Джулиана Бэгготт - Пепельное небо
— Мой старший брат уже ходил в детский сад.
— Тем не менее…
— Я понимаю, что это странно. — Партридж садится в одно из кресел и откидывается на спинку. Брэдвел что, провоцирует его? — Я не понимаю, что странно, а что нормально, если честно.
— Где сейчас твой брат?
— Он мертв, — быстро произносит Партридж, будто это может облегчить боль в груди.
Брэдвел на мгновение замолкает.
— Мне жаль.
Он словно извиняется за многие бестактности, например, за то, что считает жизнь Партриджа легкой прогулкой.
Партридж не рисуется перед Брэдвелом, хотя знает, что мог бы. Вместо этого он говорит:
— Все в порядке.
— Как он погиб?
Партридж отворачивается. Его взгляд блуждает по металлическим стенам, крюкам с нанизанными животными, ящику.
— Он убил себя.
— В Куполе? — недоверчиво спрашивает Брэдвел. — Как мог тот, кому повезло жить в Куполе, убить себя?
— Это не так уж и необычно. И уже не считается бесчестьем, как раньше. Учитывая очень небольшой процент смертей от болезней и теорию ограниченных ресурсов, это по-прежнему ужасно, но больше не рассматривается как эгоизм. Иногда даже воспринимается как щедрость.
— Теория ограниченных ресурсов? — переспрашивает Брэдвел. — Они спланировали апокалипсис, потому что хотели, чтобы Земля выжила, самовосстановилась, и к тому моменту, как они используют свои ограниченные ресурсы, мировые уже будут готовы к использованию. Вот и весь миленький план.
— Ты действительно так думаешь? — спрашивает Партридж.
— Не думаю, а знаю.
— А я знаю только то, что мой брат был хорошим парнем и люди восхищались им. Он был истинной ценностью, и он был лучше, чем я. Лучшим. Есть на свете вещи и похуже, чем самоубийство. Вот как я считаю.
— Например?
— К чему все эти вопросы? У нас есть план?
Брэдвел вынимает из-за пояса нож, кладет лебедя на ящик и встает на колени.
— Что ты делаешь? — спрашивает Партридж.
Брэдвел понимает нож, держась за рукоятку, и быстро, одним движением, обрушивает его на кулон. Живот лебедя трескается пополам.
Не успев обдумать свои действия, Партридж вскакивает и толкает Брэдвела на землю. Он вцепляется в руку Брэдвела, в которой тот держит нож, хватает за другое запястье и начинает давить ему на шею.
— Что ты наделал? — кричит Партридж. — Это принадлежало моей матери! Ты знаешь, что это для меня значило?
Брэдвел напрягает мышцы шеи и сипит:
— Мне плевать, что это для тебя значило.
Партридж отталкивает его и затем позволяет ему встать. Брэдвел садится, потирая шею. Партридж подбирает обе половинки лебедя. Шея, драгоценные глаза и отверстие для цепочки остались нетронутыми. Только живот уменьшился в два раза, открыв полую сердцевину. Партридж присматривается к двум половинкам.
— Это не просто кулон, — говорит Брэдвел, прислонившись к металлической стене. — Он пустой внутри. Я прав?
— Какого черта ты это сделал?
— Так было нужно. Там что-то есть внутри?
Партридж поднимает кулон и видит непонятные иностранные надписи.
— Я не знаю, — отвечает Партридж. — Надписи. Я не могу их прочесть, они на другом языке.
Брэдвел протягивает руку:
— Можно мне взглянуть?
Партридж с неохотой отдает обе половинки Брэдвелу. Тот внимательно осматривает их, держа над лампочкой посреди комнаты.
— Ты знаешь, что они значат? — нетерпеливо спрашивает Партридж.
— Я потратил годы, чтобы самостоятельно выучить японский. Мой отец говорил на многих языках, и его исследования содержат массу переводных работ. Я не говорю на японском. Но читать немного умею.
Партридж усаживается рядом с ним к лампочке.
— Вот это, — говорит Брэдвел, указывая на первые два символа, — означает «мой».
Затем он переводит палец к следующей группе символов — .
— А это слово я узнаю где угодно. Первое слово, значение которого я посмотрел. Оно означает «феникс».
— «Мой феникс»? — повторяет Партридж. — Но в этом нет смысла. Мой отец не говорит по-японски. Я никогда не слышал, чтобы он называл мою маму каким-либо ласковым прозвищем. Он был не такой.
— Может быть, это не от него, — говорит Брэдвел.
— Что может означать «мой феникс»? — спрашивает Партридж.
— Я не знаю, от кого это, но все сходится. Это означает, что твоя мать и тот, кто дал ей кулон, многое знали, — объясняет Брэдвел. — Возможно, она тоже знала обо всем.
— Обо всем? Что ты имеешь в виду?
— Операция «Феникс», — отвечает Брэдвел. — Так называлась вся миссия.
— Взрывы…
— Армагеддон. Новый Эдем. Детище твоего отца. Новая цивилизация возродилась бы из пепла, как феникс. Хорошее название, не правда ли?
Брэдвел поднимается и закашливается, его шея краснеет. Партридж чувствует себя виноватым за то, что пытался придушить его. Брэдвел протягивает Партриджу железное ведро, которое когда-то, видимо, использовали для хранения требухи.
— Положи сюда свою одежду и вещи матери. Нам нужно сжечь их. Уничтожить все «жучки».
Партридж ошеломлен. Он передает Брэдвелу небольшой сверток со своей одеждой и рюкзак, хотя он уже вынул из него все материны вещи.
— Что, если я просто почищу все ее вещи? — предлагает он. — Я уверен, что с ними все в порядке.
Партридж вертит в руках открытку, ища «жучки». Он нащупывает маленькое жесткое уплотнение, смачивает палец слюной и трет бумагу. Она расклеивается, и становится виден чип — тонкий, как лист бумаги, но жесткий, из белого пластика, и крошечный.
— Вот дерьмо, — говорит Партридж. — Открытка-то хоть настоящая? Интересно, мама действительно ее подписывала?
Он начинает ходить кругами по комнате.
— Глассингс получил разрешение на эту экскурсию, — продолжает Партридж. — Он мой учитель по мировой истории. Может быть, они и хотели, чтобы я украл вещи. Может быть, они знали, что я сделаю это, и спланировали все подобным образом.
— Открытка может быть настоящей. А чип могли прикрепить к ней позже. — Брэдвел протягивает руку, и Партридж бросает чип ему в ладонь. — Мы пошлем их в погоню.
Брэдвел закрепляет чип на проволоке, используя сильно пахнущие домашние эпоксиды из банки. Затем он открывает клетку, в которой сидят крысоподобные существа, ловит одноглазого грызуна и приматывает чип к его груди. Крыса дергается, пока Брэдвел прикручивает к ней проволоку, закрепляя концы, чтобы крепко держались. Затем он подталкивает крысу к сливу в полу и запихивает ее туда. Партридж слышит, как животное шлепается на пол и быстро уносится прочь.
Брэдвел выливает пахучую жидкость на одежду в ведро. Партридж в последний раз заводит шкатулку.
Брэдвел поджигает ведро. Пламя вздымается вверх.
Когда мелодия заканчивается, Партридж протягивает Брэдвелу шкатулку, и тот бросает ее в огонь. Они стоят и молча смотрят на пламя.
— Где фотография? — спрашивает Брэдвел.
— Что? И ее тоже?
Брэдвел кивает. Партридж не может вытащить ее из защитной упаковки, не может заставить себя снова взглянуть на нее. Он утешает себя тем, что изображение останется в его памяти. Он поднимает снимок над ведром, выпускает из рук и отворачивается. Невозможно смотреть, как пламя съедает лицо матери.
Затем Партридж берет часть кулона, ту, в которой остался синий камень и до сих пор цела петля.
— Что, если Прессия вернется сюда? — спрашивает Партридж. — Пусть она знает, что мы ищем ее, что мы не бросили ее. Мы можем оставить половинку кулона, с камнем, для нее, а сами возьмем половинку с надписью.
Брэдвел подходит к месту, где он прячет оружие. Встает на колени, вытаскивает кирпичи и достает оттуда ножи, крюки и пистолеты.
— Я не знаю, что делать.
— Я просто не могу сжечь кулон, — говорит Партридж. — Не могу и все.
Брэдвел раскладывает оружие.
— Отличная идея. Взять половину, оставить другую. Главное, что мы должны двигаться прямо сейчас. Чем больше времени мы потеряем, тем меньше шансов у нас спасти ее.
Он помещает нож мясника и крюк в ремни на куртке и в петли на поясе.
— Куда мы пойдем? — спрашивает Партридж.
— Есть только один человек, насколько я знаю, который не подчиняется Куполу, — говорит Брэдвел. — Она живет в Тающих землях, на огромном пустыре. Она единственная, у кого есть власть и кому мы можем доверять.
— Если Тающие земли так огромны, то как мы ее найдем? — спрашивает Партридж.
— Нет, все будет не так, — качает головой Брэдвел, протягивая Партриджу мясной крюк и нож. — Не мы найдем ее, а она — нас.
