Артур Кларк - Город и звезды

И вот они решили потратить несколько частиц Вечности на Землю и ее народы. И пришли через окно, пробитое ими в небе. Искры небесной кузницы посыпались на Землю. Поток становился все гуще и гуще, пока не превратился в целый водопад огня, растекающийся по земле лужами жидкого света. И в ушах Элвина, словно благословение, зазвучали слова — впрочем, уже не нужные: «Великие пришли!»

Огонь коснулся его, не обжигая. Он охватил все вокруг, заполняя огромную чашу Шалмираны золотым сиянием. Глядя в восторге на открывшееся ему зрелище, Элвин понял, что это не сплошной поток света, что он имеет форму и строение. Свет начал распадаться на отдельные образы, собираться в огненные вихри. Вихри эти все более и более стремительно вращались вокруг своей оси, центры их приподнялись, образуя колонны, внутри которых Элвин смог заметить загадочные, мимолетные фигуры. От этих сияющих идолов исходил слабый музыкальный напев, бесконечно далекий и завораживающе нежный.

«Великие пришли!»

И на этот раз последовал ответ. Услышав слова: «Слуги Учителя приветствуют вас. Мы ждали вашего прихода», Элвин понял, что барьеры рухнули. И в тот же миг Шалмирана и необычайные пришельцы исчезли, и он вновь стоял в глубинах Диаспара перед Центральным Компьютером.

Все это было иллюзией, не более реальной, чем фантастический мир саг, в котором он провел так много часов своей юности. Но как она была создана, откуда возникли увиденные им удивительные образы?

— Эта задача была не из обычных, — сказал тихий голос Центрального Компьютера. — Я знал, что робот должен хранить в своем сознании визуальное представление о Великих. Важно было убедить робота, что восприятия его органов чувств совпадают с этим образом; остальное не составляло большого труда.

— Как же тебе это удалось?

— В основном путем расспросов о том, на что именно похожи Великие, и перехвата при этом образа, формировавшегося в мыслях робота. Образ был очень неполон, и мне пришлось немало импровизировать. Раз или два созданная мной картина сильно разошлась с представлениями робота. Но когда такое случалось, я чувствовал растущее замешательство робота и подправлял изображение прежде, чем он начинал что-либо подозревать.

Сравни: я мог пользоваться сотнями схем, в то время как робот — лишь одной; и мог с неуловимой для него скоростью подменять одно изображение другим. Это было похоже на фокус: я был в состоянии перегрузить сенсорные контуры робота и одновременно подавить его способность к критической оценке ситуации. Ты увидел лишь итоговое, исправленное изображение, наиболее полно соответствующее откровениям Учителя. Оно оказалось грубоватым, но подошло. Робот был убежден в его подлинности достаточно долго, чтобы снять блокировку, и в этот миг я смог установить полный контакт с его сознанием. Он больше не безумен; он ответит на любые вопросы.

Элвин все еще был в ошеломлении; отсвет этого мнимого апокалипсиса горел в его сознании, и он не старался как следует вникнуть в объяснения Центрального Компьютера. Но чудо все равно свершилось, и двери познания распахнулись для Элвина. Потом он вспомнил предупреждение Центрального Компьютера и беспокойно спросил:

— А как насчет моральных препятствий, стоявших перед тобой при преодолении приказов Учителя?

— Я установил, почему именно они были наложены. Когда ты подробно изучишь его жизнь — а теперь у тебя есть возможность это сделать — ты увидишь, что он изображал из себя чудотворца. Ученики верили ему, и это добавляло Учителю могущества. Но, конечно, все эти чудеса имели простое объяснение — если они вообще не выдумка. Меня удивляет, что вроде бы разумные люди позволяли обманывать себя подобным образом.

— Так что же, Учитель был обманщиком?

— Нет; все не так просто. Если б он был просто мошенником, то никогда не добился бы такого успеха, и его учение не продержалось бы так долго. Он был неплохим человеком, и многое из того, чему он учил, было истинно и справедливо. Приближаясь к своему концу, он и сам уверовал в собственные чудеса; но в то же время он знал, что существует один свидетель, который может их опровергнуть. Робот был посвящен во все его секреты; он был его глашатаем, коллегой, и все же сохранялась опасность, что в результате достаточно подробного допроса он мог бы разрушить основы могущества Учителя. Поэтому Учитель приказал роботу не раскрывать своих воспоминаний до наступления последнего дня Вселенной, когда появятся Великие. Трудно поверить, что в одном человеке обольщение и искренность могут уживаться подобным образом, но в данном случае это было именно так.

Интересно, подумал Элвин, а что робот чувствовал после избавления от древнего обета? Он, без сомнения, являлся достаточно сложной машиной, и вполне мог испытывать такое чувство, как негодование. Он мог быть в обиде как на Учителя, поработившего его, так и на Элвина и Центральный Компьютер, обманом вернувших его в здравое состояние.

Зона молчания была снята: нужда в секретности отпала. Момент, которого ждал Элвин, наступил. Он повернулся к роботу и задал ему вопрос, преследовавший его с того времени, когда он услышал сагу об Учителе.

И робот ответил.

Джезерак и служители терпеливо ожидали возвращения Элвина. Наверху, при входе в коридор, он оглянулся на подземелье. Иллюзия стала еще более явственной. Внизу лежал мертвый город из странных белых зданий, залитый яростным светом, не предназначавшимся для человеческих глаз. Да, этот город мог считаться мертвым, ибо никогда и не жил — но в нем трепетала энергия более могущественная, чем та, что движет органической материей. Пока стоит мир, эти безмолвные машины вечно пребудут здесь, никогда не отклоняясь своим искусственным разумом от мыслей, давным-давно вложенными в них гениальными умами.

Хотя Джезерак и задавал Элвину кое-какие вопросы по пути в Зал Совета, он ничего не узнал о беседе с Центральным Компьютером. Причина заключалась не в особой осторожности со стороны Элвина, а в том, что он был все еще под впечатлением увиденного и слишком опьянен успехом, чтобы поддержать вразумительный разговор. Джезерак должен был собрать остатки терпения и надеяться, что Элвин вскоре выйдет из этой эйфории. Улицы Диаспара купались в свете, который после сияния машинного города казался бледным и тусклым. Элвин едва замечал окружающее; он пренебрегал как знакомой красотой проплывавших мимо огромных башен, так и любопытными взорами сограждан. Странно, думал он, как все, случившееся с ним до сих пор, вело к этому мигу. Со времени встречи с Хедроном события словно автоматически направляли его к предопределенной цели. Мониторы, Лис, Шалмирана — на любой стадии он мог отвернуться, ничего не увидев — но что-то влекло его вперед. Был ли он сам творцом своей судьбы, или Рок особенно возлюбил его? Может быть, все дело заключалось лишь в вероятности, в работе законов случайности? Любой мог отыскать пройденную им тропу, и в прежние века другие люди бессчетное число раз могли зайти по ней почти так же далеко. Эти прежние Уникумы, к примеру — что с ними произошло? Возможно, ему просто первому повезло.

Во время обратного пути по улицам города Элвин устанавливал все более и более тесную связь с машиной, освобожденной им от вечного рабства. Она всегда была в состоянии воспринимать его мысли, но раньше он никогда не знал, подчинится ли она его приказам. Теперь эта неопределенность исчезла: он мог говорить с ней, как с человеком. Сейчас, в присутствии посторонних, он предложил ей не использовать устную речь, а вместо этого направлять ему простые, понятные мысленные изображения. Иногда он негодовал на то обстоятельство, что роботы могут свободно общаться между собой на телепатическом уровне, а человек — если он не житель Лиса — нет. Еще одна способность, которую Диаспар потерял или намеренно отбросил.

Этот безмолвный и несколько одностороний разговор продолжался во время ожидания в вестибюле Зала Совета.

Невозможно было удержаться от сравнения нынешней ситуации с тем, что произошло в Лисе, когда Серанис и ее коллеги пытались подчинить Элвина своей воле. Он надеялся, что нужды в новом конфликте не возникнет, да и подготовлен он был теперь куда лучше.

Взглянув на лица членов Совета, Элвин мгновенно понял, какое именно решение они приняли. Он не был ни особенно удивлен, ни разочарован. Слушая Президента, подводящего итоги, он — возможно, вопреки ожиданиям Советников — не выказал никаких чувств.

— Элвин, — начал Президент, — мы весьма тщательно рассмотрели положение, вызванное твоими открытиями, и пришли к следующему единодушному решению. Поскольку никто не желает перемен в нашем образе жизни, и поскольку лишь раз во много миллионов лет рождается кто-либо, способный покинуть Диаспар даже при наличии соответствующих средств, туннельная система, ведущая в Лис, не нужна. В то же время она представляет опасность. Поэтому вход в помещение движущихся дорог замурован. Более того, поскольку не исключена возможность, что существуют и другие способы покинуть город, поиск таковых будет произведен с помощью мониторов памяти. Этот поиск уже начался. Мы также рассмотрели вопрос о том, какие действия должны быть предприняты в отношении тебя. Учитывая твою молодость, а также необычные обстоятельства твоего происхождения, следует признать, что ты не можешь быть осужден за свои поступки. В сущности, выявив потенциальную опасность для нашего образа жизни, ты оказал услугу городу, и мы выражаем тебе благодарность за это.