные идеи. А люди эти помимо ежедневной работы в поле активно занимались боевой и идеологической подготовкой. И в своей политической ориентации становились, против воли своего учителя, все большими экстремистами. Вскоре группа раскольников превратилась в тайную секту, и никто посторонний зайти в их деревню больше не мог. А за их призывы к вооруженному восстанию Управление безопасности зачислило их в список общественных организаций, требующих повышенного внимания полиции…
Сэнсэй еще раз оглядел свои руки, сложенные на коленях. И вновь поднял голову.
— Раскол «Авангарда» произошел в семьдесят шестом году. А еще через год Эри сбежала из «Авангарда» и стала жить у меня. Примерно тогда же «Авангард» переименовали. Теперь они называются «Утренняя заря».
Тэнго прищурился.
— Но постойте… — сказал он и задумался. Секта «Утренняя заря»? Где же он о ней слышал? В памяти всплывали только смутные обрывки воспоминаний. Подобия фактов, но не факты как таковые. — А это, случайно, не шайка головорезов, о которой недавно кричали во всех новостях?
— Она самая, — кивнул сэнсэй. И посмотрел на Тэнго в упор. — Та же секта «Утренняя заря», что устроила перестрелку с полицией на озере Мотосу.
Перестрелка с полицией, вспомнил Тэнго. Как же, громкое было событие. Однако никаких деталей самого инцидента он вспомнить не мог. Словно этот отрывок в его памяти кто-то аккуратно вырезал ножницами. И чем больше Тэнго пытался сосредоточиться, тем отчетливей ощущал, будто ему с силой перекручивают все тело. Верхнюю половину в одну сторону, нижнюю — в другую. В мозжечке тоскливо заныло, воздух показался страшно разреженным. Звуки стали глухими, как под водой. Неужели опять чертов приступ?
— Что с вами? — спросил сэнсэй. Его взволнованный голос звучал откуда-то издалека.
Тэнго покачал головой.
— Все в порядке, — выдавил он. — Сейчас пройдет.
Глава 11
АОМАМЭ
Тело как храм души
На всем белом свете найдется крайне мало людей, способных так же мастерски, как Аомамэ, бить человека ногами по яйцам. Варианты ударов она тщательно отрабатывает каждый день — как в тренировочном режиме, так и на практике. Самое главное в ударе ногой по яйцам — способность отбросить всякие сомнения. Противник должен быть поражен в самое святая святых, яростно и беспощадно. Примерно как Гитлер вторгся в Бельгию и Голландию, нарушив пакты о нейтралитете, — и, ослабив границы, раздавил всю Францию. Никаких колебаний. Бац! — и ты победитель.
Приходится признать: почти никаких других способов завалить мужика, который сильнее тебя, не существует, повторяла Аомамэ точно мантру. Именно этой частью тела животное по имени Мужчина гордится — не сказать «размахивает» — больше всех остальных. И как правило, защищает ее меньше всего. Эту простую истину и нужно поставить себе на службу.
Какую боль чувствует мужчина от удара по яйцам, Аомамэ, будучи женщиной, понятно, не знала. И даже представить себе не могла. Но, судя по тому, как перекашивалось лицо противника, эта боль была зверской. Каким бы сильным или крутым мужик ни был, на ее памяти еще никто с этой болью не совладал. Не говоря уже о том, что к самой боли явно примешивалась досада от уязвленного мужского самолюбия.
— Пожалуй, это похоже на временный конец света, — сказал ей, хорошенько подумав, один мужчина в ответ на расспросы.
Аомамэ невольно задумалась над этим сравнением. Конец света?
— Иначе говоря, — уточнила она, — конец света — это все равно что тебя со всей силы пнули по яйцам?
— Ну, конца света мне испытывать не приходилось, не знаю. Но наверное, что-то вроде того. — Мужчина задумчиво уставился взглядом в пространство. — Чувствуешь лишь полное бессилие. Мрачное, бесконечное и безысходное.
После этого разговора, ближе к полуночи, Аомамэ посмотрела по телевизору фильм «На последнем берегу», американскую картину 1959 года. Между Штатами и Советами разразилась полномасштабная война; мириады ядерных ракет, точно стаи летучих рыб, проносились над океаном в разные стороны, грозя разнести на куски планету и уничтожить все человечество. Благодаря капризам ветров облако смертоносного пепла еще не добралось до Австралии. Но и это был вопрос времени. Человечество уже подписало себе приговор. И разные люди, каждый по-своему, доживали последние дни своих жизней. Такой вот сюжет. Совершенно черное и безысходное кино (хотя каждый его персонаж и ожидал конца света как избавления, отметила Аомамэ).
Досмотрев такое кино в одиночку после полуночи, Аомамэ как будто немного отчетливее поняла, что такое боль от удара ногой по яйцам.
Окончив институт физкультуры, Аомамэ четыре года прослужила в компании по производству спортивных напитков и биодобавок. А параллельно играла за ту же фирму четвертым аутфилдером в женской команде по софтболу. Команда была очень сильной и даже несколько раз попадала в восьмерку чемпионов страны. Однако через неделю после гибели Тамаки Аомамэ подала заявление об уходе. На этом ее спортивная карьера закончилась. Больше такой спорт, как софтбол, ее не привлекал. Аомамэ хотелось начать жизнь сначала. И по совету старшей подруги-однокашницы она устроилась на работу инструктором в спортивный клуб на Хироо.
