У каждого свои тараканы, или – Шаги к дому - Юлиана Лебединская
– Если тебя сейчас уволят, ты не будешь против, если я займу твоё место?
Герасим неопределённо мотнул головой. Смысл фразы дошёл до него не сразу.
У кабинета родного дядюшки, Гера оправил рубашку и пожалел, что сегодня без галстука. Дядя любит официоз.
Рыжая секретарша доложила учредителю издательства о новом посетителе, и Гера шагнул за порог.
– Вызывали, Борис Михайлович?
– Ты что натворил, мерзавец? – высокий плотный мужчина в синем костюме и при галстуке в полоску стоял возле широкого круглого стола и потирал кулаки. – Ты понимаешь, что певица с вероятностью девяносто девять и девять процентов выиграет дело? У неё все козыри, неопровержимые доказательства, с чего вы вообще вздумали её травить?
– Позволю вам напомнить, что наш журнал называется «Жёлтый сплетник»…
Борис Михайлович грохнул кулаком по столу.
– Одно дело просто раздувать сплетни вокруг звёзд, подогревая тем самым к этим звёздам интерес, а совсем другое – устраивать травлю и поливать дерьмищем! Разницу сечёшь или нет?
– Но мы… Этой рубрикой занималась Елизавета Гречкина, я ей полностью доверял и был уверен, что информация по Ангелине Матюхиной проверенная.
– Знаю я, как ты этой Елизавете «доверяешь», навёл справки. А рубрика ваша – отдельная песня. Кому вообще пришла в голову такая идиотская идея – «Конкуренты налажали»? Что за бред? Я зашёл на сайт – там сплошные ругательные отзывы.
– Это всё происки Тамары Гавринской, – брякнул и сам понял, насколько глупо и неуместно прозвучало.
– Та-ак, – Борис Михайлович медленно опустился в кресло за столом, – А о Тамаре Гавринской мы сейчас поговорим отдельно.
* * *
Близнецы вернулись.
Грегори ворвался в запылённую квартиру, которую так и не привык называть новым домом, и столкнулся нос к носу с неуловимыми мстителями.
– Ты чего носишься? – сощурились они.
– А я это… Спортом занимаюсь! – Грегори принялся бежать на месте. – Полезно, знаете ли.
– Ха. Курильщик. И спортом. Нечего тут по квартире носиться!
– Именно потому я и ношусь по межсознанию. Сейчас ещё кружок сделаю и вернусь, – Грегори ослепительно улыбнулся близнецам, оббежал вокруг своей оси, незаметно приблизился к означенному левому тёмному углу и бросил туда свёрнутый в трубочку листок с алгоритмом.
После чего шумно вдохнул-выдохнул и рванул к двери.
Оставалось надеяться, что ГереЖалко внял его совету и ушёл в правильное укрытие, а ещё – что он сообразит поднять бумажку раньше близнецов. И вообще, поймёт, что её нужно поднять. И…
Грегори оборвал поток мыслей. Без паники. Он справится. Не первая переделка и – видит Великое Сознание – не последнее.
Перед жилищем Реджины Элиз он остановился и отдышался. Вытер пот со лба, поправил шляпу и перекошенные усы. И с видом светского гостя вошёл внутрь.
Реджина сидела за туалетным столиком перед зеркалом и красила ногти на нижней руколапе. Корона всё также красовалась на голове.
– Уважаемая, я вот тут подумал: а вам головной убор не жмёт?
– Хамите, парниша, – бросила Реджина, не отрываясь от маникюра.
– Нет, правда. Кажется мне, из-за вашего избыточного величия у моего владетеля проблемы начались. Что если мы корону снимем хотя бы ненадолго?
Он шагнул к туалетному столику.
Тараканиха с визгом вскочила, опрокинув баночку с лаком.
– Пошёл вон отсюда, хам!
– Дежавю, однако – ухмыльнулся Грегори и потянулся к короне всеми руколапами, Реджина Элиз впечаталась спиной в зеркало. – А если не уйду? Что ты сделаешь? Близнецов позовешь? Так они и прибегут, ха-ха!
– А вот и позову. Не приближайся! А вот и прибегут. А-а-а-а! На помощь! Ко мне! Ко мне, мои мстители!
Щелчок раздался почти мгновенно, но Грегори всё же успел отскочить к выходу и сунуть руколапу в кисет с табаком. Близнецы материализовались в обход двери, посреди комнаты, и встали между Грегори и Реджиной.
– Он на корону посягнул! – возвестила та. – И гадостей наговорил. Он неблагополучный, диверсант какой-то.
– Я подозревал, – ощерился один близнец. – Я чуял, что он – не наш.
– Давно пора было по душам поговорить, – проговорил второй.
И оба шагнули к Грегори.
Он подождал, пока приблизятся достаточно, и швырнул им в лица горсть табака. А сам бросился за порог с отчаянным криком: «Действуй!»
Оставалось надеяться, что его услышали.
* * *
Борис Михайлович откинулся на спинку кресла, Герасиму сесть не предложил. Плохой признак. Впрочем, откуда же взяться хорошему?
– Тамара Гавринская, – вкрадчиво заговорил главный человек издательского дома, – человек уважаемый, с репутацией профессионала своего дела. И я ни разу не видел, чтобы она написала что-либо непристойное о нашем журнале или о тебе. И не слышал ничего подобного на неформальных встречах.
– Я… Она… – Герасим вспотел под рубашкой.
– Закрой рот, – сказал Борис Михайлович. – Будь на твоём месте кто-то другой, летел бы уже прочь без выходного пособия и с соответствующей записью в трудовой книжке. А тебе я даю шанс объясниться. Что за цирк вы устроили? С чего взялись преследовать журнал «Под микроскопом»?
– Мы… Я…
Странно, все объяснения, которые им с Лизой казались такими логичными и всё оправдывающими, сейчас выглядели до ужаса нелепыми.
Борис Михайлович привстал в кресле и подался вперёд.
– Да как ты вообще посмел использовать рабочую площадку для сведения личных счётов? Я изучил эту вашу, так называемую рубрику. Скажите спасибо, что сама Гавринская нам иск не вкатала.
– Позвольте, но рубрика существует уже полгода, вы раньше вроде бы не возражали…
– Щенок. В нашем холдинге тридцать два издания, по-твоему, я должен только и делать, что изучать их все? Я тебе доверял, как родному, а ты… Как ты мог опуститься до такого? – с необычайной ловкостью Борис Михайлович извлёк из-под стопки бумаг журнал полугодичной давности.
Тот самый, с первой рубрикой «Конкуренты налажали». В ней они с Лизой проехались по всему журналу обидчицы. После чего помянули маму Гавринской, обозвав её спившейся торговкой, сделали громкий вывод, что «Тамаре, как потомственной торгашке, в журналистике вообще не место», и украсили статью коллажем: перекошенное лицо Гавринской прилепили к телу гориллы, приматка стоит возле унитаза, а вместо туалетной бумаги висит свежий выпуск «Под микроскопом».
Как они с Лизой тогда смеялись.
Теперь стало не до смеха.
Помнится, он тогда ждал возмущённого звонка Тамары. Ждал криков и угроз. И больше всего боялся даже не того, что Тамара предъявит претензии издательству – волновался, что Гавринская опубликует его неприглядные фото. И вывалит на свет божий какой-нибудь компромат на него. Но сейчас вдруг чётко осознал: Тамара на такое просто не способна. Она бы до подобного никогда не опустилась.
В отличие от…
– Я… виноват… – выдавил он, наконец.
– Да неужели? – поднял брови Борис Михайлович. – Значит так. В
